Насилие истиной

ГЛАВА 22

Мелентьев сел в машину и позвонил Гарри Бахареву.

— Встретиться? — удивился тот. — Ах, расследование? Еще не закончилось? То есть… Простите, сегодня занят… Впрочем, и завтра, и послезавтра… А чем, собственно, я могу быть вам полезен? Ну да, конечно! — сам себе объяснил Бахарев. — Ладно, приезжайте…

— Когда?

— Да хоть через полчаса.

— Договорились!

В театре полным ходом шел ремонт.

— Игорь Петрович сейчас временно в кабинете Петра Арсентьевича, — пояснил охранник детективу. — Второй этаж, налево.

Кирилл не мог не отметить размах ремонта.

«Не иначе как на пожертвования швейцарской вдовы…»

— Разрешите, — заглянул Мелентьев в кабинет.

— Здравствуйте, проходите! — произнес Бахарев и указал Мелентьеву на кресло возле стола.

Но детектив не сразу воспользовался приглашением Игоря Петровича. Он с любопытством и благоговением оглядывал стены, увешанные портретами и фотографиями с автографами.

— Какие имена! Неужели все они были в этом кабинете?

— Были! — подтвердил Бахарев. — Это кабинет моего отца. Я здесь временно, из-за ремонта.

— Как здоровье Петра Арсентьевича? — поинтересовался Мелентьев.

— Спасибо! Теперь можно сказать, что хорошо. Признаюсь, мы с Лерой думали, что он не выберется.

— Да, Жаклин.„— но детектив не успел закончить начатую фразу, Гарри Бахарев резко перебил его.

— Думайте обо мне что хотите, хоть подозревайте в убийстве, но мне наплевать, кто ее пристрелил. Нет! Вру! Не наплевать, а руку пожать хочется!

— Вас это удивит, но я понимаю ваши чувства. Однако все равно необходимо установить истину.

— То есть изобличить убийцу, хотите сказать вы. Так вот, для меня — кто бы он ни был — благородный разбойник, а не убийца! — горячо говорил Бахарев.

Мелентьев не возражал.

— Ну, конечно… — голос режиссера сник, — нельзя безнаказанно убивать людей, кем бы они ни были. Простите, не сдержался. Эмоции! — он снял очки и спросил: — Чем же я могу вам помочь?

Кирилл понял, что нужно как-то разрядить обстановку и обратил внимание на фотографию на столе:

— Очень люблю слушать Моцарта в исполнении оркестра под управлением Гирта Пундуса, — указал он на снимок, на котором Петр Бахарев одной рукой обнимал Гарри, а другой — Гирта Пундуса. — Удивительный музыкант!

— Да! — отозвался Гарри. — Талант у него от отца. Отец ведь в молодости великолепно играл на скрипке, но предпочел театр. Мы с Гиртом как бы две грани его таланта…

Изумление отобразилось на лице детектива.

— Простите, Гирт Пундус — сын Петра Арсентьевича? Не знал!

— Это все женская ненависть. Мать Гирта была второй женой моего отца. Ну и когда Петр Арсентьевич с ней расстался, она так вознегодовала, что изменила фамилию Гирта — Бахарев на свою девичью, Пундус. Она — латышка. Но отец всегда относился к Гирту с вниманием. И он тоже очень любит отца. Когда Гирт получал паспорт то, чтобы примирить родителей, сделал себе двойную фамилию: Пундус-Бахарев. Но так называют его редко. Обычно пользуются только первой половиной, — улыбнулся Гарри.

— Да-а-а… — потянул паузу детектив, но вынужден был снова испортить настроение Бахареву. — Игорь Петрович, мне необходимо узнать, где вы были в ночь убийства Рахманиной.

— Понимаю! Когда я узнал, что Жаклин убили, то до мельчайших подробностей припомнил тот день. Знал, что милиция меня не обойдет. Но, к сожалению, как говорится, стопроцентного алиби у меня нет. Хотя я и был не один. В тот день я пробыл в театре приблизительно до десяти часов вечера. Вышел. Сел в машину. Приехал домой. Леры еще не было. Ужин мне подала Валентина Сергеевна, наша домработница. Проглядел кое-какие бумаги, посмотрел телевизор. Лег спать. Проснулся, когда вернулась Лера. Было около двух ночи.

— Понятно! — сделал пометки в блокноте детектив. — Может, у вас есть предположения, кто мог убить Рахманину?

— Не скрою, я думал об этом и могу сказать только, что убийца — явно не из нашего круга. Дело в том, что Жаклин вошла в нашу семью со стороны… Отец этого опасался и, как оказалось, не напрасно. Ну так вот, она вроде бы вписалась в наше общество, но после развода вновь стала чужой. Да, она вращалась в театрально-кинематографическом мире, но не в нашем кругу! Так что, думаю, вам стоит искать убийцу из второй половины жизни Жаклин. Кто там был, не представляю. Но самый яркий — Николай Лютаев. Другие наверняка ему подобны. Я даже могу предположить шантаж. Какой-нибудь любовник Жаклин напился, стал требовать денег, она отказала, он выстрелил.

— Пистолет дорогой!

— Сейчас по случаю не то что пистолет, пушку можно купить.

— А как складывались отношения между Рахманиной и вашей женой, ведь они были подругами?

— Лера всегда доброжелательно относилась к ней, а Жаклин просто исходила ненавистью. Можно подумать, будто Лера виновна в ее увлечении Лютаевым и безумном браке с ним! Жаклин была инициатором нашего развода. Жаклин кричала журналистам, что влюблена в Лютаева. Так что Валерия здесь абсолютно не причем. Потом, когда Жаклин опомнилась, она возненавидела нас за наше счастье. Долго думала, как отомстить, и, наконец, надумала! «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!», — писал Достоевский. И ведь какая простая просьба! Но нет! Ничто так тяжело не дается, как спокойное осознание счастья других. Жаклин накопила яд, хотела выпрыснуть, да подавилась…

— А вас не смущает, что Рахманина была убита именно перед тем, как должна была передать в редакцию вторую главу о вашей жене?

— Нет, не смущает! Бывают стечения обстоятельств и похлеще.

— А что вы думаете по поводу смерти Олега Ветрова?

— Вот это настоящая и в ближайшее время невосполнимая потеря для нашего театра! Столько было планов! Но разве вы считаете, что Олега убили? — задал вопрос Бахарев и задумался. — Невозможно! Ведь это произошло на глазах у всех. Признаюсь, у меня даже тени сомнения не возникло, что это несчастный случай на съемках. К сожалению, они случаются, и довольно часто. Театр в этом отношении более безопасен.

В дверь заглянули. Бахарев кивнул:

— Иду! Простите, репетиция, — извинился он перед детективом.