Самый яркий свет

Когда Тимофей и Дыня вышли, Таньку совсем скрючило от злости.

— Даже по жопе не хлопнул никто! — возмутилась она.

— А если бы хлопнул?

— Я бы ему по морде этим! — взбешенная горничная взмахнула мокрой тряпкой.

— Ты уж определись, Танюша! — рассмеялась я и потребовала приготовить воды для омовения.

Вновь задумалась о собственной ванне, но опять вспомнила, сколько маеты с ее наполнением и удержанием тепла. Когда-то у нас она была — настоящая, чугунная, на литых ножка в форме львиных лап. И каждый раз служанки для ее приготовки носились как ошпаренные. В конце концов, папенька плюнул и продал это произведение искусства, установив тот самый душ, заказанный в Англии.

На ужин Таня расстаралась жареной картошкой, говядиной в винном соусе и нарезкой из свежих овощей, которые, опять же, еще папа завещал потреблять в обязательном порядке для лучшего пищеварения. В доме царила атмосфера умиротворения, но ближе к чаю события минувшего дня вдруг дали о себе знать: меня начало лихорадить, на глаза навернулись слезы. Горничная встрепенулась, но сперва подумала об одном гусаре, который мог обидеть ее барышню. Я захлебывалась в рыданиях, но вкратце рассказала Таньке о том, что сегодня произошло. Ей можно было доверить многое, вот уж в ком можно быть спокойной, так это в моей служанке, которая скорее на себя руки наложит, чем предаст.

Новость о покушении на Государя вызвала тревожный «ох!», смерть майора Крещицкого сочувственный «ах!», а вот дарование титула графини восторженное «Господи Иисусе!» и требование немедленно отметить это сливовой наливочкой, которая полезна и для успокоения нервов.

Так под звон маленьких фужеров нас и застал стук в дверь. Татьяна пошла открывать, бормоча, что сначала вызнает, кто там приперся к ночи, и только потом прикоснется к замку.

Обратно вернулась в сопровождении Марго.

Маргарита Аммосова. Танька ее терпеть не могла, называя шалавой и лабутой[65], но сейчас светилась радостью, что сердечная моя подруга внезапно решила нас навестить. Марго об отношении к себе моей служанки прекрасно была осведомлена, и этот факт веселил ее безмерно. Ни разу не отказывала она себе в удовольствии поддеть Танюшу, отчего та злилась еще больше, тем паче смеша уже нас обеих.

— Танька, налей и мне сливовочки. Только не плюй туда! Что празднуем?

— Графиню мне да-а-ли! — вновь разревелась я.

— Ну-ка, давай рассказывай.

Конфидентка — она на то и конфидентка, чтобы доверять ей самые сокровенные тайны, однако есть вещи, которые даже самым родным ушам не расскажешь. Да, Танька тут не в счет, но и держать все в себе было бы уже невозможно. Марго многое знала и обо мне, и о моей службе, но подробностями делиться не следовало. Впрочем, и того, что она услышала, было достаточно, чтобы Аммосова задумалась. В такие моменты она была необычайно красива: яркая шатенка с умопомрачительно зелеными глазами. Лицо чуть узковато, но тонкие губы и прямой нос придавали ему совершенную законченность.

Еще Марго можно и нужно называть умной. Президент Императорской медико-хирургической академии[66] Яков Васильевич Виллие сделал ее своей помощницей совсем не за ангельский лик. Он не был освещенным, но пытался выстроить некую систему вокруг таланта Аммосовой. Марго озаряла, Виллие наблюдал и делал выводы, силился понять, как можно добиться того же результата без Света.

Маргарита же крутилась в обществе высокородных пациентов, порой получала приглашения на светские рауты высшего порядка, но туда ее звали не так часто, ибо репутация взбалмошной лекарки была моветон даже для аристократки-манихейки. Зато в частном порядке ее услуги заказывали персоны такого полета, что без подзорной трубы в небе их и не разглядишь. Врачебную тайну Аммосова блюла строго, даже иллюзии слухов после ее посещений не появлялись, следствием чего порой высшие чиновники Империи порой разбалтывали ей секреты, за разглашение которых и князь мог бы поехать на каторгу.

— Что-то тут нечисто, — задумчиво сказала подруга. Присутствие Таньки ее никак не смутило. — Чувствуется система.

Ага, любимое словечко Виллие.

— Нападение, покушение на Императора… И вертится что-то в голове. Нет, не ухватить. Жаль, что ты не можешь.

Да, еще одна сторона таланта Аммосовой — полная невосприимчивость к озарению ментального характера. Поэтому я не могла пустить в ход свой Свет на нее, это вызвало бы исключительно сильнейшую мигрень для нас обеих.

Сплин вновь захватил душу, ответы мои стали односложными, Танька что-то пробовала щебетать — отвлеченное, Марго молчала, в мне становилось все пакостнее. В конце концов подруга вытянула меня из-за стола, и тут наливка показала себя во всей красе: ноги, оказывается, совсем не хотели держать вверенное им тело. И ведь выпила совсем чуточку, но нервное напряжение взяло свое. Вдвоем пьяненькую графиню довели до спальни, я будто на какое-то время потеряла нить событий, а очнулась, когда Маргарита уже яростно целовала мою грудь.

— Мара, не сейчас, — я слабо попыталась протестовать, но понимала, что конфидентка уже не остановится.

— Я лучше знаю, что делать, — хрипло ответила та и жестко раздвинула мои бедра.

Между ними было уже мокро. Наши любовные встречи были редки, и почти всегда их инициатором выступала Марго. Только в первый раз первый шаг был сделан мной. Почти десять лет назад, когда я увидела красивую девочку моего возраста на одном из приемов, мой живот скрутило судорогой от мысли, что наши тела могут сплестись в объятиях. Сгорала от стыда, мялась, решалась, но все же шепнула в изящное ушко, украшенное бриллиантовой сережкой, коряво завуалированные срамные слова. И той же ночью мы, еще невинные, познавали наши тела. Сначала стесняясь, а потом едва не разгромив спальню в доме Аммосовых на Мойке.

Наутро, во время совместной молитвы Свет и открыл нам наши таланты.

И сейчас я отдалась Маргарите, ловя успокоение с каждым ее движением, вздохом, поцелуем. Вспышка, пытаюсь ответить, но она едва не пощечиной отказывает в этом желании, снова овладевает мной. Ее пальцы в моем лоне, губы на губах, на сосках, Марго рычит от возбуждения, а я только всхлипываю, уже не от горя — от страсти. В трепыхании свечей безумно пляшут тени, летняя ночь уже сменила сумерки, и августовская прохлада потихоньку выстуживает спальню, но сейчас от наших тел исходит страшный жар.

Я стою на коленях, смотрю на лицо Мары меж моих бедер, ее волосы раскиданы по подушке. Я в предвкушении двигаюсь в такт ее губам… и в этот момент дверь в спальню приоткрывается. Танька!

Горничная мелко перекрестилась, попутно трижды сплевывая.

— Чего тебе?! — мой крик сорвался вместе со стоном наслаждения.

— К Вам корнет Фатов, — испуганно ответила служанка.

— Зови сюда, — хрипло сказала Марго из-под меня.

Да, ситуация.

Кажется, Танька просто впихнула Сержа в спальню и захлопнула дверь, отрезая ему пути к отступлению. Такого поворота событий я не ожидала, захотела слезть с лица подруги, но Маргарита крепко схватила меня за ягодицы, прижимая лоном к устам.

Мир вокруг поплыл, корнет оказался совсем рядом. Я со второго раза смогла стащить с него рейтузы и совсем не удивилась, увидев вздыбившийся член. В самом деле — такой картины гусар никогда не видел, его молодой организм отреагировал абсолютно естественным образом. От Сержа больше ничего не зависело, мои губы сомкнулись вокруг уда, лоб больно уперся в пуговицу доломана, но нежничать в моем состоянии было невозможно.

— Выыы ыыу аыы!

— Что? — пискнул ошарашенный корнет.

— Двигайтесь, черт Вас побери! — ответила я, на секунду отстранившись.

Марго прыснула смехом, что, учитывая ее занятие, звучало тоже… оригинально.

Серж приказ исполнил со всем старанием, и, конечно, надолго его не хватило. Я почувствовала момент, и, когда он взорвался, излила его семя на свои груди.

В ту же секунду меня накрыло волной благодати, такой, что в глазах потемнело. Маргарита выскользнула из-под меня и с жадностью слизала все, что оставил на мне корнет.

— Боже милосердный… — пробормотал Серж.

— Саша, представь меня кавалеру.

— Изволь. Сергей Григорьевич Фатов, корнет лейб-гвардии Гусарского полка.

— Это он тебя от душегуба спас? Сладкий мальчик. Хотя нет… тут скорее грибной соус, — с этими словами Марго соблазнительно облизала губы.

Серж вновь покраснел. Выглядел он сейчас презабавно: в сапогах, со спущенными рейтузами и в застегнутом по всей форме доломане. Хорошо хоть без кивера на голове, а то срамную картинку рисуй со всей этой мизансцены. Две голые девицы и гусар без штанов, но при параде.

— Вот теперь моя очередь, — промурлыкала Аммосова, раздвигая ноги и притягивая меня к себе.

Реальность снова «моргнула», и меня накрыло потоком похоти. Марго страстно вскрикнула. Корнет запутался в собственной одежде, пытаясь снять рейтузы вместе с обувью. Как только он остался в «костюме Адама», я просто подтащила гусара к себе, заставляя взять меня. До конца мы дошли одновременно — штучки моей подруги, ее талант как раз позволяет такое проворачивать. По ощущениям тела получается не так ярко, но совместная благодать привносит свое очарование, перед которым физическое удовольствие меркнет. «Благодать — она вот тут», — говорила мне Марго, тыча пальцем в темечко. И, Мани свидетель — она права!

До сего момента Серж еще сохранял остатки спокойствия, но то, что сделала моя конфидентка, окончательно выбило его из седла. Невзирая на мои стоны, Аммосова запустила пальцы прямо мне в лоно. На ее ладонях осталось семя корнета, которую Марго незамедлительно отправила себе в рот, повторяя это снова и снова.

— Гусар, негоже будущему герою пугаться и смущаться, — рассмеялась Марго.

— Это… это…

— Это необычно, признаю.

Она встала и надела свой фаравахар. От серебряного кругляша дохнуло теплом.

— У Маргариты так Свет устроен, что силы ее увеличиваются таким странным образом, — пояснила я.

Сладкая усталость наполнила тело, что подняться с колен и устроиться на кровати удалось с трудом.

— Нужно есть… это? — спросил Серж нервно дрожащим голосом. — Такая сила в… нем?

Конфидентка, совершенно не стесняясь наготы, встала и открыла свой несессер с золотым, богато украшенным шатленом, из которого извлекла маленькую трубку. Набивая ее табаком, она задумчиво пояснила:

— Скорее не сила, а слабость. У каждого освещенного есть свой крючок, который помогает озарять. Что есть Свет? Никто точно объяснить не может, но освещенный не может проявлять талант бесконечно. Силы заканчиваются, озарять становится нечем. Свет восстанавливается в душе манихея сам, искренняя молитва помогает сделать это быстрее.

Она раскурила свою изящную кисэру[67] прямо от свечки и выпустила дым к потолку.

— Каждый должен найти свой крючок. У меня вот такой. Не очень удобно, — усмехнулась Марго, — не всегда рядом найдется мужчина, который был бы приятен. Саша свой вот пока не нашла.

Да, в чем-то я даже завидовала подруге. После такого… обеда она могла творить чудеса, озаряя своим Светом. Другое дело, что применение ее таланта хотя и востребованное, но весьма ограниченное. Не каждый день даме необходимо излечить бесплодие, кавалеру — бессилие, а им обоим — неприличную болезнь.