Сквозь огонь, или Дотянись до счастья

Я лежала сломанной марионеткой, лишь вздрагивала от его толчков, зажмурив глаза и сжав в кулаки руки. И ждала. Молилась, повторяя в уме слова давно забытой молитвы, наученной бабушкой, и ждала. Должно же это хоть когда-нибудь закончиться?

А потом он ушел. Отпрянул, посмотрел на меня с непонятным выражением лица и ушел.

Ушел и оставил меня в прострации, в разорванном первом фирменном нарядном платье на окровавленных, смятых простынях. Не было ни сил, ни желания двигаться. Что-то важное разрушилось внутри, разбилось.

Не так я представляла себе свой первый раз. В моих мечтах я знакомилась с молодым человеком. Мы бы долго встречались. У нас были бы общие интересы. Потом он бы сделал мне романтическое предложение, и мама плакала от счастья за нас. За всем этим следовала тихая скромная свадьба в тесном кругу, но обязательно с белым платьем, фатой и куклой на бампере.

Моя первая ночь виделась мне наполненной светом, нежностью, любовью и заботой.

А вместо этого мне достался Зверь и одуряющая боль... Боль души и тела, которую не облегчали даже слезы. Я свернулась в комочек и, стуча зубами от лютого внутреннего холода, терпеливо стала ждать утра. Что мне еще оставалось?

Утром, против моего ожидания, меня не отпустили.

Болезненно морщась и постанывая, я мучительно спустилась с кровати, подошла к двери и прислушалась. Тишина. Только внизу раздавались мерные удары. Приглушенные расстоянием звуки, словно на первом этаже или в подвале резко и сильно ударяли по боксерской груше, или будто там работал бульдозер с привешенной клин-бабой , хотя вряд ли последнее.

Тогда я стала колотить в дверь и кричать. Начался новый виток истерики.

Почему я здесь? Ведь уже все было? Неужели убьют? А может, обо мне просто- напросто забыли?

- Заткнись! - раздался из-за двери усталый грубый голос. - Или снова наручники надену и рот заклею. Хочешь?

- Нет, - заплакала я. Сползла по двери на пол и затихла. Села, прижавшись спиной к двери, обхватив коленки руками и уткнувшись в них. Мне было так плохо, что я даже не чувствовала холода, которым тянуло внизу по полу из наборного паркета. Я просто ужасно хотела раствориться, не быть.

Если бы меня тогда спросили: чего ты больше всего хочешь? Я бы выбрала оказаться за тысячи километров и забыть об этом кошмаре. Или навсегда вырезать этот день из своей жизни. Если это, конечно, возможно.

Снова потянулись минуты и часы бессмысленного ожидания.

Внезапно дверь моей темницы распахнулась, и я выпала наружу, спиной вперед, удивленно глядя снизу вверх на своих тюремщиков. Один из них, более худой и высокий, крепко держал поднос с чем-то вкусно пахнущим. Правда, от запаха пищи у меня моментально сжался желудок и начались рвотные позывы. Я сцепила зубы, превозмогая внезапный приступ тошноты.

- Ты... это... - неловко сказал тот, который с подносом, и посторонился, давая дорогу приятелю. - Не лежи на полу, простудисся.

И я засмеялась. Громко, заливисто, до колик в животе, до всхлипов и текущих соплей вперемешку со слезами.

- Приплыла девка, - сказал второй, «шкгф с антресолями», подхватывая меня под руки. Он усадил меня на постель, стыдливо одергивая задравшийся подол и запахивая разорванное на груди платье.

- Ты бы не входил, - опасливо посоветовал «официант». - Мало ли че...

- Че, она нинзю изображать будет? - нахмурился заботливый тюремщик. - Нинзи не ржут.

- Самурая, - выдавила из себя я. - Способна только на харакири и то - не себе.

- Че она хочет сделать? - удивился «официант», на всякий случай закрывая дверь.

- Сэппуку, - с готовностью сказала, переводя дух, стараясь подавить новый виток истерики. Такое обращение вызывало настороженность и... недоумение? Если меня собираются кормить, то, может, не убьют? Тратить еду на будущих покойников уж точно никто не станет.

- Ты это, - погрозил мне пальцем заботливый. - Не шали. Мы те поесть принесли. На! - И мне в руки впихнули поднос.

На нем стояла тарелка с тушеным мясом и ломтем хлеба на краю, зелень с овощами, небольшая пластиковая бутылка с водой, пластмассовые столовые приборы (чтобы я не зарезалась или кого-то не зарезала? Хотя где-то я читала, что если ткнуть пластмассовой вилкой в глаз, то можно много добиться, если, конечно, тебя не

добьют первой) и... как гарнир - противозачаточные таблетки. С чего я решила? Так судя по прикрепленной инструкции: «Принимать одну в день с едой во избежание нежелательной беременности».

Я захлопала ресницами, снова впадая в ступор. Зверь позаботился о своей жертве? Или о себе? К чему это?

Розовые таблетки в прозрачном блистере издевательски перемигивались круглыми боками. Я тупо смотрела на лежащий передо мной поднос и не могла поверить своим глазам.

- Это - еда, - присел рядом «официант», начиная объяснять, как умалишенной. - Ее едят, - и он сделал жест рукой, показывая, как нужно брать и куда запихивать.

Я кивнула и снова перевела взгляд на таблетки, пытаясь сообразить, что бы это значило.

- Еда это, - снова повторил громила, не зная, как до меня достучаться.

Я снова механистически кивнула, будто китайский болванчик, и опять замерла, неподвижно уставясь на этот самый поднос, словно там прописали на санскрите сокровенную мантру Ом.

- Погоди, - сказал заботливый и вышел. Вскоре он вернулся, протянул мне какую-то тряпку и сказал неловко:

- Ты бы это... в душ сходила бы, что ли... Че лежишь куклой, кровь присохнет ... Ты давай иди, мы тут пока порядок под наведем. Иди-ид и...

Я встала, не ощущая своего тела, взяла эту чертову тряпку, оказавшуюся громадной футболкой вместе с пакетом нестерильной марли, и без раздумий, как автомат, молча пошла к двери в ванную. Уже взялась за ручку, когда услышала:

- Слышь, девка, ты это... поешь чего-то... Кушать тебе нужно, такая худенькая.

Едва я захлопнула дверь, как меня опять накрыло. Снова началась безобразная

истерика. Тюремщик заботится об узнике. ЗАЧЕМ? Скажите, зачем ему это? Какие цели он преследует? Для чего все это?!

В ванной - душевая кабина, узкая чугунная ванна, крошечный стеклянный умывальник. На полочке у зеркала пару флаконов фирменных моющих средств.

Сбоку черный фаянсовый унитаз, над ним хромированные трубки электрических полотенцесушителей-змеевиков, на стенах и полу плитка под мрамор.

Все с некой претензией на эксклюзивный фирменный дизайн, но мне было как-то не до того... не до дизайна... А комнату я вообще целиком не видела, воспринимая исключительно кусками, фрагментами - так защищалась от происходящего моя психика...

Меня трясло и колотило. Я стояла под обжигающе горячим душем и не чувствовала тепла. Сильные струи били меня по плечам, а я никак не могла согреться. Так холодно... Внутри холодно. И страшно.

Я прекрасно понимала: меня не найдут. Никто из моих друзей и знакомых не видел, кто и куда меня увозил. Мне абсолютно не на что надеяться. Я могу просто бесследно пропасть, сгинуть, раствориться. Свидетелей запугают, надо будет - просто уберут. Поступать подобным образом может себе позволить только очень могущественный и состоятельный человек, полностью уверенный в своей безнаказанности. И если что... графа в милицейском отчете пополнится очередной пропавшей без вести.

Сколько я так простояла, тупо уставясь на хромированные вычурные краны,

детище какого-нибудь мастистого дизайнера? - не знаю. Казалось, целую вечность. Стояла и тряслась от холода под горячими струями душа.

Меня всегда успокаивала вода. Но этом конкретном случае я могла успокоиться только утопившись. На то у меня пока не хватило духу.

Выйдя из ванной, я увидела чистую и заправленную постель и поднос с едой на ней. Сил думать не осталось совсем, кусок в горло тоже не лез. Я натянула на себя покрывало, съежилась и задремала.

Проснулась я от звука открывающейся двери. Ко мне опять пришел Зверь и все повторилось. Он смеялся над моими тщетными попытками сопротивления - мало того, он наслаждался ими! Ему было весело. Наверное.

Зверь не спешил. Он не был грубым... не был в своем понимании. Но ему было все равно - хочу ли я его? Нужны ли мне эти сильные руки, нежно касающиеся моего тела, от которых я съеживалась в отвращении? Хочу ли я его поцелуев, клеймящих меня почище каленого железа, от которых я вздрагивала и уклонялась.

Он ломал меня морально и физически, как игрушку, как ничего не значащую вещь. Ломал, чтобы посмотреть с детским жестоким любопытством: а что же у меня внутри? Вдруг там есть что-то, что может представлять для него ценность?

Но внутри была лишь моя душа, до которой ему было не дотянуться. И лишь ее я могла сохранить от него и этой грязи, в которую он меня целенаправленно тащил за собой.

Именно тогда, когда ко мне пришло это понимание, я, распластанная тяжестью его тела, замерла, не желая доставлять Зверю хотя бы это удовольствие. Если уж он так жаждет моего тела, так пусть берет без души. Ее я оставлю себе.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть его мерзкое лицо, такое идеально красивое и ненавистное. Затихла и ждала. Ждала окончания этой пытки. И она закончилась.

Тяжесть его тела исчезла. Скрипнула кровать. На меня легла шелковая простыня, прикрывая использованное тело. Шаги. Обоюдное молчание. Жертва не хотела говорить, а палач не знал, что сказать.

Зверь уже уходил, и я рискнула спросить:

- Когда ты меня отпустишь? - рывком сев на кровати и натянув простыню до подбородка, как бы отгораживаясь от него. Хоть и смешной преградой.

Он развернулся, сощурился:

- Надо же, у тебя есть голос. А я думал, ты только рыдать и кричать можешь... - И бросил как подачку: - Когда надоешь.

Это прозвучало, как обухом по голове. Я еще больше натянула простыню, прикрывая свою наготу, и смотрела на красивого урода, не отводя глаз. Что мне было терять?

Он померился со мной взглядом, потом отвел глаза и махнул рукой в сторону валяющейся в углу упаковки с таблетками:

- Не забудь принимать, для тебя же лучше, - и ушел, саданув дверью об косяк с непонятной злостью. Как будто это я держала его в плену.

Так, значит, когда надоем? Зверь поймал жертву и решил поиграть? Чтоб ты подавился, проклятый! Чтоб твоя похоть тебя задавила!

Я в первый раз в своей жизни познакомилась с ненавистью. В этот миг она родилась, окрепла и затаилась. Я сжилась с ней, подружилась, ненависть стала

частью меня. Я умела ждать...

А внизу опять раздавались глухие звуки ударов. Частые и озверевшие удары. Под них я засыпала и просыпалась, с ними привыкала жить.

Дни тянулись за днями.

Я сходила с ума в этой клетке наедине с кроватью. Целыми часами я просиживала на подоконнике и вспоминала учебники, любимые книги или стихи, стараясь занять себя хоть чем-то, чтобы не сгореть в своей испепеляющей ненависти, которая уже не тлела, она пылала ярким пламенем, обещая спалить дотла и обидчика, и обиженную.

Пустой гардероб Зверь заполнил тем, что он издевательски называл «одеждой»: кружева, мех, перья, стразы, вышивка. Все прозрачное, вызывающее и вульгарное. И я покорно носила эти наборчики, от которых меня откровенно мутило. Был ли у меня выбор? Конечно, был. Ходить голой. Заманчивая перспектива!

Впрочем, его устраивал любой вариант. Все равно в его присутствии одежда на мне долго не задерживалась. В игривом настроении он постепенно стаскивал с меня все эти кружевные вещички, покрывая поцелуями обнажающееся тело. В требовательном просто рвал на мне, стараясь быстрее добраться до вожделенного приза.