Забытьё

Лето две тысячи четвёртого года. Гарри

Вначале она просто показала ему пергамент. Но когда Гарри осторожно предположил, что, может быть, это здесь ни при чём, Гермиона как будто сошла с ума. Она кричала, вопила и била его этим несчастным пергаментом, говоря, что это он, он один был во всём виноват.

— А если бы не ты, я бы никогда не додумался до этой авантюры! — пытаясь перекричать её, рявкнул Гарри. И сразу — по погасшему, сникшему выражению лица подруги — понял, что зря это сказал.

Тогда, в девяносто восьмом, журналисты осаждали Мунго в попытке хотя бы одним глазком посмотреть на «романтического героя», «святого», «жертву обстоятельств», «эталон чистой и бескорыстной любви» — и так далее. Одним словом, на Снейпа. Гарри не могло и прийти в голову, что Снейп после чудовищных ранений, нанесённых Нагайной, останется жив. Но факт оставался фактом — домовики принесли в Мунго не хладный труп, а сильно ослабленного, измождённого, на самом пороге клинической смерти, — но всё-таки живого волшебника. А это ставило перед Гарри серьёзный этический вопрос.

Что будет, когда Снейп проснётся? Он, похоже, всю жизнь панически боялся, что о его чувстве станет известно хотя бы кому-то… даже с Дамблдором Снейп согласился сотрудничать только на том условии, что о Лили не узнает никто. А сейчас его имя полоскалось на страницах десятков газет. Это была катастрофа.

Глядя на сновавших, будто голодные стервятники, репортёров, Гарри не мог поднять головы от стыда. И когда на исходе третьего дня к нему подошла Гермиона и заговорщическим шёпотом сказала, что знает выход, он был готов расцеловать её в обе щёки.

— Только это незаконно, — предупредила она.

— А когда было законно? — с ухмылкой пожал плечами Гарри.

Всё, что им было нужно, — воздушный шар. И заклинание. Которое заставило бы забыть население целого города, что Северус Снейп любил Лили Эванс. А дальше заклинание действовало как вирус, передаваясь от человека к человеку и неся забвение теми же дорогами, что до этого управляли распространением информации. От города к городу, от газеты к газете… они все должны были забыть о сенсации: о том, что Северус Снейп был двойным агентом по воле не столько совести, сколько вины и неразделённой страсти.

За воздушным шаром патруля обливиаторов в суматохе первых дней после битвы за Хогвартс никто не присматривал, так что план казался идеальным. В корзине их было шестеро, как всегда: Гермиона, Гарри, Джинни, Луна, Невилл и Рон. Читать заклинание должен был Гарри, как «рассказавший тайну», но Гермиона говорила что-то насчёт того, будто на всякий случай воспользовалась «усиленным» вариантом заклинания. То есть таким, что позволяло заставить забыть не только о том, что рассказал сам, но и вообще о чём угодно. Гарри не особенно понимал, как это работало, поэтому просто доверился судьбе — как делал всегда, когда речь шла о Гермионе и заклинаниях.

И вот теперь Гермиона откопала тот злосчастный пергамент, заполненный её собственными быстрыми летящими каракулями, и с обвиняющим огнём в глазах спрашивала, как он прочитал четырнадцатую строчку сверху.

Достаточно было поставить два глагола не в ту форму и перепутать предлог. Ошибка в несколько букв. Но вместо того, чтобы заставить магический мир забыть о чувствах Снейпа к Лили, такое заклятие побудило бы навсегда запамятовать… о самом Снейпе. И ведь они бы этого даже не заметили: сам Снейп лежал в коме, а шестёрка друзей, бывших в тот день на воздушном шаре, почти ни с кем не обсуждали прошлое, кроме друг друга.

Если это было верно, то и сам Снейп забыл о себе! Такое могло показаться смешным, вот только исправить подобное было бы невозможно: заклинание Гермиона сделала на славу.

Если… если, конечно, дело было именно в этом. Гарри уже не мог поручиться, что он тогда говорил. Но нельзя было сбрасывать со счетов, что Гермиона могла попросту уцепиться за объяснение, устав от попыток заставить Снейпа вспомнить. После того, как она так и не сумела вернуть память родителям, вторая ошибка, в чём бы та ни заключалась на самом деле, могла окончательно подкосить веру Гермионы в себя. И она спасалась тем, что обвиняла Гарри.

Но тому не хватило великодушия взять на себя вину. Его недавно выдвинули на старшего аврора, он работал с утра до ночи, а ещё — Джинни была беременна. Приходя домой, Гарри никогда не знал, застанет ли ласковую хозяюшку или рыдающую фурию. А иногда на Гримо и вовсе царил разгром — сырая магия будущего ребёнка порой прорывалась без участия матери и носилась по дому, изменяя, превращая и корёжа. Пару раз Гарри даже брал из архива хроноворот — только для того, чтобы открутить его на восемь часов назад и отоспаться в подсобке.

А здесь ещё и Снейп. Гарри ещё нашёл в себе силы спокойно обсудить его дальнейшую судьбу, но когда дело дошло до обвинений… Самым милым из того, что он сказал Гермионе было предложение не видеть кругом тени прошлого и не «накручивать себя», а заняться другими делами. И что грош цена специалисту, который за всю свою жизнь работал только с одним пациентом, а теперь, видимо, боится закрыть этот случай и перейти на кого-то другого, незнакомого.

Одним словом, они опять поругались.