Возвращение связного[1980, худож. В. Борисов]

* * *

Она слонялась как тень по своей учительской квартире, которую пообещал ей референт в министерстве и которая — какое чудо! — действительно ждала ее. Комната и кухонька с черной плитой, белёные стены, пол выскоблен и натерт ядовито-желтой краской.

— Для одного здесь места хватит, — сказала сторожиха Юрашкова тоном, не допускавшим возражений. — Дровяной сарай во дворе, колонка под окнами, пол я вам выскоблила. Когда прибудет ваша мебель, можете позвать меня.

Таня поежилась. Она боялась ступить на пол, осквернить его неприступную чистоту, боялась признаться, что никакой мебели у нее нет. Ей обещали учительскую квартиру, но ей, несведущей в житейских делах, и в голову не пришло, что квартира означает одни лишь голые стены.

— Как же так? Собираетесь здесь жить и даже завалящую раскладушку с собой не привезли? — удивлялась Юрашкова.

— Я не думала, не сообразила… — бормотала Таня. Чтобы не провалиться сквозь землю от стыда, она открыла чемодан и делала вид, что ищет в нем что-то.

На самом верху в чемодане лежала шаль, противная кричаще-зеленая кашемировая шаль с кроваво-красными розами. Мама ее где-то раздобыла и силком сунула Тане в чемодан: пригодится, мол, когда ударят морозы.

Юрашкова всплеснула руками:

— Ой, до чего же хорош платок! Откуда он у вас? Теперь ведь такой только по знакомству и достанешь.

Таня чуть не подпрыгнула от радости.

— Нравится вам этот платок, тетушка? Так возьмите его себе — это за то, что вы так хорошо выскоблили пол.

Юрашкова потянулась за платком, развернула его, залюбовалась великолепными красками. Потом покачала головой над Таней, над этим странным, беспомощным существом.

— Знаете что? Сходите-ка в комитет, к Янчовичу, пусть он вам даст мебель из за́мка. У них там полон сарай всякого добра — шкафы, кушетки, даже стульчики на золотых ножках.

Потом еще раз полюбовалась на платок и решительно заявила:

— Сама пойду. Вам-то, я вижу, что хочешь можно подсунуть.

Но Таня все же упросила взять ее с собой. Она боялась стульчиков на золотых ножках, справедливо опасаясь, что Юрашкова остановит свой выбор именно на них.

Янчович охотно отпер сарай:

— Выбирайте себе на здоровье, пока мыши все это не сглодали.

Итак, Таня обставила квартирку музейной мебелью из зáмка, может быть, исторически ценной, но довольно ветхой. Теперь у нее есть шкаф, скрипучий, но глубокий, как исповедальня, секретер на могучих медвежьих лапах, украшенный резными амурчиками, небольшой столик, креслица с камчатной обивкой и латунная кровать, вызвавшая явное неодобрение Юрашковой.

Но за эту «никчемную», как сказала сторожиха, кровать Таня сражалась как львица.

— Да возьмите же порядочную кровать, вот эта хороша… или эта кушетка, — уговаривала ее Юрашкова.

Пришлось Тане вымерять комнату шпагатом, чтобы убедить Юрашкову, что здесь нет места ни для резной кровати с высоким изголовьем, ни для кушетки, длинной как корабль.

— Помилуйте, тетушка, мне ведь еще нужен письменный стол, чтобы работать с тетрадями!

Старомодный письменный стол был похож на фисгармонию в какой-нибудь часовне. И вообще комната теперь напоминала часовню: секретер вполне мог сойти за алтарь, а шкаф — за исповедальню.

Таню раздражали когти на медвежьих лапах секретера.

«Вот возьму и покрою их лаком, — говорила она себе. — Куплю красный лак и сделаю им педикюр».

Так бы она и сделала, если б не боялась Юрашковой.