Возвращение связного[1980, худож. В. Борисов]

Возвращение связного

— Школа старая, классных комнат всего четыре. Поэтому заниматься придется в две смены. Зато есть квартира для учителя, а рядом с деревней — железнодорожная станция, — сказал референт.

— Вот и чудесно! — вырвалось у Тани. — Значит, я не совсем буду отрезана от мира.

И тут же улыбнулась своей непоследовательности. Она ведь хочет уехать из Братиславы, подальше от мира, а сама радуется железнодорожной станции — сокровенной мечте любого сельского учителя, этой гарантии, что связь с миром все же не будет утеряна.

«Это хорошо, что я еще способна смеяться над собой, — подумала она. — Значит, на душе не только обида. Значит, это снова я, Таня Миттермайерова, которую всегда выручало умение смеяться над собой». Вслух она сказала:

— Я согласна.

Референт выписал назначение, попросил расписаться.

— И пожалуйста, впишите номер паспорта…

Таня порылась в сумочке. Вместо паспорта она нащупала какой-то конверт, и рука у нее дрогнула. Хорошее настроение вмиг рассеялось без следа.

Голубой конверт со штампом районного суда, в конверте свидетельство о разводе… Вот почему она бежит из Братиславы и подписывает документ о переводе в Лабудову, в сельскую восьмилетку с двухсменным обучением.

Она торопливо расписалась, проставила номер паспорта и только тогда перевела дыхание.

«Уеду на село, постараюсь забыть обо всем; в моем положении главное переменить обстановку. Только бы уехать отсюда…» — думала она. Но она не подумала о том, что ждет ее в деревне, в этой новой обстановке.

Никто в деревне ее знать не хотел.

Ни родители, ни ученики. Ни местный священник, ни директор школы.

Партизанка, работала в Братиславе, сама попросилась в Лабудову. Чего ради? Это что-нибудь да значит, без причины никто не бежит из города.

Но вот пришла ее анкета с биографией, и лабудовчане ужаснулись. Разведенная! Разведенную нам посылают. Именно так и написано в анкете, черным по белому: «Семейное положение — разведена».

Деревня кипела.

Суровая, богомольная Лабудова знала о разводе только по слухам. Где-то там, к счастью далеко отсюда, в городах и лютеранских деревнях, говорят, случалось, что люди венчались, а потом разводились. Но в лабудовской церкви новобрачные клялись в верности друг другу «до самой смерти». Здесь твердо верили, что браки заключаются на небесах и если брак не удавался, то супруги все равно тянули лямку до самого конца.

Лабудовская школа стоит уже больше ста лет, учительниц в ней перебывал легион, но разведенной не было ни одной. Школа была церковная, учителей принимал школьный совет под председательством священника, а уж тот следил за тем, чтобы в школу попадали только добрые католики. Он требовал от кандидатов подтверждения, что они ходят в церковь и к исповеди. И вдруг — разведенная, баба, от которой сбежал муж!

Апола Палушова — та, что вечно жалуется на больное сердце, и Грызнарова — богачка, широкая как короб, заявились к директору школы: пусть, мол, напишет туда, наверх, что в Лабудовой такую учительницу не хотят.

Директор только плечами пожал.

— Я, голубушки, человек маленький. С той поры, как вышел новый закон о школе, мы должны принимать любого, кого нам пришлют. А вы сходите в местный национальный комитет, пусть этим займется председатель или секретарь.

Но в национальный комитет тетки не пошли — смысла не было. Кто там председателем? Ондрей Янчович с Верхнего конца, тот самый, который во время восстания носил в горы еду; а секретарем Эрнест Гривка, партизан, да еще с орденом. С Гривкой считались и в районе, и в области. Такие разве тронут партизанку, будь она хоть трижды разведенная?

— Ну и дожили, ну и порядки нынче… — охали бабы.

Но с разведенной что-то нужно было делать; раз нельзя положиться на местную власть, решили справиться с ней своими силами.

— Мы ей покажем, пусть только появится! — грозились лабудовчанки. — Долго она у нас не задержится!

Семиклассники и восьмиклассники, будущие Танины ученики, тоже грозились:

— Да, уж мы с ней живо разделаемся! С нами шутки плохи.

Только Милан Гривка и Сила Шкалак ждали новую учительницу с нетерпением.

— Представляешь — партизанка! Вот будет жизнь! — мечтал Милан. — Мы ей скажем, что тоже помогали партизанам, и тогда можно будет не делать домашние задания.

— Да что там задания, пусть лучше отпускает нас с уроков! — предлагал Сила, для которого не было горшей муки, чем сидеть за партой.

— Скорей бы она приехала! — вздыхали они, а когда Яно Гурчик сказал им, что он эту учительницу забросает конскими яблоками, Сила, первый драчун в деревне, влепил ему затрещину.

Гурчикова, мать Яна, потом гонялась за Силой с граблями и даже пришла на хутор жаловаться его матери на этого висельника.

А Милан сказал:

— Молодец! Если б он тогда не убежал, я бы ему еще одну влепил.