Вторник и другие приключения Марты

— Но в жизни всё не то, чем кажется, — остановил свой рассказ Ответственное Лицо.

Никто не ответил — все ждали продолжения и Капецки продолжил:

— Я знаю Тори-сана с самых малых лет — он дружил с моим отцом, тоже Николаем Николаевичем. В нашем роду все Николаи Николаевичи и все — Ответственные Лица, — напомнил Капецки. — Тори часто бывал у нас в гостях, уходил с папой в кабинет и подолгу о чем-то с ним разговаривал. Когда мне исполнилось двенадцать, я стал заниматься с Тори-саном всякими науками — он был крупнейшим специалистом во многих областях, а в некоторых имел докторское звание. Он был даже умнее Маэстро Форбичи, его изобретениями пользуются везде — от медицины до кораблестроения. Он открыл несколько физических законов, несколько новых химических элементов, доказал несколько математических неравенств и одну теорему, в общем, всего не перечислить. Тори-сан знал множество языков, включая языки животных, даже таких редких как Яванский носорог и Амурский леопард.

— И он научил Вас этим языкам? — почтительно спросил Семён. — Вы умеете разговаривать с носорогами?

— Нет, — улыбнулся Капецки, — не умею. Тори научил меня чуть-чуть понимать голубиный, ведь больше всего на свете он любил голубей! Мы часто кормили птиц вместе и убирали голубятню. Тори много рассказывал мне о пернатых, об их уме и выносливости, он постоянно разговаривал с ними, ну, я и выучился кое-чему.

Тут Капецки вдруг вытянул губы клювиком и что-то заворковал совсем как настоящий голубь. Елена и Марта восхищенно смотрели на него и не заметили появления в кабинете уж знакомого всем большого рыжего кота. Кот сидел возле Ответственного Лица и невозмутимо вылизывал заднюю лапу, вытянув ее непостижимым образом.

Капецки наклонился и взял кота на руки, поглаживая его по лобастой голове с маленькими прижатыми ушками.

— Это наш помощник, — сказал Капецки, — его зовут Феня.

Услышав это, кот недовольно спрыгнул на пол и раздраженно задергал хвостом.

— Ну, хорошо, хорошо, — исправился Ответственное Лицо, — не Феня. Конечно же, не Феня!

Он снова прижал к себе рыжего мурлыку и, обратившись ко всем, представил:

— Это Фенимор Сэмюэль Дэйвид Золотой Остролист, вислоухий кот британской породы.

Бумбощ-щ-щи уважительно посмотрели на кота — таких сложных имен они не встречали даже у людей!

Словно прочитав их мысли, кот самодовольно произнес:

— Мое имя — свидетельство породы, ведь мои ближайшие родственники почти все из-за границы. Мать с отцом, например, сотрудники израильской разведки, но это строго между нами!

Сказав это, рыжий, как самый обычный беспородный кот, прыгнул на колени к Семёну, протянул лапку и взял со стола булочку.

— Но вы можете называть меня просто Фенимор, — объявил он, после чего, обсыпая сахарной пудрой Семёновы штаны, принялся за лакомство, но через минуту, не удержавшись, брюзгливо проворчал:

— Но вообще-то, я не британский, а шотландский, когда наконец ты это запомнишь? Как будто для тебя Шотландия и Британия — это одно и то же!

— Ну, в целом, почти… — начал было Капецки, — а, впрочем, неважно.

— Для кого важно, а для кого и нет! — фыркнул кот. — Дай-ка мне лучше еще одну плюшку!

То, что кот разговаривает, все уже слышали и не удивились, как, впрочем, не удивились и тому, что животное поедает выпечку. Марта преспокойно взяла булку и, протянув ее Фенимору, громко объявила:

— А у меня тоже живет кошка! Она не ест булочки, да и вообще не любит сладкое, но зато она тоже умеет разгова… Ой! — Марта зажала рот ладошкой. Проговорилась! А ведь она обещала Шелли, что никогда и никому не скажет о ее способности разговаривать по-человечьи.

— Ты хочешь сказать, что твоя кошка умеет разговаривать? — спросила Елена. — Ты имеешь ввиду — маукать? Ну в смысле она говорит «мяу-мяу» или «мур-мур-мур», а не на человеческом языке?

— Я не могу об этом рассказывать, я обещала, это секрет, — пыталась уйти от ответа девочка.

— Так-так, чувствую, что здесь пахнет нарушением Всемирной Кошачьей Конвенции о Неразглашении, — нахмурился Фенимор. — Видимо, придется сообщить куда следует.

— Нет-нет, милый Фенимор! Не надо никуда сообщать! Это я во всем виновата! — чуть не плакала Марта.

— А не кажется ли тебе, наш дорогой помощник, что ты много на себя берешь? — начальственным тоном спросил Ответственное Лицо и все примолкли, а кот даже чуточку прижал свои маленькие и без того прижатые уши. — А ты, Марта, раз уж сказала «А», то говори и «Б», раз уж взболтнула лишнего, выкладывай все до конца!

И Марте пришлось рассказать, как однажды она застала свою Шелли за беседой с голубем, и как кошка познакомила ее с Эженом, и как они подружились, как он рассказывал ей о своих полетах и желании непременно улететь в Париж, на свою историческую родину.

— Это он тебе сказал про историческую родину Париж? — усмехнулся Капецки.

— Да, — подтвердила девочка. — Ну, вернее не он сам, а Шелли — так зовут мою кошку. Эжен не умеет говорить по-нашему, вот Шелли и переводит.

— Значит, Париж, — задумчиво протянул Ответственное Лицо и неожиданно пропел, — Париж, Париж, Париж! А давно ли ты видела голубя, Марта?

— Ой, давно, — махнула рукой девочка. — Я про себя-то не знаю, сколько времени уже нахожусь здесь, а его последний раз видела задолго до того, как оказалась в Городке. Он, конечно, пропадает временами дней на пять, самое большее шесть, но всегда прилетает. Говорит, что тренируется высоко-высоко, там, где два воздушных потока… — тут Марта грустно вздохнула, вспомнив родной дом, Шелли и Эжена. — Но сейчас его нет уже долго, целый месяц, а может даже и больше.

— Примерно в это же время пропал Маэстро, — кивнул Капецки. — Сдается мне, друзья, наш смелый голубь выследил Форбичи и что-то предпринимает для того, чтобы мы могли найти злодея. И ты, Марта — единственное связующее звено между ним и нами. Ты сегодня же отправишься домой, и с тобой пойдет Фенимор.

— Домой? — девочка не верила своим ушам. — Домой? Я пойду домой?

— Ну конечно домой, к маме и папе, — подтвердил Ответственное Лицо. — Ни о чем не беспокойся, твои родители даже не поймут, что тебя так долго не было, ведь ты выйдешь там, где и зашла. Бумбощ-щ-щи проводят тебя к воротам, но сначала ты расскажешь Хэльмуту все, что вспомнишь о Черных Ножницах, пропадающем этаже и бумажной комнате, уверен, зацепка где-то там. Меня интересует абсолютно все — соседи, кошки, собаки и почтальоны, количество ступенек, погода, постарайся вспомнить все, поняла? Хэльмут запишет то, что услышит от тебя.

— Я попробую, — робко ответила Марта, — я буду очень стараться.

Хэльмут тут же поднялся, деловой, сосредоточенный он направился в сторону приемной:

— Не будем задерживаться, пойдем, — кивнул он Марте.

— Теперь вы, — Капецки подошел к Олегу и Семёну, напряженным и серьезным. — Вы должны будете оставаться здесь, в Городке.

Олег и Семён переглянулись:

— Да! Но только… — и приятели замялись, словно хотели что-то спросить, но стеснялись, — понимаете…

— Что такое? — нахмурился Ответственное Лицо.

— Просто мы всегда жили в тех домах, чьи души спасали, понимаете? — начал Олег.

— И мы там ночевали, ели, да вообще — жили, — вступил Семён.

— А если души не надо спасать, то тогда что получается? — спросил Олег.

— Что? — спросил Семён.

— Что? — это снова Олег.

— Что?

— Что?

— Вот именно — что?

— Да, вот именно, что?

Компаньоны повторяли друг за другом вопрос и все уже забыли, о чем он был.

— Зачем ты дразнишься? — возмутился Семён.

— Это не я, это ты дразнишься! — тоже возмутился Олег.

— Я?! Это я-то дразнюсь? — Семён топнул ногой.

— А я что ли? — сжал кулаки Олег.

Намечалась перепалка или даже потасовка.

— Друзья, друзья, успокойтесь, — забежал в кабинет Хэльмут, услышавший спор из приемной, где они с Мартой записывали ее воспоминания, — что случилось?

— Полундр-р-р-ра! Наших бьют! — подал голос дремавший в клетке попугай Рамсес. — Спасайтесь! Спасайтесь!

Бумбощ-щ-щи разом замолкли, но почти сразу же Олег, как ни в чем ни бывало, продолжил свою мысль.

— Я хочу сказать, что теперь нам с Семёном негде будет жить!

— А на улице жить уже холодно, да и нас могут забрать в милицию! Милиция может подумать, что мы бродяги! — выпалил Семён.

Капецки почесал подбородок.

— Да, точно, я ведь об этом не подумал. Надо подыскать вам жилье.

— Не надо ничего подыскивать, — объявила Елена. — Они вполне могут поселиться у меня, на Приречной, места хватит для всех. Если, конечно, вы не против, — и она посмотрела на Олега и Семёна.

— Ну что ж, — обрадовался Капецки, — отличное решение! Вы согласны, ребята?

Но бумбощ-щ-щи уже кружили вокруг Елены, подпрыгивали и радостно припевали:

Жить пойдем мы в старый дом,

Будет весело нам в нем,

Вот же будет благодать,

Будем жить и поживать!

— Мы так рады! — кричал Семён.

— Мы тебе будем во всем, во всем помогать! — заверил Олег.

— Починим крыльцо — раз! — начал загибать пальцы Семён.

— И не только крыльцо, а всё — окна, двери и пол — это два!

— Повесим картины, которые мы видели на чердаке — три!

— Это дедушкины… — вздохнула Елена, — он любил рисовать.

— Приведем в порядок огород — четыре!

— Займемся голубятней, — тараторил Олег, — наведем там порядок, и туда снова прилетят птицы.

— И может быть, туда прилетит Эжен, — протянула мечтательно Марта.

— И Тори-сан, — добавил Хэльмут, — и я спрошу у него про Хэльгу.

Вдохновленные, друзья говорили все сразу, перебивая и перекрикивая друг друга, из-за чего в кабинете стоял такой шум и гам, что даже Капецки своим властным громким голосом не смог их утихомирить и ему пришлось громко ударить в ладони. Испуганный неожиданным хлопком, жующий плюшку Фенимор свалился со стула, попутно зацепив чайную чашку Семёна, чашка упала на пол и разбилась. Рамсес, мирно дремавший в клетке в приемной, услышав звон разбитой посуды, страшно разволновался и так сильно захлопал крыльями, что клетка с грохотом свалилась с подставки, а попугай от испуга каркнул вороной и затих.

Затихли и все остальные. В установившейся полнейшей тишине стало слышно, как едут на улицах машины, как бегают и смеются дети в парке, как взлетают с карнизов голуби, как от легкого осеннего ветерка шумит листва и еще множество других звуков обычного беззаботного дня.

Первым заговорил Хэльмут:

— Друзья, мы знакомы всего два дня, а у меня уже разбилось половина чайного сервиза!

А Олег взволнованно прошептал:

— Да что там разбитые чашки, ерунда! Попугая не слышно! Чего это он затих? Неужто помер?

Хэльмут с ужасом выпучился на бумбощ-щ-ща и вскочил, чтобы бежать в приемную. Но оттуда уже раздавался бодрый попугачий говорок:

— Р-р-р-амсес хор-р-роший! Пр-р-ривет, птичка! Как дела? Как дела? Как дела? Мар-р-рте пор-р-ра! Мар-р-рта, привет! Мар-р-рта, пока! Пор-р-ра, пор-р-ра, пор-р-ра!