Буревестник

6.1

Без особых проблем они выехали за город, где Сеня втопил с максимальной разрешённой скоростью. Ксения же принялась рассказывать, в чём был весь сыр-бор:

— Я стараюсь два раза в день, утром и вечером, приходить к Леониду Венедиктовичу. Он, конечно, более-менее восстановился физически, но ментально — пока рано о чём-либо говорить. Я — не полноценный врач, но могу исключить инсульт, а это уже хорошо. В общем, вчера вечером я в очередной раз попыталась пообщаться с ним, он сначала бурчал себе что-то под нос, а потом как будто ненадолго прозрел: взгляд стал сфокусированным, руки трястись перестали. И начал спрашивать «что с мамой?» и «где склянки?» «Фиалы?» — уточнила я. Он закивал, да, мол, они самые. «Вы их не взяли с собой?» — говорю я. «Убрал. Подальше», — он заговорил тихо, видимо, чтобы никто не подслушивал. «Куда? — спрашиваю. — Дома спрятали?» Он опять закивал: «В доме! Сервант!» Я сначала подумала, что он так про свой дом, и это бы объясняло разруху, которую мы там встретили. Поэтому позже я пошла к нему домой…

— Рискованно, — заметил Валера.

— Возможно, — с сомнением ответила Ксения. — Там остались бумажные «печати» на дверях, пришлось осторожно их отклеить. В общем, я прошерстила почти всю квартиру (в ней ничего не поменялось с нашего посещения), но ничего не нашла. А какой ещё «дом» имелся в виду? Я подумала, что он имел в виду работу. Но лабораторию-то по камешкам разобрали на несколько раз — Лебенслихт отсекается. Леонид Венедиктович где-то параллельно работал, это точно. Но где? Я набрала Марса. Валера, помнишь же Марселя?

— Сникерс из ваших?! — воскликнул Арсений. — У вас пол медицинского университета в Лебенслихт?!

— Нет, только некоторые…

Сеня полминуты сопел, а затем пробубнил:

— Сникерс — мутный тип, я бы ему не доверял…

— Сеня, прекращай про него так говорить! Это потому, что он чёрный?!

— Не «чёрный», а «афро-француз». У нас, прям, «экспресс нетолерантности»…

Девушка скривила лицо и продолжила:

— Марс мне подсказал, что профессор работал в «Центре паллиативной помощи». Я даже до кучи набрала Стаса, но тот послал меня вместе с профессором, ему пофиг на то, где он сейчас находится. Я думала, что мы будем действовать втроём, бандой лаборантов, но пока не выходит… Короче, Валера, мы едем в «Центр паллиативной помощи».

— Что за центр такой? — спросил Валера.

— Там оказывается помощь неизлечимо больным пациентам.

— На месте Лебенслихт я бы туда заглянул — мало ли, вдруг ваш профессор там шифруется, — сказал Сеня.

— Посмотрим, — задумчиво произнесла Ксения и на какое-то время замолчала.

Валера наслаждался загородными видами: осенняя пора раскрасила мир в жёлто-красные цвета, разбавив обыденную серость. Люди копошились в огородах, проносившихся мимо, пытаясь выжать максимум из последних тёплых дней.

— Сеня, Марс мне ещё кое-что рассказал, — вкрадчиво сказала Ксения.

— И что же?

— Он давно не видел тебя на занятиях…

Сеня фыркнул.

— Раз ты не замечала, то, значит, сама не ходила.

— У меня была причина! А ты? У тебя что-то случилось?

— Разве это важно? — безразлично произнёс парень.

— Но ты же пообещал…

— Я обещал девушке, в которую был влюблён! — сквозь зубы ответил Сеня, не отрывая глаз от дороги. — А предательницам, которые вертят всеми — как хотят, как котят — я ничего не обещаю!

Ксения опустила голову и просидела так следующий час. Один раз она отвлеклась на телефонный звонок.

— Алло! Здравствуйте, Герман. Вы обнаружили профессора? Нет?.. Жаль, очень жаль. Что? Когда я появлюсь в лаборатории? Знаете, пока он, возможно, разгуливает на свободе, я как-то побаиваюсь даже выходить из дома… Хм, да, вы угадали, сейчас я не дома — просто захотелось проветриться. Ага, если что — сразу позвоню, до свидания.

Затем девушка снова понуро уткнулась в окно.

Когда проехали табличку «Центр паллиативной помощи — 1 км», Сеня заговорил:

— Кажется, ты не объяснила Валере свой план по внедрению в «Центр»…

— Ну, да, — отозвалась девушка грустным голосом. — В общем, Валера, мы с Сеней взяли студенческие билеты и представимся учащимися из Медицинского университета, кем и являемся, а ты будешь нашим «куратором», коллегой Леонида Венедиктовича, который приехал забрать кое-какие из его вещей.

«Забрать вещи… однажды это закончилось стрельбой и убийством. Так может произойти и в этот раз, если снова появятся бойцы. Но я, посматривая назад, не обнаружил за нами слежки».

— Будем импровизировать, — сказал Сеня. — Хотя мне кажется, что нужно просто ждать, когда профессор оклемается.

— Пока ждём — Штрауб придумает что-нибудь…

— Зачем лишать человека возможности лишний раз пораскинуть мозгами?

С трассы повернули на дорогу, где деревья росли совсем близко, а потом на большую парковку перед длинной железной оградой, которая тянулась по обе стороны ворот. За воротами вдалеке стояло пятиэтажное здание, напомнившее Валере санаторий Прогудина. «Интересно, как там Игорь? Я совсем забыл, что он сейчас в неволе…»

— Приехали, — возвестил Сеня, нашёл место для парковки и поставил на нём машину.

Валера скрепя сердце оставил нож в заднем кармане водительского кресла, но с поясом расставаться не захотел. Вероятность того, что в третий день подряд произойдёт нападение неизвестной банды, была маленькой, но не нулевой.

Они пошли втроём по гравийной дорожке через ворота со шлагбаумом и ступили на асфальт, протянутый до входа, который был метрах в ста впереди. Каждые несколько шагов стояли красивые деревянные скамейки, рядом обязательно урна. Несмотря на прохладный день, по территории «Центра» ходили люди: во врачебных халатах, в обычной одежде, на инвалидных колясках или с передвижными капельницами, похожими на вешалки.

«Неизлечимые, — произнёс про себя Валера, — люди, которым уже не помочь. Они живут каждый день как последний. Проснулся — хорошо! Значит, впереди новые впечатления, новые эмоции. Иногда и здоровым не помешало бы так думать».

У входа в здание остановились. Ксения повернулась к Сене и Валере.

— Я зайду внутрь, разведаю ситуацию. Подождите здесь, — сказала она и удалилась.

Под чириканье птиц и завывание осеннего ветра, поёживаясь, Сеня и Валера стояли на улице.

— Что-то я немного перегорел и не в восторге от этой идеи, — с сомнением произнёс парень.

— Чем не то же самое, когда носились с Культом, — заметил Валера. — Наблюдение, поездки за город и так далее.

— Ну, да… но тогда мы пытались понять, что и почему делает Культ, а теперь мы… да не понятно, что именно знаем: Лебенслихт, профессор, фиалы с архом, будь он неладен.

Сеня вдруг нахмурился и внимательно посмотрел на фасад «Центра».

— Никто не знает, что такое арх, как его получить и для чего нужен. Но если Рубинштейн это понял… то явно не сразу. Этому наверняка предшествовали рассуждения, исследования и эксперименты. Валерус, мне кажется, что тут попахивает нарушением врачебной этики.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь у профессора был доступ к людям, которые уже не жильцы и которых почти наверняка никто не хватится. Целая поляна, чтобы развернуться.

— Думаешь, он испытывал арх на здешних пациентах?

— Не удивлюсь! О, идёт ученица Франкенштейна. Короче, надо держать ухо востро. Посматривай по сторонам и подмечай детали, окей? Я тоже постараюсь.

Из здания вышла Ксения в сопровождении белокурой женщины-врача, которая излучала дружелюбие.

— Это Марина Фёдоровна, — представила девушка свою спутницу, — она работала вместе с Леонидом Венедиктовичем.

— Здравствуйте! Кто здесь Арсений, а кто Валерий?

— Звучит как названия химических элементов, — хохотнув, сказал парень. — Я — Арсений. Можно просто Сеня.

— А я — просто Валера.

— Ну-ну. — Женщина махнула рукой. — Простите, но так фамильярничать я не могу! Итак, пройдёмте со мной.

Они поднялись по крыльцу и зашли в здание. В фойе играла приятная музыка, мягкий белый свет растекался по коридорам, на стенах тут и там были нарисованы диковинные растения. Женщина повела их по этажу.

— Не очень понимаю, с чем связано внимание к профессору, — говорила она, — до этого его работой в «Центре» уже интересовались, но, сказать по правде, вся его деятельность — волонтёрская. Официально он у нас не устроен, зарплату не получает.

— У него есть основная работа, возможно, оттуда, — предположила Ксения.

— Возможно. Но те люди устроили натуральный обыск.

— Объяснили, что искали?

— Нет. А Леониду Венедиктовичу было что скрывать?

— Этого мы не знаем. Нам-то хочется забрать учебные материалы, которые он хотел отдать…

— Не знала, что он ещё и преподаёт! Ваш коллега, да? — обратилась Марина Фёдоровна к Валере.

— Основной преподаватель заболел, ему поручили замещать, — пояснила Ксения. — А тут он внезапно уехал.

— Надолго? — спросила женщина.

— Неизвестно, — вступил в разговор Арсений, — но рано или поздно будет сессия, а гистология сама себя не сдаст.

— Ага, — поддержала Ксения. — Он сказал, что, возможно, оставил материалы в «Центре» в одну из поездок.

— Будем надеяться, что так и есть. Вот, кстати, и его кабинет.

Женщина открыла дверь, и перед ними предстала обычная комната со столом, небольшим диванчиком и несколькими стеллажами, где стояли учебники по медицине вперемешку с художественной литературой.

— Ну, что, где-то тут нужные нам документы, — с деланным энтузиазмом сказала Ксения.

— О, да, — вторил ей Сеня, задумчиво оглядывая фронт поисков.

— Тогда я, наверное, могу вас оставить, а пока прогуляться с коллегой, — дружелюбно сказала Марина Фёдоровна и повела Валеру в коридор. Тот, бросив последний взгляд на молодёжь, увидел, как Сеня показал большой палец.

В этой части здания не было людей, стояла тишина, а каждый шаг эхо подбрасывало в воздух и кидало в стены и окна.

— Ваши студенты очень приятные на вид, — заметила женщина. — Мне даже показалось, что они не просто одногрупники.

— Они раньше были вместе, но… обстоятельства сложились так, что пришлось разойтись, — медленно произнёс Валера, тщательно подбирая слова, потому что сложно описывать хитросплетения чужих жизней.

— Дружба — лучший итог расставания.

— Наверное…

Они подошли к широкой стеклянной двери, которая вела в другое крыло здания. В нём ходили медсёстры и периодически показывались пациенты. Валера поспешил перевести разговор с неудобной темы.

— А там что такое?

Женщина посмотрела в сторону крыла.

— Там наше другое здание — Хоспис. Хм. Скажите, Валерий, а как хорошо вы знаете Леонида Венедиктовича?

— У нас не было личного общения, — уклончиво ответил Валера. — А про «Центр» я услышал только сегодня.

— Хм. — Похоже, женщина взвешивала за и против того, чтобы сообщить информацию. Затем заговорила вполголоса, будто не желая, чтобы их подслушали: — Леонид Венедиктович в первый раз появился здесь шесть лет назад, когда привёз свою бабушку. О, Антонину Рудольфовну Хенкель-Фетрову помнят все старожилы. Родившаяся до Революции, она являла собой образец аристократизма: гордый взгляд, прямая спина и манеры, которые современным обществом давно позабыты. Рак не смотрит, богач ты или бедняк, поэтому болезнь поразила её на старости лет. Она, как я поняла, долго никому не признавалась (и не признавала сама), что больна, поэтому сюда её привезли доживать последние недели. Кто-то с тех пор считает её образцом человечности, а кто-то до сих пор ненавидит, прошу прощения за цитату, «эту старую грымзу». Через три года Леонид Венедиктович снова появился в наших стенах, но уже с матерью. Госпожа Рубинштейн не унаследовала грозный нрав Антонины Рудольфовны, поэтому её угасание прошло незаметно ото всех. И, наконец, год назад профессор привёз свою сестру, Агриппину. От бабушки ей досталась только скверная часть нрава, за месяц нахождения тут она успела попить нашей крови. Так три поколения семьи Леонида Венедиктовича угасли в местных стенах, а он договорился о том, чтобы начать свою волонтёрскую деятельность.