Мне ли бояться!..

15

Володя жил в доме на Кропоткинской, купив квартиру полтора года назад, когда дела у него пошли в гору. В нашей семье он один такой — удачливый. В смысле накопления. Знает, где купить, где продать, а где, извините, надуть. Я у него редко бывал. Может быть, из-за жены, которая всегда смотрит с жалостью на свои лакированные полы, если кто по ним ходит. Но сейчас ее не было дома. Я достал из сумки бутылку «Амаретто», поставил на стол. Мне отчего-то хотелось сегодня выпить. А Володя был чем-то озабочен или напуган — прислушивался к каждому шороху за дверью. Может быть, подумал я, Аслан решил на него наехать из-за меня? Вполне возможно.

— Тебе больше не звонил Аслан? — спросил я напрямую.

— Нет, — ответил он поспешно. — С чего бы? Это ваши дела. Ты так и не отдал долг?

— Сам догадайся. — Мне не понравилось, что он глаза отводит. — А где Люся?

— Отправил к матери. А Полина твоя как?

— У бабушки. Что мы все топчемся, садись, наливай. Зачем вызывал?

Тут он завел какую-то волынку: мол, мы давно не беседовали, не говорили по душам, мол, он, как старший мой брат, озабочен моей судьбой, и мне надо задуматься, как жить дальше, потому что время идет неумолимо.

— Время идет неумолимо, — повторил он в растерянности. Вид у него был как у кота, съевшего чужую сметану. Что-то не припомню его таким.

Я слушал-слушал, а потом отошел к окну и стал смотреть на улицу.

— Отойди от окна, — попросил Володя.

— Сейчас, — сказал я и тут увидел, как к подъезду подкатывает машина. Очень хорошо мне знакомая. А из нее вылезают Аслан и трое его ребят. Я сразу все понял.

— Ты меня сдал Аслану? — повернулся я к брату.

— Да нет же! — крикнул он. — Я просто вам встречу хочу устроить. Иначе он грозил до Люси добраться!

— А ты не понимаешь, балбес, чем эта встреча закончится? — быстро сказал я и пошел к двери. У меня оставалось не так много времени в запасе. Пока они поднимутся на третий этаж.

— Ты сам во всем виноват! — крикнул мне вслед Володя, но я даже не стал ему отвечать. Бесполезно.

Я выскочил на лестничную площадку и помчался вверх по этажам. Охота началась. Теперь меня будут обкладывать со всех сторон, пока не прижмут где-нибудь. Кем же все-таки быть лучше: загнанным волком или собакой в стае? Я добежал до последнего, двенадцатого этажа и замер. Сердце в груди прыгало, как теннисный мячик. Где-то внизу заурчал лифт, поднимаясь наверх. На крышу вела металлическая лестница, и люк, слава Богу, оказался не заперт. Я выбрался наружу и огляделся. Некогда было любоваться обманчивыми красотами Москвы, и я побежал в сторону крайнего подъезда. Все-таки я везучий — здесь люк был тоже открыт. Я спустился на этаж, вызвал лифт и поехал вниз. Теперь я дышал более спокойно. Мне показалось, что я их перехитрил, оторвался. Но когда я выскочил из подъезда, то увидел идущего навстречу одного из людей Аслана.

— Стой! — крикнул он мне и сунул руку во внутренний карман.

Я не стал дожидаться, когда он что-то там вытащит, и бросился наутек, прямо через улицу, славировав между машинами, словно слаломист. Только тормоза позади визжали. Тот, что за мной гнался, быстро отстал; он, видно, уважал правила дорожного движения. Меня больше всего удивило, что это был наш, русский парень, никакой не кавказец. Белобрысый, с тупым рылом. Ну да Бог с ним! Главное — ушел.

Часа два я мотался по Москве, не зная, куда приткнуться и к кому пойти. Выходило так, что абсолютно некуда. Ни вперед, ни назад, ни вбок. Словно везде красные флажки развесили. Для себя я уже твердо решил: приеду завтра утром за Леночкой и увезу ее от всей этой мерзости и скверны в Тверь. В Убежище. Родители ее только рады будут, что избавились. А мои — поймут. И сам я больше в Москву ни ногой. Пора столицу России в такой город, как Тверь, переносить. Потому что, как я понимаю, столица — это лицо народа, а здесь лишь харя блудливая. Снова вспомнилась та песня Шевчука про осень. Поганая эта осень для всех нас, даже если кто в сторонке стоит. Все равно в небе жгут корабли, и чужие, и твои, и получается, что никому не долететь до рассвета. Одних сделают волками, других собаками, а человека не будет.

Неизвестно, как я оказался на автовокзале, на «Щелковской». А время уже подходило к десяти. Через два часа комендантский патруль затопает. Зарыться, что ли, в кучу желтой листвы? Я купил бутылку пива, сидел на скамейке и потягивал рядом с лохматым стариком в рваном пальто. Он смотрел на мое пиво и облизывался. Я протянул ему бутылку, и он жадно ухватился за нее.

— Не хотите ли чего покрепче? — спросил я вдруг. Мне показалось, что ему не слаще, чем мне. А может быть, гораздо хуже.

— Если угостишь, — произнес старик. У него слезились глаза, а руки дрожали.

И я пошел к киоску, купил дорогую финскую водку, батон копченой колбасы, соленые чипсы и вернулся обратно. Мы разложили это между собой на лавочке, а старик выудил из кармана стакан.

— С Богом! — сказал он, махнув свою дозу.

— С Богом! — повторил я, принимая из его рук стакан.

Так мы сидели, закусывали и смотрели на отъезжающие автобусы. Потом к нам присоединился еще один старик, приятель первого. Он нес сумку с пустыми бутылками, озираясь по сторонам, как бездомный пес, и мы пригласили его разделить нашу трапезу. Сборщик посуды конечно же не заставил себя упрашивать. Мы все согрелись, и нам стало гораздо веселее. Словно солнце выглянуло, хотя время приближалось к полуночи.

— А хорошо бы повторить! — мечтательно произнес первый старик. Наверное, он не стригся лет десять. Но в лице его все равно было что-то благородное.

Второй старик пропел:

— «Жизнь невозможно повторить опять!..»

— А попробуем, — сказал я. — Главное, господа генералы, не вешать нос. Только нас здесь в скором времени заметут.

— Пошли в лес, к пруду? — предложил лохматый старик.

— Холодно, — заметил сборщик посуды. — Может, к Клавке, дворничихе?

— Ничего не холодно. Костерок разведем.

— Правильно, — вмешался вдруг незнакомый мужчина в ватнике, с сумкой через плечо. Он, оказывается, давно сидел рядом с нами и прислушивался. — Мой автобус только в пять утра отходит. Возьмите, ребята, и меня с собой. Я в долю войду.

— Никакой доли, — сказал я. — Сегодня мой праздник, я угощаю.

— А что за праздник? — поинтересовался он.

— Праздник Утренней Звезды, — неожиданно для самого себя сказал я. — Мы все встретим и проводим ее. Поэтому идем в лес.

— Тут еще где-то моя землячка из Иванова, — сказал ватник. — Давайте и ее захватим!

— Всех возьмем, — пообещал я. Гулять так гулять. Должен же быть хоть один праздник в жизни! Что-то слишком часто последнее время мне было плохо.

Я накупил в киосках всего, что только было возможно, пришлось даже воспользоваться сумкой сборщика посуды, выбросив его улов. Нас ожидал шикарный стол (или пень) под звездным небом: шампанское, водка, ликеры, испанское сухое вино, ветчина, маринованные огурцы, шампиньоны в банке, салат из фасоли, исландская сельдь, шпроты, пиво разных сортов, украинское сало, колбаса «докторская» и сухая, грудинка, хлеб черный и белый и даже кубинские сигары. И только один стакан. Но по дороге к лесу сборщик посуды забежал к дворничихе и взял у нее кое-что из кухонной утвари. А заодно и ее саму.

Мы разместились в глубине леса возле небольшого пруда, где лежали поваленные деревья. Кто-то пошел за хворостом, женщины занялись продуктами и банками. Светила луна, да и звезд в небе было достаточно. А когда загорелся костер, мрак вообще отступил к окружавшим соснам. И самого города вокруг вроде бы тоже не стало. Он, конечно, был, но где-то там, за чертой, отделяющей свет от тьмы. Ему было не пробиться сюда, к нам. С его ядовитым жалом, поражающим каждого, кто не принимает его веру.

— Открывайте бутылки, господа бомжи и странники, — скомандовал я. — Пусть каждый пьет и говорит, что хочет.

— Слово нашего Вальсингама будет законом, — торжественно сообщил первый старик.

И пир начался.

Приятные они все оказались люди. Чудаковатые и потрепанные жизнью, испившие ее чашу почти до дна, согнутые в бараний рог, но простые и бесхитростные, как дети. Русский человек до самой старости остается ребенком, которого только и делают, что обманывают всю жизнь. Ну и пусть лгут и предают, если не могут одолеть в открытом поединке. Кишка, значит, тонка. Но почему предают свои же, кому веришь, кого любишь? Почему меня предали Полина и брат? А еще прежде — Аня? И Димыч, и Петр Степанович, и многие другие, кого я считал своими друзьями? Что же за время иуд свалилось на наши головы? Когда же придет Спаситель, чтобы избавить нас от них? Или надо самим браться за метлу?

У меня было много вопросов, а костер мерцал, как глаза моих сотрапезников, веселящихся в нежданно свалившийся на них праздник. Появилась еще какая-то заблудившаяся молодая парочка, парень с девушкой, сели на свободные пеньки. Дворничиха Клава затянула старую казацкую песню, а сборщик посуды подхватил, да и остальные тоже. Хорошо пошли шампиньоны под шампанское. Земляки из Иванова стали рассказывать о своем житье-бытье, а лохматый старик вдруг заплакал, и все его стали утешать.

Удивительная была ночь!.. Казалось, все сейчас может произойти. Возьмет и опустится рядом летающая «тарелка», пригласят нас внутрь и заберут отсюда на неведомую планету. Или подкрадется напущенное на Москву чудовище поганое — ОМОН — и покрошит всех из автоматов, прямо в костер. Или явится вдруг светлая девушка с золотистыми волосами, в белой одежде, облаченная в солнце, и позовет меня за собой.

— Нарекаю тебя королевичем всех гонимых! — кричал мне старик прямо в ухо, уже оправившись от слез. — Защитником бомжей и сирот, больных и слабых, несчастных и преданных! Вот оно отныне — твое войско!

Я принял протянутый мне стакан и осушил его во славу своего крестного.

Старик продолжал кричать:

— Ни бельмеса никто не соображает, а ты дойдешь до сути! Только духом не падай! Духом!

— Хорошо, — сказал я. — Обещаю.

А веселье и пир продолжались, словно в зачумленном городе мы нашли единственное безопасное место. И так продолжалось до самого рассвета. А когда он пришел, со стороны Лосиного острова, я увидел в небе ту единственную, тающую утреннюю звезду, обещанную мне. Она исчезала, унося с собой в невидимый мир все тревоги прошедших дней, всю суету и разочарование. И кроме меня, никто ее больше не видел.

Вскоре, провожаемый своей поредевшей и подуставшей свитой, я покинул место полночного пиршества. Я поймал такси и поехал в Останкино. Я хотел сразу забрать Леночку и оттуда двинуться на вокзал. Но, проезжая по улице Королева, я попросил остановиться возле моей бывшей палатки и отпустил шофера. Мне подумалось, что надо завершить еще одно дело. Я постучал условным сигналом, и Гриша высунул из двери свой нос. А мне этого только и надо было. Защемив его шнобель двумя пальцами, я втолкнул Гришу внутрь. Новый напарник приподнялся с топчана и вытаращился на меня.

— Иди подыши воздухом, — сказал я ему. Он послушно проскользнул мимо меня к двери. — А теперь поговорим.

— О чем? — испуганно спросил Гриша.

— О том, как ты на меня повесил миллион.

— Так нас же обобрали, пока ты развлекался!