Стая Тамерлана

Глава 2

Ленька Гридин вернулся пятнадцатого сентября, за две недели до бракосочетания старшего брата, чем весьма обрадовал всю родню.

Свадьбу отгрохали на широкую ногу — три дня центральный ресторан города стонал и дребезжал стеклами от усилий двух сменяющих друг друга музыкальных групп. Еще два дня веселились дома — в недавно отстроенном Костином особняке. Не так звучно, как в кабаке, но не менее душевно, — под дяди-Сашину гармонь да под стереосистему «Шервуд», среди прочего добра подаренную молодоженам. Другом жениха был сам Владимир Соболихин. Засвидетельствовать почтение заезжал глава администрации города и другие чиновные люди.

После кислого запаха казармы, проникшего, как ему казалось, через легкие во все части тела, потоки разнообразных ароматов гражданки и особенно сногсшибательные благоухания многочисленных танцевавших с ним дам кружили голову. И ничего, что ближе к полуночи их тела, приближаясь к естеству, добавляли в букет слабый, но терпкий оттенок пота — возможно, так было даже лучше. Странно, но уважение, которое Ленька испытывал к брату, удерживало его от ухлестывания за прекрасным полом. Молодому дембелю почему-то казалось, что этим он может осквернить светлый Костин праздник. Да и времени как-то не было. Очевидно, не зря утверждают, что армия портит человека. В конце третьего дня Женьчик Махонин, кореш старшего брата, увез Леньку вместе с тремя девицами к себе на дачу.

— Брательника поздравил, пора и о себе подумать, — мотивировал он свое приглашение.

— А Костик не обидится? — неуверенно спросил Ленька. Молодость дезактивировала алкоголь со страшной силой и, несмотря на выпитое, он был трезвее большинства гуляющих.

— Да ладно тебе! Кончай дрочить — привыкай к воле. Погнали, — хлопнул его по плечу Женьчик и заговорщицки добавил. — Грид в курсе. Он сам сказал — увези брательника, пусть немного оторвется.

На даче компанию встретил суетливый дед с крапленым мелкими сосудами фиолетовым носом.

— Ты баню-то затопил, Лукич? — строго глянул на него Махонин.

— А то как же, а то как же! Как ты позвонил, я ментом сюда, а как же, а как же! — заегозил дед.

— Молоток! Как здоровье?

— Да какое в мои-то годы здоровье, Женечка! И-их, нету его совсем, здоровьишка…

— Лечиться надо. В багажнике для тебя литр микстуры, пойди, забери.

— Вот спасибо тебе, вот спасибо. Не забываешь нас, ветеранов.

— Ну что, начнем с шампусика? — повернулся Женьчик к прибывшим, когда они зашли в пахну-щую свежим деревом комнату для отдыха.

Он хлопнул шампанским, теплое вино пенной струей рвануло к потолку, оставив на дне бутылки уровень сантиметров в пять.

— А ну его в задницу! — обиделся хозяин торжества. — Давайте лучше по водочке. Светка, вот там сумки — набрал винища и закуски со свадьбы. Тащи все сюда.

— А вы, кобылы, тоже не стойте, помогайте ей, — накинулся он на стоящих среди комнаты девах. — По рюмке, раздеваемся и в баню.

Подруги не стали строить из себя примадонн. Приняв по стопарю, они сбросили с себя платья и белье.

— Хороши, курвы! — одобрил Женьчик, окинув взглядом предоставленные свободному обзору выпуклости. — Живо в душ подмываться, и в парилку. Потрете спинку папе своими мочалками.

Девицы прыснули и дружно отправились выполнять приказание.

Истосковавшегося по женской плоти Леньку простое слово «подмываться» хлестнуло как плетью. Он давным-давно привык к скабрезностям и не реагировал на них, но вот это слово дохнуло на него чем-то интимно женским, теплым и эротичным, вызвав почти нетерпимое напряжение внизу живота.

— А ты ничего, в форме, — похвалил Женьчик, оглядев его поджарую мускулистую фигуру. — Не зря, видать, государственный харч лопал.

— Ты тоже не подарок, — ответил Ленька.

Равномерный слой подкожного жирка обволакивал ширококостное тело Махонина, смазывая рельефность, но не скрывал объем лежащих под ним мышц. Женя нагнул голову и критически осмотрел себя.

— В смысле?

— Ну, здоровый, как лось.

— А говоришь — не подарок. Не подарок — это значит — говно, понял?

— Да? А я думал наоборот. Ну, тогда подарок.

— Это другое дело. Ты цепь-то сними.

— А что?

— Ожог заработаешь, металлист хренов. Там ведь за сотню!

— Ах, да, забыл.

— Ну, совсем одичал…

Гридин снял с левого запястья обмотанную в три раза толстую стальную цепочку. Эту простую железяку еще до армии подарил ему брат. И младший почти никогда не расставался с ней, словно это был невесть какой талисман.

В парилке царила всеобщая обнаженность. До сих пор поглощенному сначала подготовкой к торжеству, а затем участием в самом празднестве, Леньке некогда было всерьез обращать внимание на личные проблемы. Сейчас же вид похожих на хорошо выпеченные дрожжевые булки грудей с коричневыми пирамидками сосков, контрастно белые после лета полнолуния ягодиц и влекущие, как пропасть, шерстистые треугольники, венчающие низ животов, спровоцировали вполне естественную реакцию. Он неловко прикрылся простыней. С игривым восклицанием:

— Ой, чтой-то там у нас шевелится? — Светка сдернула обернутое вокруг пояса смутившегося парня маскировочное полотно. — Глядите-ка, девки! Какой бананчик у нашего мальчика!

Ленька засопел, обхватил широкие бедра озорницы и притянул ее к себе. Больше терпеть он был не в силах. Ему вдруг стало все равно — видит ли их кто или нет. И, вообще, в бане он, в постели, или на сцене огромного полного зрителей театра. Его тело напряглось, член, наполнившийся дубовой крепостью, погрузился во что-то мягкое, наверное, это был пупок, глаза застыли и бессмысленно уставились на разделенное ровным пробором темя. Именно в таком состоянии души бедокурят и насильничают.

— Э-эй, нетерпеливый, здесь я не могу, жарко! Это… это ж самоубийство! Постой! — смеясь, запротестовала Светка.

— У него и так стоит, — бесстрастно прокомментировал Махонин.

Подхватив женщину под ягодицы, Ленька приподнял ее, и попытался насадить на торчащий пенис.

— Ты что, смерти моей захотел?! — отреагировала она и резким движением выскользнула из объятий настырного кавалера. Затем схватила его за руку и потянула к выходу. * * *

День, с утра супившийся низкими облаками, просветлел, на улицах появилось тепло. Поднявшийся ветерок разносил его по дворам и переулкам.

— Ну чего, Лех, к бане или на склад? — покосился на развалившегося в удобном сидении Гридина Махонин.

— Давай к бане, там разливное, — потянулся тот.

Все Ленькино тело после бурной ночи без сна, парилки, выпивки и оставшегося в носу женского запаха млело и словно распадалось на отдельные клеточки, из которых оно некогда было собрано.

— Клево! — он вытянутыми руками уперся в верхний край лобового стекла и зевнул.

— Вмажем по кружечке, банку с собой нальем и обратно на дачу спать, — распланировал Женька.

— Ага, спать! Там еще бабы остались…

— Дорвался, конь?

Женька подрулил к городской бане. Здесь с незапамятных времен стояли под навесом столики, а из окошка всегда подавалось свежее холодное пиво. В знак уважения к коренным российским традициям злоупотребления — с самых ранних часов. Нисколько не заботясь насчет оплаты и очереди из трех скукоженных мужиков, Махонин сунул в окошко пятерню и извлек ее с двумя кружками.

— Банку нам, это, с собой. И смотри, чтоб отстоялось, — буркнул он и смахнул с ближайшего столика рыбные остатки в виде недоеденных ребрышек, похожих на оправленные в ржавчину кривые иголки.

Составляющие очередь мужики уныло переглянулись.

После веселой ночки первые глотки свежего пива отправлялись в организм как райский напиток амброзия. Из двери выкатился заискивающе улыбающийся продавец, поставил на столик запотевшую трехлитровую банку, постелил газетку и выложил на нее пару отливающих золотом копченых рыбешек.

— У-у, сечешь, — одобрительно промычал Женька.

— Здорово, атаманы! — нарушил сосредоточенность кайфа полноватый парень в джинсовой куртке. Метрах в семи за ним остановилась группка молодых ребят.

— А-а, Шестеренка… — вяло отреагировал Махонин.

— Привет, чемпион, — подошедший сунул руку Леньке, не смущаясь отсутствием энтузиазма по отношению к своей персоне.

Гридин вяло пожал кисть Игоря Шестернева, учившегося некогда с ним в одной школе, только на два класса старше. Игорь был лидером уличной хулиганской группировки. Таких полно в каждом городке, и основной смысл их существования — пополнение новыми заключенными тюрем или шестерками банд рангом повыше.

— Слушай, Шестерня, ты чего сюда приперся? Пива хочешь попить? Иди, пей, — в упор глянул на подошедшего Женя.

— Хочу соревнование предложить.

— Какое еще соревнование?

— Грид против моего бойца. Кикбоксинг.

— Какой на хрен «боксинг»? Завтра подходи, я тебе сам вломлю. А сегодня мы отдыхаем. Свободен.

— Ну что, слабо? — подначил Шестернев Гридина.

— С тобой? — усмехнулся Ленька.

— Нет, вот с ним.

От хулиганской кучки отделился длинный, на полголовы выше Гридина, мосластый парень.

«Неплохой раздражитель», — подумал Ленька и ответил:

— Да хоть с кем, мне все равно.

Несмотря на отговоры Махонина, впрочем, не очень настойчивые, Гридин допил пиво, скинул ветровку и стал напротив соперника.

— Не здесь. Пойдем во двор, — предложил Шестернев.

— Погодь, — остановил его Махонин и немного презрительно спросил. — Мажем?

— Ну, давай… а что? Мажем!

— И чем ты готов рискнуть, Шестерня?

— Не знаю, ну… сотню баксов могу поставить.

— Сколько? Сотню баксов?!

— Ну.

— Смешишь, Березовский!

— А чего?

— Не жлобись!

— Ну, две…

— Целых две? Да подотрись ты своими сотнями!

— А сколько?

— В таких делах мелочиться не надо, братан. Давай… а хотя бы по десять косарей положим.

— Что?! Десять штук зелени?! Да это ж охренеть!

— А че ты хотел? На халяву пропереть? Ты считать умеешь?

— Ну…

— Хер гну! Вас здесь шестеро, — рассудил Женя, вводя оппонента во все большее замешательство. — Один дерется. Пять зрителей. С носа по две штуки. Вот так. Мажем на чирик.

— Нет, это круто!

— Тогда вали отсюда. С сопливыми и клоунами не связываемся. Накопишь — приходи. Да, Лень? Нехрен нам тут пачкаться.

— Да как скажешь, — поддержал друга Гридин.

— Подожди, мы посоветуемся, — ответил снедаемый азартом Шестернев.

Он отвел свою ватагу в сторону, и они, собравшись в кружок, горячо забубнили. Махонин подошел к машине, покопался под сидением, незаметно достал «ТТ» и сунул его за пояс. На всякий случай.

— Мы согласны на пять. Мажем? — вернулся Шестернев.

— Ты че, пень глухой? Я же сказал — чирик! — отрезал Женя.

Организатор соревнования еще несколько минут калякал со своей братвой, взмахивал руками, как дирижер-импровизатор, и, в конце концов, они приняли астрономические условия. Видно, сильна была вера в успех.

— Ну и рисковый ты перец, в натуре! — восхитился Махонин. * * *

Банный двор, по углам заросший сорняком, в центре был засыпан утрамбованным шлаком. Сбоку от черного входа в здание бани и у гаражей высились два штабеля пустых ящиков. К гаражам вела полоса разбитого асфальта, а в середине двора располагалась бывшая клумба, огороженная по кругу торчащими зубьями кирпичей.