Стая Тамерлана

Глава 3

Если поездка Юрия Мызина в Узбекистан и не улучшила межгосударственный климат в самом высоком понимании, то определенно добавила теплую струю в отношения не столь заоблачные, но все же далеко не самые завалящие. Его удачное посольство отозвалось скорым, как апрельский подснежник, ответным визитом Салима Якубова.

Развалившись на заднем сидении, Якубов дремал в машине, несущейся по загородному шоссе. На переднем сидении рядом с водителем сидел охранник. В следующем за ними автомобиле находилось еще четверо телохранителей. Тем не менее, главный пассажир отнюдь не чувствовал себя безмятежно. Тепла в отношениях с московским другом, может, и добавится, но вот холод куда девать? Он никогда не доверял полностью никому. В том числе и другу Аркадию, в гости к которому направлялся сейчас. Пожалуй, как раз ему доверял меньше всех. Да, познакомились они давно — в период афганской войны. Якубов тогда занимался снабжением армии продовольствием. Он не был военным, но плотно контачил по партийной линии с интендантскими службами. Доставлял продукты местного производства и в некоторой степени отвечал за подвоз съестных припасов из центра. Заседин курировал поставки по линии министерства, в котором тогда работал. Часто бывал в Средней Азии и на границе.

Доступ к провианту в стране Советов всегда был золотым дном. Почище обладания приисками. А оба чиновника были заядлыми искателями презренного металла. На этой почве и сблизились. Якубов, тогда еще человек недостаточно опытный, погорел на попытке сбыть налево шесть вагонов с тушенкой. На него завели уголовное дело. Особым трусом он никогда не был, но тогда перепугался. Главным образом из-за карьеры — крах навсегда отлучал его от кормушки! Страх придал силы. Якубов знал, что самое главное — не сознаваться. В партии не уважают слабаков, которые быстро задирают лапки, партия может закрыть глаза на проступок, но павшего — растопчет! Он твердо отрицал свою причастность к преступлению, сваливая вину на подельщиков. Держался независимо и дерзко. Но все это, как выяснилось, было не настоящее испытание. Подлинного ужаса нагнал начальник из Москвы — Аркадий Николаевич Заседин. Да, больше, чем вся милиция с прокуратурой и все следователи.

Он забрал воришку из следственного изолятора, вывез в голую степь и вытолкал из машины. Совсем молодой широколицый мужчина с коротким носом и маленькими глазками, выполняющий функции шофера, ни слова не говоря, достал пистолет и выстрелил в землю между ног Якубова. Тот невольно отскочил, и попытался объясниться. Ему не ответили, а пули, словно в плохом вестерне, продолжали вздымать миниатюрные пылевые фонтанчики у рантов сандалий теряющего голову в бешеном танце Якубова. Широколицый сменил обойму и так же молча навел ствол на грудь воришки. Грохнул выстрел, и обожгло сердце, в голове зазвенело, и глаза застлала тьма.

— Вставай, дорогой. Что, шуток совсем не понимаешь? Жив ты… пока… — Хлестал его по щекам широколицый. — Холостой патрон, холостой, ясно тебе? Первый у меня всегда холостой, ха-ха-ха-ха!!

Якубов поднялся. Ноги дрожали, во рту было солоно, и степь плыла куда-то в сторону, и еще душила, перехватывая горло, одышка, будто легкие пытались надышаться в последний раз.

— А вот второй патрон всегда с пулей. Хочешь проверить, а? — спросил мучитель, вновь наведя пистолет.

Круглое лицо этого человека светилось счастьем, широкая улыбка была почти сладострастной; сомнений не оставалось — изничтожение себе подобных — наслаждение для него. И тогда не успевший отдышаться Салим Раджабович Якубов, гордый и независимый человек, инструктор ЦК Коммунисти-ческой партии Узбекской ССР, упал на колени и заплакал. Он долго, нервически икая, без какого-либо дополнительного принуждения выбалтывал мельчайшие детали своего преступления. Черный зрачок дула висел на уровне лба, и Якубову казалось, что он исповедуется не перед людьми, а перед коротким толстым пальцем, замершем на курке, и перед спрятанным в бездушной железной трубке кусочком свинца, что готов в любой момент оборвать его жизнь.

Слова, вырывающиеся из вибрирующей гортани, продлевали и продлевали жизнь. Якубов незаметно для себя перешел к другим, более ранним аферам, о которых не ведал ни один человек. Он погрязал в несущественных деталях, повторялся. И не было сил остановиться. Вероятно, он мог бы фонтанировать словами, пока не умер бы от жажды, солнечного удара или полного умственного истощения.

— Довольно! — оборвал его коллега из центра. — Что, считаешь, на тот свет тебе рановато?

— Да, таксыр[2], да, я…

— Не торопишься, значит?

— Я… я… да я…

— Ну, хватит! Хватит… ломать комедию. Вставай, поехали.

Через три дня Заседин совершенно неожиданно предложил расколовшемуся и полностью осознавшему вину подследственному вместо тюремной камеры полную реабилитацию и сотрудничество. Идея была воспринята с благодарственным энтузиазмом, чуть не с целованием рук, а если бы только намекнули, то и ног. Уголовное дело, будто по волшебству, закрыли. Якубова восстановили в прежней должности.

Дело-то закрыли, но, как потом выяснилось, не уничтожили. Через несколько лет между дружками случилась размолвка, и Заседин дал Салиму почитать несколько интересных папок. После этого Якубов смирился с мыслью, что с крючка ему не сорваться до конца дней.

А тогда, после заключения союза, он продолжил заниматься привычным воровством, только под надежным патронажем нового друга. В более крупном масштабе. Тандем крепчал, обрастал связями и накапливал опыт. Их совместный клондайк не иссякал. Золотой песок в виде макарон, круп, мешков с сахаром и прочей армейской снеди, переплавляясь в звонкую монету, непрерывной струей тек в карманы. Но аппетит рос. Захотелось не мелочи, не песка, а самородков. Крупные военные чины добывали их, сбывая врагу оружие, или снабжали родину наркотой в цинковых гробах — вообще способ идеальный — не подкопаешься. Заседин с Якубовым нашли свой путь транспортировки зелья. Не слабее. Якубов отправлял, Заседин решал проблемы реализации в Москве или переправлял товар дальше. Богатство лилось в руки с неотвратимостью Ниагарского водопада.

Но день, как известно, сменяется ночью. Наступила пора, когда вся с любовью выстроенная ими цепочка рассыпалась. И не просто так, а под натиском Комитета Государственной Безопасности. Пришла настоящая беда! Друзья приготовились к худшему. И хотя их участие доказать было практически невозможно — все делали подчиненные люди, не знающие главных руководителей, КГБ может все.

И смог бы, но подоспело удивительное время — перестройка. Весна народов. Комитет залихорадило, он стал истаивать, как снеговик в оттепель. Какие могут быть расследования, если угольки глаз вытекают из орбит, нос-морковка отваливается, и нет сил сохранить лицо, и не превратиться в жижу?

Доверенному человеку Заседина майору Портнову удалось изъять все многочисленные тома, посвященные деятельности их альянса. (Кстати, гебист Портнов и был тем водителем, что отбивал некогда выстрелами ритм зажигательного танца для расхитителя государственной собственности из Узбекского ЦК партии.) Он, Якубов, тогда специально примчался в Москву. И вместе с другом Аркадием с наслаждением жег страшные бумаги в камине старой засединской дачи. Это потом уже Салим Раджабович небезосновательно подумал, что Аркадий мог сохранить часть документов. На память, как тогда, после первого их знакомства. Для подстраховки и чтобы при случае можно было прищучить узбекского друга. Хороший рычаг. Сам бы так поступил. И все последующие годы он подозревал Заседина. Понимал, что, случись размолвка, тот имеет против него вполне материальные профессионально собранные доказательства, в ответ на пустые слова Якубова. К тому же, Заседин был человеком непредсказуемым. Мало ли что ему придет в голову?

Потому каждой очередной встречи с другом Аркадием узбекский гость ждал с определенным напряжением. То ли давние страх и унижение не забывались, то ли еще что. А возможно, это было чувство зверя, не имеющего в своем лесу естественных врагов. Долго жил этот зверь непуганым. До той самой поры, пока не довелось свести знакомство с обжигающим клеймом, оставленным тяжелой лапой другого непуганого зверя. Еще более злобного и крупного.

Да вот еще и сон какой-то приснился сегодня под утро. Дурной сон, нехороший. Содержания его Салим Раджабович не помнил, но чувство осталось, будто к чему-то плохому, к беде привиделось. Словно предупреждение ему какое-то было. * * *

Ресторан «Свеча» вырос в живописном загородном местечке около года назад. Это было двухэтажное кирпичное строение с арочными окнами под зеленой черепичной крышей и башенкой наверху. Башня, призванная символизировать название, была высокой и круглой, с заостренной, подобно карандашу, верхней частью и вертикальным штырьком на макушке, наподобие фитиля. Она немного напоминала минарет. Это не очень вязалось с европейским стилем сооружения, зато вполне отвечало склонности современного зодчества к эклектике. Очевидно, идею украшательского излишества архитектор срисовал с какой-то уж совсем авангардисткой натуры, поскольку более всего оно походило на фаллический символ. Но был в этой особенности и положительный момент: башенка служила неисчерпаемым источником известного рода шуток для местных острословов.

Перед входом в заведение раскинулся цветник, с левой стороны находилась открытая автомобильная стоянка. Сзади примыкал просторный крытый гараж. В огороженную территорию входило невеликое естественное озерцо. С четырех сторон прилегающую к ресторану землю окружал шумящий и зеленеющий, а то белеющий, в зависимости от времени года, лес.

Спонсировал затею со строительством через свое ведомство Аркадий Николаевич Заседин, и он же был фактическим хозяином «Свечи». Для него в некотором отдалении от ресторана был выстроен флигель о двух этажах, а в сотне метров за ним располагался собачник, где держали несколько гончих и ягдтерьеров: в свободное время Заседин был не прочь побаловаться охотой. Заведение быстро оценили состоятельные люди близлежащего городка, заглядывали сюда и москвичи и просто случайные проезжие, так как днем здесь подавали недорогие обеды.

Сегодня у перекрытых шлагбаумом въездных ворот двое парней в черной униформе вежливо заворачивали всех желающих, объясняя закрытие внезапной ревизией. На самом деле ресторан принимал важных гостей. Заседин пригласил дорогого восточного гостя в «Свечу», чтобы в лесной тишине, вне навязчивой суеты большого города и без лишних свидетелей, обсудить детали их сотрудничества. Несмотря на давнее знакомство и успешное продвижение совместных дел, лично встречались они редко — раз в несколько лет. И только когда имелся для прикрытия официальный предлог, — а нечего гусей травить.

Комбинат, выбранный российско-узбекским альянсом для реализации очередной своей идеи, вовсю переоснащался. Прибыл, согласно плану, первый эшелон с хлопком. Поезд доставил и партию сырья для лаборатории, занявшей часть седьмого цеха. Настала пора окончательной шлифовки задуманного. Два часа старинные приятели, запершись в отдельной комнате, обговаривали экономические и правовые аспекты проекта. В заключение удовлетворенные друг другом стороны закатили банкет. Празднество вышло непосредственным и веселым. Весьма оживил беседу приглашенный Засединым для разнообразия профессор истории Анатолий Валентинович Каретников. Подготовив техническое задание на аудит, он находился в великолепном расположении духа. Со свойственным ему блеском профессор рассказал пару занимательных историй, позаимствованных из богатого на курьезы наследства человеческого рода, и скатился к интересующей его последнее время теме — о единоборстве человека с собакой.