Последняя инстанция

— Вызывали зачем? — спросил я. — Или военная тайна?

Мы бестолково топтались на пороге, половичок был постлан у дверей, и я с него — ни шагу, чтобы не наследить, а Тамара — в шлепанцах уже, в домашнем халатике — вышла из туалетной.

— От Мосьякова военной тайны быть не может! — осклабился Геннадий. Он именно осклабился — другого слова подобрать я не сумел бы — и, будто муху согнавши, хлопнул себя ладонью по лбу — Так мы ж как раз об этом и речь вели. За стопкой. Припоминаешь? Порезан был один чудак на нашей улице, бухарик, насмерть, а мне когда карточку показали, гляжу: личность-то где-то встречалась. Еще гляжу… — приставил Геннадий к глазам воображаемый бинокль, — ни более ни менее — тот самый, который в подъезде мне попался, девятнадцатого это было, непосредственно в восемь часов. Ну вот и вызвали меня как свидетеля, в чем, конечно, и расписываюсь. Росписей понаставил штук пять.

— И все? — мрачно спросила Тамара. — Отпустили?

Личико ее, остренькое, с подведенными глазками, то мрачнело, то прояснялось.

— Велели: беги до дому за бельишком, — рассмеялся Геннадий. — И сразу — назад.

— Я тебя умоляю! — капризно повела она плечом.

Мне, видимо, скрывать от них свое участие в этом происшествии не было резона.

— Так и меня ж вызывали, — сказал я.

— А тебя за что? — спросил Геннадий недоверчиво.

— За то, что в машину его грузил.

Мой сумрачный юмор воспринят супругами не был: их слишком поразило совпадение. На их же улице, в тот же вечер! По-видимому, и про дружину я мог бы сказать им, но они расспрашивать не стали.

— Честно? — только и воскликнул Геннадий, раскинув руки, словно бы собирался заключить меня в объятия.

А Тамара подбоченилась, расхохоталась:

— Комики! За одним столом сидели, каждый свое долдонил, а сдолдониться милиция помогла!

Что тут было смешного, не знаю, и чтобы так хохотала, за ней не замечал, а хохотала она исступленно, навзрыд, прижав кулачки к щекам, и поскакала в туалетную, открутила кран, — слышно было, как под сильным напором хлещет вода.

— С приветом… — желчно ухмыльнулся Геннадий, пошел за женой, а она, видимо, заперлась. — Слышь, Томка, — постучался он, — выходи, на стол накрывай.

Мы оба с ним свидетели, подумал я, по этому делу, но Лешка не зря подослал меня в их дом. Что-то тут не чисто. Что-то не чисто у них, и разобраться в этом суждено, видать, мне. Милиция сильна, но и я-то не лыком шит. Не нужно только казаться тут чересчур навязчивым.

Я вышел в переднюю, Тамара заперлась, не открывала, и слышно было, как хлещет и хлещет вода.

От выпивки я отказался наотрез: мне завтра утречком брать интервью в аэропорту — делегация из ГДР. Да и Геннадий не особенно настаивал: жена разозлила его; я уже был на лестничной площадке, а он все барабанил кулаками в дверь.