Огонь с небес

Глава 2. Оружие Света

Вблизи храм производил смешанное впечатление. Порядком обветшавшее здание, построенное десятки лет назад, по всем признакам не так давно подверглось капитальному ремонту, который, однако, так и не был доведен до конца. Изъеденные коррозией ручки из ювелирной бронзы на массивных створках дверей — и новенькая позолоченная рама с прозрачным витражом в высоком окне. Растресканные ступени к паперти — и сияющий золотом купол.

Ян прошелся вдоль стены с обновленным покрытием. Под ногой неприятно захрустело — словно бы он наступил на груду костей. Он наклонился и осторожно погрузил ладонь в снег. В указательный палец немедленно впилось что-то острое. Ян чертыхнулся, стащил перчатку, полюбовался набухшей каплей крови и, брезгливо стряхнув ее, разбросал снег носком ботинка. Осколок витражного стекла, должно быть, пролежавший здесь со времени ремонта.

— Обработай, пока столбняк не подхватил, — нахмурившись, сказала Инесса, посмотрев на его окровавленный палец.

— Чем? Снегом?

— Пойдем внутрь. Может, у священника есть что-то для первой помощи.

— Ага. Святая вода и молитвы, — проворчал Ян, но послушно зашагал следом за сестрой ко входу.

Никогда раньше он не был внутри православного храма, хотя вполне представлял себе внутреннее убранство. Но одно дело — изучать храмовую архитектуру по образовательным передачам, и совсем другое — лично находиться там, где ему совершенно не место. Едва вдохнув этот воздух, пропитанный запахом воска, ладана и человеческого пота, Ян ощутил острое желание выбежать наружу и отдышаться. В горле встал комок, пульс участился: словно у безбилетника при виде неуклонно приближающегося к нему контролера. Он мысленно усмехнулся этой нелепой аналогии, отчего стало немного легче.

Глубоко вдохнув, Ян решительно шагнул по направлению к дверям нефа, но Инесса удержала его за плечо.

— Поищи отца Христофора, а я пока в церковную лавку за свечками, — шепнула она. — И шапку сними, пока не выгнали.

Священника он увидел сразу: тот хлопотал у престола, пытаясь закрепить в подсвечнике высокую восковую свечу. Прихожан внутри набралось уже около двух десятков, и их испытующие взгляды Ян всей кожей ощущал, пока шагал к алтарю, изо всех сил пытаясь изобразить непринужденность. Куда там! Казалось, сами стены, вся эта позолоченная утварь, угрожающе нависшее паникадило и темные глаза многочисленных святых из-под растресканного пигмента икон говорят ему: «Чужак!».

Чужак и есть. Кто-то находит в храме успокоение, укрываясь в нем от бедствий — реальных и воображаемых. Ян же… В нем этот запах, источаемый горящими свечами и лампадами, эта едва заметная дымка, витающая вокруг, пробуждает совсем иные чувства.

Нет, когда огонь пожирал их дом, запах был совершенно другим: резкая, удушливая вонь горящего пластика, ДСП и черт знает еще чего, вонь, проникающая в легкие с каждым вздохом, режущая горло и обжигающая глаза, выдавливающая из них потоки слез. Но здесь… Аромат ладана — как неясная угроза, за которой скрывается бездна ужаса и боли, совсем как в аду, о котором эти церковники так любят говорить. Всего лишь намек на то, что могло с ним произойти, но так и не произошло.

В тот день они лишились не только мамы — их навсегда покинула беззаботность вместе с, казалось бы, незыблемым миром их детства. Все эти люди вокруг — они могут просто верить и не подвергать сомнению то, что видят. Когда-то давно, должно быть, он тоже мог. Теперь с этим навсегда покончено. Не верь глазам своим. Не верь ничему, ибо обман кроется во всем, а непогрешима одна лишь логика, способная проложить к любому следствию ветвящийся лес мириадов причин.

— Ян Александрович? — поднял голову священник. — Пришли все же?

Совершенно спокоен, улыбается. Черт, а ведь и впрямь не похож на мошенника. Взгляд прямой, ясный — сама честность. Не может ли так быть, что за «чудо» ответственно какое-то природное явление? Или просто стечение обстоятельств? Ян припомнил историю о «мироточивой иконе», которая покрывалась маслянистыми каплями ночью, в закрытом помещении без чьего-либо вмешательства. Скептики грешили на тамошнего дьякона, но служитель церкви оказался ни при чем, а виноват был всего лишь кривой фитиль висевшей поблизости лампады: когда в ней заканчивалось масло, оно начинало разбрызгиваться, попадая на икону.

— Да вот, решил поприсутствовать, — кивнул Ян и поднял окровавленную ладонь. — Отец Христофор… Простите за беспокойство, но нет ли у вас чего-нибудь…

— Что с вами случилось? — переполошился священник и, оставив покосившуюся свечу, выбежал навстречу с настолько искренним участием, что Ян невольно ощутил укол совести.

— Дурацкая история. Порезался о кусок стекла под снегом. Прямо здесь, снаружи, — указал он на покрытое изморозью окно, за которым виднелись очертания дома Михаила.

— Пойдемте со мной, — укоризненно покачав головой, сказал отец Христофор, — в пономарке вроде бы аптечка лежала.

Они покинули алтарь и вышли через левую дверь, оказавшись в плохо освещенном помещении с низким потолком. Порывшись на полках, священник снял с самой верхней футляр с выцветшим красным крестом на поверхности, сдул с него пыль и водрузил на стол. Затем поднял к глазам крохотный бутылек с йодом, покрутил.

— Вроде не просрочен, — сказал он и распаковал пакет со стерильным бинтом. — Давайте ваш палец, Ян Александрович. Зачем, если не секрет, вы в снегу копались?

— Да просто наступил на что-то… Это, наверное, после ремонта осталось?

— Верно. Была неприятная история, когда я только приехал. Какой-то вандал швырнул ночью в то самое окно куском кирпича — разнес его вдрызг. Пришлось менять.

— Ничего себе! — Ян едва удержался от того, чтобы не присвистнуть. — Михаил ничего такого не рассказывал. Разве в вашем поселке не все верующие?

«Почти все», — мысленно поправился он. Надя, жена Михаила, определенно не в восторге от церковников. Однако он, как ни старался, не мог представить себе интеллигентную учительницу вандалом, громящим церкви в слепой ярости. С другой стороны, а почему только она? Что бы там ни думал на этот счет Михаил, в Кедровке наверняка есть и другие жители, не испытывающие особого пиетета к духовенству.

Священник пожал плечами и приложил сложенную из бинта подушечку, смоченную йодом, к раненому пальцу Яна. Ян поморщился.

— Люди есть люди, Ян. Может, дело не в церкви, а кто-то ко мне лично питал злые чувства. Я не осуждаю. Неприятно было, конечно, тем более, что храм был в плачевном состоянии даже без этого окна. Мы тогда организовали сбор пожертвований, но народ тут бедный, даже те немногие, кто бизнесом занимается вроде вашего знакомого, Михаила Антоновича. Михаил, к слову, очень здорово помог мне тогда — организовал закупки в городе, привез стройматериалы, договорился с рабочими… Так вот, по-настоящему со средствами был в Кедровке один только Семен Северцов… почему вы так смотрите?

— Просто наслышан. Он же криминальный авторитет, верно?

— Так говорят. Тогда я ничего об этом не знал, но особняк у него был самый богатый в округе. Я и предложил ему пожертвовать на ремонт… Кстати, любопытная история. Он ведь отказал мне… Довольно резко отказал. Ужасно сквернословил и все такое. И подумать только: не прошло и двух дней, как налетела сильная гроза и… Но вы уже знаете, верно?

Ян кивнул, но его лицо, должно быть, слишком красноречиво выражало то, что он думал обо всей этой истории, и отец Христофор со вздохом заметил:

— Да я не прошу вас поверить. Но история эта всем здесь известна. После пожара, можете ли себе представить, мы получили перевод от Северцова на внушительную сумму. Поменяли разбитое окно и много чего еще сделали. Даже на оборудование хватило для организации интернет-вещания со служб, видели, наверное, веб-камеру в нефе. Не туго?

Ян пошевелил перебинтованным пальцем.

— Отличная повязка, отец Христофор. Спасибо вам за помощь. И за рассказ тоже. А, если не секрет, вот этот шрам у вас на ладони… тоже порез?

Священник усмехнулся.

— Мои прихожане говорят про стигмату. Но сам я… Я просто не знаю. Думаю, это напоминание мне о смирении.

— Но как он появился?

— Вы вряд ли поверите, Ян Александрович.

— Отец Христофор, я видел много странного и невероятного в своей жизни.

Прозвучало это настолько самодовольно, что он уже мысленно махнул рукой: сейчас священник холодно распрощается с ним и откажется давать какие бы то ни было пояснения. Но тот после короткой паузы вздохнул и вновь заговорил:

— Это случилось вечером, вскоре после того, как мы закончили ремонт. Я… я молился у престола. Был невероятно глуп тогда, мне казалась ужасно несправедливой моя участь. Нехорошо говорить такое о других священнослужителях, конечно… У кого-то ни капли веры, но огромные приходы и богатые городские храмы с потоком пожертвований, а мне досталось лишь ветхое здание в умирающем поселении. Я просил Господа вразумить меня, как быть дальше, и тогда… Ужасная боль и жжение в середине ладони. Рана была ужасной, даже вспоминать не хочется. И пока я в ужасе смотрел на свою искалеченную ладонь, передо мной на престоле вспыхнула стоявшая там свеча. Так это произошло впервые. Только тогда я понял: Господь помнит обо мне, как бы я ни мнил себя несправедливо брошенным. Неважно, где я нахожусь и насколько богат мой приход. Даже в пустыне я могу делать то, для чего назначен Богом.

Ян внимательно посмотрел ему в лицо. Неужели выдумывает? Если так, то, должно быть, верит собственным словам. Фанатики и мошенники — разные типажи, а человеческая память пластична и ненадежна. Возможно, отец Христофор и впрямь ожег себе ладонь из-за своих манипуляций со свечкой, а потом убедил сам себя, что свеча тут ни при чем. Но все же, раз от разу повторять это огненное шоу на Пасху и продолжать выглядеть искренним… Черт возьми, такие рассуждения ни к чему не приведут. Эксперимент — вот источник истины.

— Как вы решились… организовать все это на Пасху? Вы же не могли быть уверены в том, что это повторится?

— Не сразу. Иногда, когда я завершал молитву, возгоралась свеча рядом со мной. Не всегда. Когда настал первый с моего приезда праздник Пасхи, я просто поставил перед собой свечу во время службы и прочел молитву Патриарха Иерусалимского. И еще… Я верил. Наверное, больше, чем когда-либо в моей жизни.

Ян поднял взгляд. В глазах отца Христофора сквозила искренность. И, черт возьми, вера. Священник ни капли не сомневался в том, что огонь возгорается по его молитвам. А раз так, значит, их задача не в пример сложнее.

— Я ведь уже извинилась! — донесся снаружи голос Инессы, и Ян обеспокоенно оглянулся.

— Простите, отец Христофор, — пробормотал он и поспешил к двери.

— Да мне тоже пора, — сказал священник, последовав за ним. — Скоро служить полунощницу.

Первое, что он увидел, выбравшись из пономарки, было раскрасневшееся лицо сестры, которую обступили прихожане, преимущественно прихожанки, крайне возмущенного вида.

— Я просто не знала, — продолжала объяснять Инесса, эмоционально размахивая руками со связкой восковых свечей в одной из них.