Маньяк по субботам

Верхов цинично усмехнулся:

— Мораль — дело переменчивое. Носим же мы шапки и рукавицы из собаки, а она тоже друг человека. На севере специально собак длинношерстных для шапок выращивают. Да и куда опускаться? Многие сейчас живут вообще без морали, главное — выжить. Любой ценой. Или разбогатеть. Тоже любой ценой.

— Вы несносны, Верхов, со своей демагогией, — стрельнула на него глазом из-под челки Ирина. — Я про это знать не хочу, мне противно. Не за этим мы сюда пришли, давайте делом заниматься.

— А вы слышали про так-то шубу? — спросил ее Грай.

— Да, слышала. Все кошатники говорят про эту шубу. Но это выдумка, анекдот.

— А вам, Ирина, пойдет такая шуба, — засмеялся Верхов.

Ирина дернула плечом и отвернулась.

— Другая версия, — продолжил Грай. — «Неизвестный», назовем его пока так, ворует кошек, чтобы стать монополистом на рынке.

— Ворованного кота невозможно выставить. Его лучше отравить! — не согласился Шувалов. — Я узнаю своего кота и скажу: «Отдай!» Кошачий мир тесен.

— А если станут продавать котят?

— Я узнаю и сына, и внука своего кота.

— Разве это возможно? — поинтересовался Грай.

— Узнают же лошадники детей от знаменитых рысаков и других коней по голове, крупу, ногам, копытам, по бегу… Так и я узнаю.

В Верхова словно вселился бес противоречия.

— Вы слишком хорошо думаете о людях, Александр Николаевич! Наши кошки еще не успели облагородить общество до такой степени. Ворованного кота можно продать через третьи руки в другой город и написать ему в карточку — родители неизвестны. Вот он и снова участник выставки. У вас останутся документы, у него будет кот. Идентифицировать кота невозможно. Как вы докажете, что это ваш кот? Даже если он вас узнает — это ничего не докажет.

— Я не верю в такую низость, — ответил Шувалов. — Скажите нам, Грай, как вы полагаете действовать, с чего начать?

— Не могу пока сказать, Александр Николаевич.

— Ни черта он нам пообещать не может, этот самодеятельный детектив! — взвизгнул Верхов.

— Что вы думаете, Копейкин?

— Нужно соглашаться, пусть начинает действовать. Если мы увидим, что ничего не получается, разорвем соглашение.

— Вы принимаете такие условия, Грай?

— Да. Если пойму, что зашел в тупик, тотчас поставлю вас в известность.

— Вы согласны, Копейкин?

— Да, ведь нам его рекомендовали как лучшего частного детектива в Санкт-Петербурге.

— Ирина, что вы скажете?

— Я не услышала плана конкретных действий, но, полагаю, нам надо начинать.

— Геннадий, что вы скажете?

— Я не думаю, что он сможет прийти ко мне домой и вынуть, словно фокусник, кота из шляпы, но пусть он найдет этого жулика, пора с ним рассчитаться, и пусть сумеет защитить трех оставшихся русских голубых. Я надеюсь получить от них котенка и начну все сначала. Что касается оплаты — нас тут пятеро пострадавших, нам надо заплатить по десять долларов, из кассы добавить еще десять и выдать эти деньги как аванс. Что вы скажете на это, Грай?

— Не буду обнадеживать — нет почти никакой информации. Мой клиент Шувалов, или клуб «Котофеич»?

— Вас нанимает клуб, — ответил Копейкин. — Наши условия: если нельзя найти пропавших кошек, то надо схватить жулика и сохранить оставшихся трех кошек. С них мы можем снова поднять породу.

Елисею надоело сидеть внизу, он прыгнул ко мне на стол, чтобы наблюдать за всеми.

Грай встал, прошелся по комнате, словно набирая сил для нового серьезного дела, остановился у моего стола, протянул руку к коту.

Елисей понюхал руку, лизнул.

— Ага, он признал меня, — рассмеялся Грай. Присел, заглянул в зеленые глаза. — Ты расскажешь мне, кто увел твою подружку?

И вдруг — бац — кот дал ему крепкого тумака лапой.

Грай отпрянул.

— Вот так поступили с твоей подружкой?

— Мр-р-н-н… Мр-р-н-н… — ответил кот.

— Куда спрятать кота? — спросил Шувалов. — Нести домой — страшно. Не верю ни в какую чертовщину, но деле так поворачивается, что скоро поверю и в домового, и в барабашку, и в кого угодно.

Грай посмотрел на меня.

— Виктор, что ты скажешь, если мы предложим коту погостить у нас?

Я обрадовался.

— Капитан Бондарь вчера жаловался, что мыши напали на его upIласы. Думаю, хороший охотник на мышей нас выручит.

Когда все поднялись и стали выходить из кабинета, Герман Еремин, до этого сидевший молча и внимательно поглядывавший на своих товарищей, подошел к Граю и решительно заявил:

— Пока мы тут сидели, говорили, я кое-что вспомнил, сопоставил одно с другим, у меня в голове стало проясняться.

Герман остановил шедшую за ним Ирину Харитонову, взял ее под руку. — Ты знаешь владелицу питомника персидских кошек Анну Толстую?

Ирина вопросительно подняла голову:

— Анну многие знают, известная особа, мы встречались на выставках. Ее персидские кошки отменны.

— Конечно, Анна Толстая к нашему клубу никакого отношения не имеет. Но о ней идут разговоры, разные сплетни, ее жизнь кажется многим заманчивой… Вот я и подумал…

— И что же? — сказал Грай. — Это может насести нас на след?

— Я пришел к выводу, что теперь мы, наверное, сами сможем разобраться в этом деле. До свидания! Спасибо вам за то, что терпеливо нас выслушали.

Герман отпустил руку Ирины, лицо его стало хмурым, замкнутым. Не произнеся больше ни слова, сн торопливо оделся и ушел.

Посетители разошлись. Я закрыл за ними дверь. У нас появился клиент, и сразу время таинственным образом спрессовалось, стало давить на меня. Следовало срочно что-то предпринять, с чего-то начать. Но с чего? Я вошел в кабинет и ожидающе посмотрел на Грая.

— Как вы думаете, Герман Еремин действительно о чем-то догадывается?

— Может быть, он знает что-то. Им мы займемся в первую очередь…

Оказалось — Грай может рисовать левой рукой. На большом листе ватмана в центре он поместил графа Шувалова, очень похоже изобразил, с Елисеем на плече. От центра во все стороны шли стрелки. На конце первой висели шуба и шапка из шкурок котов.

— Эту идею разрабатываешь ты, — сказал Грай.

— Как?

— Думай. Сам думай, Виктор.

— Сейчас прикину… Вот справочник по городу, открываю страницу… Ищу скорняжные мастерские.

— Начни с Невского проспекта. Но не исключено, что нужная нам мастерская находится на окраине города и придется обойти все. Может быть, шапки из кошки шьет мастер-надомник, но эту версию пока отложим. Сейчас пообедаем, отправляйся. Хоть сегодня суббота, многие мастерские из-за финансовых трудностей открыты, работают.

На двух других с грелках он нарисовал важного Копейкина и застенчивую Надежду Молчанову с толстой косой до пояса. У них жили кошки, которых следовало охранять.

Грай взглянул на часы.

— Поспешим! Бондарь строгий капитан, не терпит, когда опаздывают на обед. У него морской распорядок: после обеда — адмиральский час.

Я не знал, что такое адмиральский час.

На обед был густой красный борщ, крепко наперченный, макароны по-флотски и компот.

— Живем, как на борту траулера, — улыбнулся я. Капитан хитро глянул на меия.

— Станешь критиковать камбуз — добавки не получишь.

— Разве это критика? Смотрите, ложка в борще стоит — высший балл!

Капитан заулыбался.

— То-то же, подставляй тарелку.

Я люблю все узнавать из первоисточника.

— Мне стало известно, капитан, что у вас после обеда адмиральский час. Если не секрет, это что такое?

Бондарь окинул меня критическим взглядом.

— Вымахал с каланчу, а еще салага. Живешь в морском городе и не знаешь, что такое адмиральский час. Вот нарочно не скажу, так и живи в неведении. Жаль, что ты ни разу в море не сходил.

— Зачем это мне?

— Вот подожди, наведаюсь в порт, договорюсь и отправлю тебя в Атлантику. Сходишь рейс-другой, и мы с тобой поговорим. Описать это словами невозможно. Человек возвращается оттуда иным. Сам поймешь, как море людей проверяет.

Грай ел крепко задумавшись, не замечая, что жует, и не видя нас. Капитан подмигнул мне, налил вторую тарелку борща и, ни слова не говоря, заменил пустую у Грая. Так же размеренно двигая ложкой, Грай начал уничтожать вторую порцию. Я затих — что будет?

Грай доел борщ и, не выходя из задумчивости, заметил:

— Хороший перец. Съел бы еще, да уж больно горит внутри.

— Пожар в желудке лучше всего залить компотом, — смутился капитан и поставил перед Граем кастрюлю.

— Зот что, Виктор, — вышел из задумчивости Грай. — Шуба из кошек подождет. Возьми машину, поезжай сейчас и понаблюдай за Германом Ереминым — куда он поедет, с кем станет говорить, кто к нему придет… А вечером, часов в девять, зайди и, если получится, сам с ним поговори. Если он не пойдет на контакт — убеди явиться сюда для конфиденциального разговора. Попробуем выяснить, какие соображения пришли ему в голову.

Я быстро собрался и поехал на нашей «Ниве» по проспекту Ветеранов. Ехать пришлось далековато — за лесной массив, над которым взлетают и садятся на Пулковский аэродром самолеты.

Герман с самого начала был мне подозрителен — я не доверяю мрачным людям с прижатыми ушами. Может, он тот человек, которого мы ищем?

Вот нужный дом, точечный, кирпичный.

Я поставил машину у соседнего дома с надписью по фасаду: «Междугородный телефон», и всмотрелся в окна на восьмом этаже. В декабре темнеет рано, сумерки начали опускаться на город. Некоторые окна уже осветились. Которые из них Германа? Я не знал, как расположена его квартира, и решил подняться, посмотреть.

Но прежде следует выяснить, дома ли он? Зашел на телефонную станцию и позвонил по автомату. Длинные гудки пояснили мне, что либо его нет дома, либо он не хочет ни с кем разговаривать.

У наружной двери дома сложная система вызовов: надо нажать две кнопки, вам ответит хозяин, вы объясните, кто пришел, и если он узнает вас по голосу и у себя дома нажмет нужную кнопку, то раздастся щелчок, дверь откроется. Прекрасная охранная система. Но… работает год-два и приходит в негодность. Я дернул ручку посильнее, открыл дьепь, поднялся на восьмой этаж.

Зайти в чужой дом еще не преступление. Я отыскал нужную кваргиру: оказывается, смотрел на дом с другой стороны. У себя ли Герман? Я прижал ухо к двери, но ничего не услышал. А если его нет дома, что же я, так и буду здесь торчать?

Решил действовать наудачу, меня словно кто-то подталкивал под руку. Не снимая перчаток, я нажал кнопку звонка. Внутри раздался переливчатый звон, но никто не отзывался. Подождал немного и на всякий случай решил подергать ручку двери. К немалому удивлению, дверь оказалась незапертой, подалась. Я прислушался — что там, в квартире, и осторожно вошел.

Мимоходом заметил — на вешалке шуба Германа и шапка, значит, он дома, но где же? Из передней прошел в комнату. За дверью, на полу, свалившись со стула, лежало тело хозяина квартиры. Из груди у него торчала рукоятка большого хлебного ножа. Вид трупа меня почему-то не шокировал, видно, я начинал привыкать к новой работе. Потрогал тело косточками пальцев — оно уже остыло и начинало коченеть.

Сколько было людей в доме? На столе чайник, печенье и две чашки. Значит, один гость, кто-то из своих. Как долго они сидели? Косточкой пальца потрогал чайник — уже остыл. Печенья съедено немного — всего четыре штучки. На краю гостевой чашки помады нет. Принюхался к чашке Германа — никаких посторонних запахов. Но, может, все уже выветрилось? Я стал размышлять. Наверное, ему подсыпали клофелин — от него человек быстро засыпает. Герман мужчина рослый, крепкий, с ним непросто сладить, и наверное, когда он начал отключаться или уже отключился, гость сходил на кухню за ножом и ударил хозяина в грудь. От удара Герман почти очнулся, попытался встать, но тут сердце остановилось и он упал.