Мне ли бояться!..

5

— Где же сказка? — спросила Вера.

— Вот здесь. Утренний спектакль — самый детский. Как раз для нас, — пояснил Гавр, подходя к служебному входу театра на Тверском бульваре, которым руководила знаменитая актриса. — «Синяя Птица» — вечно исчезающая мечта, ты ее ловишь, а она оставляет лишь перышко.

Он достал какое-то удостоверение и предъявил вахтеру. Затем они вошли в лифт и поднялись на четвертый этаж. В коридоре на одной из дверей висела табличка: «Литературная часть». Гавр открыл комнату своим ключом. В кабинете стояли два стола, шкаф, диван, несколько кресел, а на вешалке висели цилиндр и шпага. Один стол был завален рукописями, а другой — девственно-чист.

— Располагайся где хочешь, — небрежно бросил Гавр, запихивая ногой муляж автомата под диван. — Тут я и работаю.

— Ты же врал, что банкир? Обанкротившийся.

— Я сочинял. Начитаешься здесь разных пьес, поневоле и сам станешь сочинителем. Я — литературный редактор. Тоже обанкротившийся. Сейчас какую профессию ни возьми — все банкроты. Так что не так уж я и лгал.

— А чем ты тут занимаешься? — Вера взяла в руки шпагу и нацепила на ее острие цилиндр.

— Ничем. Рукописи смотреть уже не могу: надоело. Да и не нужно. Все решает сама Великая Актриса. Хожу на прогоны спектаклей, пью кофе в буфете. Скоро меня ликвидируют, как пережиток.

— И куда ты пойдешь?

— Возьму автомат, шпагу — и на большую дорогу. Жаль, в реквизиторской пулемета нет. — Гавр собрал со стола несколько рукописей и запихнул их в переполненный шкаф. Затем вытащил красную папку. — Погляди, что пишут. Это уже по твоей будущей профессии. Клиент. Пьеса называется «Конец Вавилонской Блудницы». А среди действующих лиц он собрал Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева и Ельцина. Ну отчего бы им не встретиться в одном жарком месте? И множество мелких персонажей. Я насчитал сотню, а потом сбился и плюнул. И все говорят стихами. Да, чуть не забыл! Есть там еще Некто таинственный, который торжествует в конце пьесы, пожирая всех остальных. Чуть ли не зрителей в зале.

— А в чем же смысл? — Вера встала рядом, заглядывая в страницы.

— Видишь ли, все они передают власть друг другу, чтобы в конце концов она досталась этому Некто, последнему, Зверю, который водрузит свое антихристово знамя и сожжет все в огне. Такой вот печальный финал, Вера. — И Гавр слегка приобнял девушку за плечи, как бы утешая.

— А почему такое странное название?

— Это образное сравнение. Под именем Блудницы автор имел в виду город, где разворачиваются события.

— Страшный конец нас ждет, если его пророчества сбудутся, — промолвила Вера.

— Место пьесе — в корзине! — ответил Гавр и уже собрался швырнуть ее туда, но передумал. Поставил на полку. — Сохраню и буду почитывать внукам. Потому что такому — не бывать!

— А если будет, то, может быть, спасутся лишь двое, два сердца, чтобы возродить заново поруганное и поверженное? — спросила вдруг Вера.

Гавр не успел ответить, поскольку дверь распахнулась и в комнату влетел офицер царской армии, похожий на полковника Вершинина из чеховской пьесы.

— A-а, ты здесь? — радостно выкрикнул он. — Слушай, одолжи пятьдесят долларов на месяц?

— Нету! — отмахнулся Гавр.

— Ну, марок?

— Тоже, Вася.

— Пойду, спрошу у помрежа, — повернулся к двери артист.

— На Малой сцене репетируют булгаковского «Мастера…», так ты лучше к Воланду загляни, — посоветовал Гавр. — Полные карманы набьешь… Вот что творится, — взглянул он на Веру, когда «полковник Вершинин» исчез. — Русский офицер, чеховский интеллигент, а бегает по всему театру за долларами. А просвещенный купец Лопахин, купив вишневый сад, сидит в буфете и пьет пепси, подсчитывая, хватит ли ему на гамбургер. До чего же Россию довели, да?

— Это плохая сказка. — Вера нахмурилась. — Мне она не нравится.

— Мне тоже, — вздохнул Гавр и посмотрел на часы. — «Синяя Птичка» уже летит, а мы еще не завтракали. Приглашаю тебя в служебный буфет, где не стреляют, как в «Глобусе», даже если ты столкнешься с людьми с автоматами. И вообще, место артиста в буфете.

В полумраке уютного зальчика, среди громких, неунывающих голосов, за маленьким столиком в глубине, к которому Гавру пришлось прокладывать путь через дружеские рукопожатия, Вера спросила:

— Но тебе самому-то нравится твоя работа, театр?

Он пожал плечами, не зная, как правильнее ответить на этот вопрос.

— Полгода я писал диссертацию о театре девятнадцатого века, а потом бросил. Зачем, кому это сейчас нужно? Может быть, напрасно я кончал ГИТИС, изучал бы лучше бухгалтерский учет? Вот Говоров Митька — режиссер вчерашний — нашел свою нишу, припал к сосцам телевидения и тянет, тянет… А ведь мы с ним вместе начинали, еще в школе всякие капустники устраивали.

— Тебе не идет роль неудачника, Гавр, — сказала Вера.

— Ты права. — Он положил ладонь на ее руку. — Просто здесь все вокруг такие. И вон тот заслуженный артист, еле сводящий концы с концами, и та народная артистка, которой аплодировали столицы мира и которая теперь одиноко живет в своей убогой квартирке с болонкой. А сумевшие выгодно продать себя — плавают и не тонут. Все они несчастны и неустроены, но из последних сил играют роли счастливцев. Прожив по сто жизней на сцене, они так и не сумели хоть немного разобраться в своей собственной. Такими могут быть только абсолютно безумные люди, и я люблю их за это…

Гавр легко поднялся, пошел к стойке, а по дороге с кем-то заговаривал, кому-то улыбался, шутил, и Вере отчего-то было приятно наблюдать за ним. Она даже откинулась к спинке стула, прячась поглубже в тень. Всего пятнадцать часов длилось их знакомство, а кажется, прошло несколько месяцев. Так растут только причудливые растения с красными цветками, орошаемые лунной росой, когда все земное вокруг спит или дремлет.

Когда они допили кофе, Гавр протянул руку.

— Пойдем, — сказал он. — Пойдем за Синей Птицей. Тем более что второе действие уже началось, и Митя Говоров вот-вот лопнет от бешенства.

— Как, и он здесь?

— Ну да, ждет в директорской ложе, она же и правительственная, но в которой никто никогда не сидит. Мы договорились встретиться еще вчера. Я хочу предложить ему свою программу на телевидении, — пояснил он на ходу, ведя Веру по коридорам и лестницам. — Нечто вроде Актерской биржи или Ярмарки актеров. Это был бы шанс для каждого из них — и начинающего, и когда-то знаменитого, но забытого напрочь. Это будет их бенефисом, выходом на всю Россию. У меня уже готов сценарий, и программу можно сделать ежемесячной. Все зависит от Митьки.

— Я-то думала, что ты едешь сюда ради меня, — произнесла Вера, еле поспевая за ним. — Ты, видно, любишь варить в одной кастрюле все вместе.

— Порывы души не должны мешать делу. Мы пришли, заходи.

Поддержав за локоть, Гавр ввел девушку в ложу, где уже сидел вчерашний режиссер, повернувший к ним голову. Всюду струился мягкий полумрак, лишь на освещенной разноцветными огнями сцене шло Таинственное Действо, сразу же приковавшее Верино внимание. А особенно — говорящий пушистый Кот, чем-то похожий на увеличившегося в сто раз Монтигомо.

— Хорошо вчера поужинали? — обратился к ней Говоров, нисколько не удивившись ее присутствию здесь.

— Нормально, — ответил за нее Гавр. — Только больно неспокойное место попалось.

— На передаче ты вел себя как юродивый, — понизил голос режиссер. — Чуть не завалил всю программу.

— На Руси юродивые всегда были исполнены истинной мудрости, — шепотом ответил Гавр. — А тебе, видно, нужны одни тихие идиоты?

— Манекены, — поправил его режиссер.

— Чтобы показать всем, как ты вдуваешь в них живую душу? Не слишком ли самонадеянно?

— В программе есть только один Бог — режиссер…

— …Толстый, лысый и нудный Митька Говоров.

— Ты у меня получишь!

— Потише, пожалуйста, — попросила Вера, по-детски увлеченная сказкой на сцене.

— Хорошо, хорошо! — хором откликнулись оба спорщика и вышли в коридор.

А когда спектакль подошел к концу и занавес опустился, отделив зрителей от волшебных персонажей и Синей Птицы, когда после долгих аплодисментов артистов наконец-то отпустили, Вера вышла в коридор и увидела Гавра, одного, раскачивающегося на пятках и чему-то глупо улыбающегося.

— Поймала синюю плутовку? — спросил он.

— А где твой друг? — произнесла она.

— Вот! — И Гавр протянул на ладони пуговицу. — Все, что от него осталось. Убежал.

— И поставил крест на твоем сценарии?

— Наоборот. Я убедил его, что прав. Что пора возвращаться к истинным ценностям. И он рискнет своей головой… или что там у него вместо нее? Завтра мы подписываем договор в дирекции телекомпании.

— Поздравляю! — Вера подошла ближе и, неожиданно для себя, поцеловала его в щеку. — И все же скажи: почему ты так злишься на него?

— Потому что не люблю, когда надо убеждать в очевидных вещах. — Гавр, кажется, даже не понял, что произошло только что. Вид у него был растрепанный и немного очумелый. — Ты принесла мне удачу! — сказал он. — Это надо отпраздновать. Возвращаемся в буфет.

Вера уже послушно пошла с ним рядом.

— Гавр, как же твое настоящее имя? — спросила она.

Он рассмеялся.

— Самое забавное, что этот Ведущий в дурдоме угадал: меня с детства звали Гавр, потому что я — Гаврилов. А Говоров Митька был — Говр. Так мы и ходили по школе — Гавр и Говр. Ну а имя у меня крайне редкое, почти не встречается в средней полосе России — Николай… Я постараюсь тебя сегодня еще чем-нибудь удивить, — пообещал он, когда они садились за столик.

От шампанского Вера отказалась, но на ее «место» героически заступили двое других — «полковник Вершинин», так и не раздобывший у Воланда ни долларов, ни фунтов, ни даже лир, и артист, только что сыгравший Кота в «Синей Птице». Но на перса Монтигомо он сейчас нисколько не походил, скорее наоборот — в его лице было что-то жалобно-собачье.

— Вообще-то нам не полагается, — сказал он. — И если Великая Актриса увидит, она меня убьет. Но мы закроемся Гавром — сотрудникам литчасти позволено пить сколько влезет. Им на сцену не выходить.

— Ему хватает игры в жизни, — добавила Вера.

— Да, может он отмочить нечто этакое, — глубокомысленно изрек «Вершинин».

— Не буду говорить, за что мы пьем, но в ближайшем будущем произойдут приятные изменения, — сказал Гавр.

— Ты — женишься! — догадался бывший Кот. — И я даже знаю — на ком. Ну отчего вы покраснели, милая?

— Тебя нельзя приглашать в интеллигентное общество, — произнес «полковник». — Гавр намекнул, что он всего лишь становится директором театра.

— Барбизоны! Все, что я делаю, — ради вас. Скоро вы будете ходить за мной табунами, и я наконец-то выведу вас на чистую воду. И каждый получит по Синей Птичке в клетке. А уж сумеет ли он ее удержать, зависит от него самого.

— Поверь моему печальному опыту — это невозможно, — сказал бывший Кот. — Я шестьдесят четыре раза пытался ее съесть. И каждый раз некстати опускался занавес.

— В этом и есть смысл жизни, — начал философствовать «полковник». — В отсутствии его как таковом. Все проходит. Остается лишь вера, надежда и любовь.