Сквозь огонь, или Дотянись до счастья

Вечером я выползла наружу, повторив все маневры по сохранению секретности. Но вот когда я получила деньги и возвращалась, то мне показалось, что около Маринкиного дома мелькнула знакомая физиономия «гориллы».

Я остановилась, замерев от ужаса, и начала приглядываться. Но все вроде бы было чисто, и я бегом устремилась дальше. С выскакивающим наружу сердцем, обмирая и чуть дыша, я гнала по улице к ближайшему нормальному магазину. А уже потом, закупив продукты, ополоумевшим зайцем, не чуя ног, пронеслась обратно, даже почти не прячась, так страшно мне было, и снова заперлась в четырех стенах.

Мне казалось теперь, что я не в тюрьме, а в неприступной крепости, и если я не буду включать свет или подавать признаки жизни, то беда обойдет стороной, сгинет, рассеется. Маньяк, который помешан на моем теле, отстанет, отступится, прекратит поиски и найдет другую жертву. Я уговаривала этим себя, надеялась, жила этой идеей. Это, если хотите, стало моей религией и якорем существования.

Но все хорошее когда-то заканчивается, закончились и мои продукты. И опять я, опасаясь попасться в руки человекообразного хищника, дня три проголодала, пока не поняла, что дальше уже не смогу, потому как в святые комплекцией не вышла. Позвоночник присох животу (или живот к позвоночнику?), я похудела килограммов на пять, а то и на целых семь, и уже скорее напоминала не стройную девушку, а ходячее анатомическое пособие.

Так что хочешь - не хочешь, а я была вынуждена опять отправиться пополнять свои скудные запасы. Выхода, как ни крути, не было.

Но все равно было безумно страшно. У меня при мысли выйти на улицу тряслись руки, подгибались ноги и вылетало сердце из груди. Я шла туда, обливаясь холодным потом, и с таким чувством, будто меня сейчас начнут хоронить. Нет, не просто хоронить - кремировать! Заживо!

Будь у меня малейшая надежда, призрачный шанс, что мне принесут хоть килограмм сухих галет - клянусь, я бы продержалась! Если надо - то и неделю. И даже две! Лучше голодная свобода, чем сытое рабство и бесконечный ужас. Но ее, этой проклятой надежды, не было. Я никому не нужна. Никого не осталось в этом мире, кто дал бы мне надежду или защиту. Кроме мамы разве... но ей лучше не знать.

Я даже пробовала жевать несчастные вазоны, как коза. Но с вегетарианством подобного рода как-то не срослось. Я обшарила везде, где только можно, подчистила даже рассыпанные в шкафу одинокие макаронины. А потом решилась: иду!

Спустилась по заплеванной лестнице, миновала темный тамбур и осторожно открыла входную дверь. Внезапно какая-то сила дернула меня за предплечье вправо. С меня сорвали бейсболку, рассыпая по плечам волосы.

В каком-то мертвенном, самоубийственном оцепенении подняла я глаза и встретилась с насмешливым зеленым взглядом Зверя. Появилось чувство, будто со всей силы ударили ножом в грудь. Перед моим взглядом все поплыло, земля ушла из-под ног. Глаза набухли непрошенными слезами.

Все. Жизнь кончилась. Мартышка и удав.

- Вот мы и встретились, котенок, - довольно заявил Зверь, сжимая свою хватку на руке еще сильнее.

Почему-то мне сильно хотелось его поправить, что в этом случае меня скорее нужно называть мышонком. Но губы не слушались. Слезы в глазах перегорели, их выжгло. Меня лишили жизни, лишили надежды, всего. Ничего не осталось. Это неправда, что надежда умирает последней. Она умирает в неволе.

- Далеко убежала? - блеснул он белоснежными зубами (чтоб их кариес денно и нощно ел!) и потащил меня к машине.

Словно взорвался ядовитый фейерверк! У меня перед глазами запрыгали изумрудно-зеленые искры. Я не стала биться в истерике, рыдать и умолять. Смысл?

Абсолютно бесполезно. Пробудить в малейшей доле совесть в ЭТОМ? Да проще растопить камень и сделать из зимы лето, а из лета весну! Легче вынудить покаяться закоренелого маньяка-убийцу или интернатников-сирот заставить вызубрить наизусть китайский со всеми иероглифами.

Я просто позволила выйти наружу своей ненависти. Она заполонила меня, извиваясь, шипела на тысячу голосов, ядовитой гадиной выглянула из моих глаз. Я тоже выкручивалась из его рук и шипела, повторяя только одно:

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Зверь развернулся ко мне и застыл. Он стоял и не мог оторваться от моих глаз, из которых рвалась наружу НЕНАВИСТЬ. Думаю, в такой ярости насильник меня еще не видел. Если бы чувства могли убивать, он бы тотчас умер. Его бы просто по ветру развеяло.

Но увы. Эту мерзость ничто не берет. Жаль, что я не ведьма. Иначе от тех проклятий, которые я насылала на него в воспаленном мозгу, Зверь бы сгорел, превратился в ничто, в пепел. Я бы аннигилировала не только его тело - самую суть, душу! Уничтожила бы его бесследно, чтобы ничего не напоминало о нем на этой планете!

Потом он опомнился, схватил меня в охапку, запихнул на заднее сиденье и сел сам. Всю дорогу до моей «тюрьмы» он тесно обнимал меня, зарывшись лицом в мои локоны и все гладил по волосам, как девочка любимую куклу со словами:

Это ты! Это ты. Наконец...

А меня трясло и выгибало от чувства, овладевшего мной полностью. Я отпихивалась от него, по-моему, всем телом, стараясь удержать дистанцию, вырваться, глотнуть свободы хоть еще чуть-чуть, хоть самую капельку.

Город проплывал за окнами облезлыми девятиэтажками и нахальными кирпично-красными хрущевками, Он убегал ровными, как стрела, проспектами. Зло щерился мутными стеклами приукрашенных двух-трехэтажных дореволюционных особняков и хромал колдобинами асфальта, словно престарелая молодящаяся кокотка на высоких каблуках. Показывал бесконечное цветное шоу: городской быт средней полосы России... Но этого я почти не видела, все проскакивало как-то быстро, фрагментарно. Реальность по ту сторону черной машины казалась мне ускоренной видеозаписью.

- Не брыкайся, - прижал Зверь мне к себе еще крепче, как будто был не в силах отпустить. Как будто я была его якорем в бушующем море. Он держал меня и держался за меня. - Не причиняй себе лишней боли.

Я лишь шипела в ответ. Все слова и чувства выжгла ненависть. Она сочилась из всех пор моего тела, душила, захлестывала и... заставляла бороться. Именно из-за нее я не сделала глупости и не попыталась выскочить на ходу из машины. Думаю, у меня вряд ли получилось, но кто знает? Сумасшедшие они удачливые в поисках смерти.

- Прекрати, - сжимались вокруг меня стальные руки, выдавливая свободу, заключая в клетку. И поцелуи. Еле ощутимые. Касание виска, волос, лба. Клейма владения. - Не надо.

Ему пришлось практически выцарапывать меня из машины и нести на руках наверх. Это было нелегко, я была полностью невменяема. Думаю, в самый раз созрела для ближайшего госпиталя. Я была цельным комком чистой, первозданной ненависти. Но что бы он ни делал, я выворачивалась, царапалась и яростно сопротивлялась - молча. Потому что я опять замолчала. Не могла с ним разговаривать.

Зверь с трудом втащил меня в комнату, скинул на кровать и ушел со словами:

- Мы поговорим, когда успокоишься.

Успокоишься?! Успокоишься?!!

Он, наверное, так изысканно издевается. Покой мне только снится, и уж никак не в этом доме оживших кошмаров. Подонок! Мерзавец! Красивый урод! Гамадрил

недоношенный! Плевок гориллы!

- Я никогда не успокоюсь! - прошипела я в ответ в спину. Как выстрелила. И тут на меня накатила такая волна спокойствия... Я поняла, как могу сражаться с ним на равных. Совершенно необязательно уподобляться буйнопомешанной. Нет, мое оружие - игнорирование и безразличие.

Зверь замер на секунду в дверях. Дрогнули широкие плечи под дорогой замшевой курткой. Но не обернулся. Боялся, что ли, встретиться лицом к лицу с моей ненавистью? Правильно боялся.

Я окинула взглядом осточертевшую комнату и направилась к широкому подоконнику. Где и уселась, медитативно глядя сквозь зарешеченное стекло на мелко накрапывающий дождь. Если положить под спину подушку-думку, буду вообще как на диване.

Мне представлялось путешествие по мировым столицам, словно я высоко-высоко над ними летела вечером... нет, ночью!

Отдаваясь во власть грез, я видела галактики сияющих огоньков, белых, красных, голубых, оранжевых и фиолетовых. Я представила себе Венецию ночью в тени перегороженных каналов, золотые купола собора Святого Марка, ночные серенады и бутылочку кьянти за столом вместе с горкой сушеных кальмаров.

Испания, страна гордых и темпераментных идальго. Обнищавшие, полуразрушенные замки на раскаленных землях, не утратившие своей живописности.

Париж... город влюбленных с мостами на Сене. Парочки, гуляющие вдоль набережной. Ярко освещенные Елисейские поля со знаменитой аркой. Извилистые улочки Монмартра. Старинные часовни, в которых венчалась с ненавистным мужем графиня де Монсоро и в которых отпевали Бюсси. Увидела крадущихся с бутылкой и фазаном под мышкой Шико и его друга-монаха. Облетела прекрасный в своем уродстве Собор Парижской Богоматери...

Моя фантазия переместилась на остров графа Монте-Кристо посреди моря и вспомнилась знаменитая история его побега. Я воспарила вслед за Монте-Кристо и аббатом Фариа, чувствуя себя карающей рукой, жестокой и всесильной...

Не знаю, сколько я так просидела на подоконнике - час или больше, главное, мне понравилось. Я была тут и в то же время не здесь, и ощутила: над моим свободным полетом ни у кого нет власти.

Затишье перед бурей продлилось недолго.

Спустя какое-то время раздался звук открывающейся двери, но я даже не повернула головы. Судя по всему, пришелец остановился в дверях и начал меня изучать. Соскучился, наверное. Угу. Давно не видел. Часа два. Просто целую вечность!

А уж как я по этой решетке и его роже соскучилась - не передать словами!

Могу показать жестом. Даже разными жестами.

В комнате повисло тяжелое предгрозовое молчание, которое нарушил шум хозяйских шагов.

Я все так же не двигалась, не реагируя. К чему лишние движения? Все равно скажет, зачем пришел. Или сделает. Какая теперь уже разница?

Зверь приблизился к подоконнику и попытался втиснуться в поле моего зрения. Даже встал так по-особому, вальяжно и целенаправленно привлекая к себе внимание. Излюбленная обманчиво-расслабленная поза: руки перекрещены на груди, плечо опирается о стену.

Изучал он меня минут пять и все чего-то ждал. Вот интересно - чего? Восторженного сияния моих глаз? Любви? Неземного счастья? Девичьего обожания? Преклонения перед обманчивой красотой мерзавца и негодяя?

Оу, точно! Я всенепременно должна броситься к нему на шею и пылко придушить (какая хорошая идея!) с криками благодарности за проявленную заботу по предоставлению мне, несчастной и бездомной, места ночлега. Причем, с партнером. О как!

С ума сойти, офигительно небывалая дружеская опека! Просто сказочное великодушие. Интересно, ему нимб не жмет? Рога не натирает? Небось, уже мозоль образовался от слишком частого использования.

Или он ждет от меня радостного воссоединения? Типа, вернулась я из длительной командировки? Нет, все же наивность - это не его стиль.

И вот настал миг истины, когда, шибко разочаровавшись, что не проделал во мне взглядом дырку, он соизволил открыть рот:

- Я хочу предложить тебе сделку.

Это меня безусловно заинтриговало, но с пути не свернуло. Смотреть на него я все равно отказывалась. Знала, что смогу не выдержать и сорваться. Все же из крови и плоти сделана, не из камня, в отличии от некоторых твердолобых.