Забытьё

Лето две тысячи четвёртого года. Гермиона

Снейпа скоро должны были выписать. Прорыдав после ссоры с Гарри почти полчаса в туалете, Гермиона пришла осматривать своего самого главного пациента обессиленной, с ватной головой и сухими глазами.

И он снова ей улыбнулся. Обаятельной, обезоруживающей и немного жалкой улыбкой типичного «потеряшки» — пациента с амнезией — вот только видеть таким Снейпа казалось диким.

Гермиона через силу улыбнулась в ответ, но не смогла обмануть ни себя, ни его. Снейп нахмурился.

— Почему вы так на меня смотрите, мисс Грейнджер? Я… — он пристально вгляделся в её лицо, будто ища там ответ. — Я сделал вам что-то плохое, да?

Он — и сделал что-то плохое… Да это она сделала ему плохое, самое плохое, что может приключиться с человеком: стёрла память, а вместе с ней всё то, что называется «личностью», ведь кто мы, если не наши воспоминания? О горе и радости, здоровье и болезни… О каждом выборе. О каждом человеке.

Гарри, наверное, прав: глядя на Снейпа, Гермиона не могла не вспоминать встречу с родителями… то есть… с Уилкинсами. Потому что от Грейнджеров в этой симпатичной семейной паре средних лет не осталось ничего.

— Нет, что вы… — она снова попыталась улыбнуться, но на глаза помимо воли навернулись слёзы. — Просто… мы вас выписываем, а вы ещё ничего не вспомнили.

— И вам меня жалко? — с недоверчивым удивлением посмотрел на неё Снейп. — Простите, что интересуюсь, но вы за всех пациентов так переживаете? Тогда вы, наверное, очень хороший доктор, но вам очень сложно работать…

Гермиона рассмеялась, размазывая слёзы по щекам.

— Нет. Знаете, наверное, ни то, ни другое. Просто… Я… знала вас раньше. Вы… мы были соседями. И… вы когда-то спасли мне жизнь.

Он задумчиво покачал головой, что-то укладывая в своих мыслях. До сих пор Гермиона даже не пыталась рассказывать Снейпу о его прежней жизни: это могло нарушить восстановление после амнезии и подменить настоящие воспоминания фальшивыми. Но теперь… какая разница? И она решилась. Раз сам Снейп ничего вспомнить не сможет, Гермиона сама расскажет ему правду… нет, это слишком жестоко. Она расскажет ему… улучшенную и смягчённую версию, в которой не будет других людей, забывших Снейпа по её, Гермионы, вине, но будет всё, что когда-то сформировало его таким, каким он был. И, может быть, это поможет памяти вернуться.

Конечно, так делать было нельзя. Но что ей оставалось? Не выпускать же Снейпа на улицу совсем без знаний о себе! Для мира он никто — ни почётной пенсии Министерства (как герою войны), ни даже компенсации ему не полагалось… Северусу Снейпу снова придётся добиваться всего самому и, видит Мерлин, Гермионе это казалось самым несправедливым, что только могло приключиться в жизни.

Она присела на стул возле койки Снейпа и начала свой рассказ. О том, что недавно в Британии правил тёмный маг Волдеморт, который ненавидел и истреблял маглорождённых, пока его рейды не опустошили магическую Великобританию на треть. Снейп кивал, мрачнел, но узнавания не выказывал. Тогда Гермиона добавила, что сторонники Волдеморта пришли и за ней — ведь она маглорождённая — но Снейп укрыл её и спас. И что именно потому, что он защищал маглорождённых, его и пытались убить.

Снова правда или почти правда. А главное — всё сходилось.

— Но почему вам так неприятно, когда я улыбаюсь? Разве мы могли быть в настолько плохих отношениях, если я вас спас? — снова спросил Снейп.

Гермиона замялась. И что ей было на это ответить? Снова почти правду, наверное.

— Когда мы были соседями… Я ещё ребёнком часто забегала в вашу лавку… («лучше, если у него будет магазин зелий: это хороший бизнес, а все знания по-прежнему при нём»). И вы каждый раз сильно раздражались, даже выгоняли меня пару раз. Я хорошо разбиралась в зельях, но вы всегда находили, к чему придраться. Думаю, это из-за… одного случая в вашем прошлом.

Встав на путь полуправды, Гермиона уже не могла остановиться. Ей хотелось связать воедино разрозненные нити жизни Снейпа и соорудить из них хоть что-то, напоминавшее его прежнего. Всё, что было для него важно, всё, что имело значение.

— Она тоже была маглорождённой, и во время предыдущего прихода Волдеморта к власти… её убили. А вы очень её любили, и её смерть изменила вас навсегда.

Снейп нахмурился. Закусил ноготь на большом пальце. Раньше Гермиона никогда не видела у него этого жеста. Наконец, Снейп поднял на неё взгляд.

— Я сам был полукровкой? — отрывисто спросил он.

— Да, — с готовностью подтвердила Гермиона, боясь спугнуть неожиданное прозрение пациента, которое могло стать началом… Нет, она даже не решалась об этом думать.

«Неужели он всё-таки сумеет вспомнить?»

— Это значит, что мне самому ничего не угрожало?

— Да.

Пальцы Снейпа нервно сжимались и разжимались, комкая больничную простыню. Он то глядел в окно на проплывающие за фальшивым окном облака, то опускал глаза и закусывал губу.

— Скажите правду… — наконец, медленно проговорил он. — Я… до её смерти я… симпатизировал идеям этого «Волдеморта»?

Гермиона нашла в себе силы только кивнуть.

— Вот почему вы мне не нравились, но я вас спас? Потому что хотел, — он брезгливо скривился и на мгновение напомнил себя прежнего, того Снейпа, которого Гермиона знала, — выторговать себе прощение у судьбы?

— Не говорите так! — возмутилась она. — Вы… вы сделали это потому, что не могли иначе. Вы очень изменились с тех пор, и вы больше не тот человек, который мог поддерживать Волдеморта.

Снейп снова улыбнулся — обезоруживающе и светло, хотя и бесконечно грустно:

— Я теперь вообще не тот человек, кажется, — нахмурился. — Я правда так сильно любил свою жену?

— Сильнее всего на свете, — кивнула Гермиона. Услышав слово «жена» она даже не запнулась. Пусть хотя бы в этой новой реальности, что Гермиона создаст своими словами, у Снейпа будет счастье — хоть бы и в прошедшем времени. Всё лучше, чем жизнь полная несбывшегося.

* * *

Она тайно сделала первый взнос за помещение магазина, и когда Снейп через неделю выписался, всё уже было готово. Конечно, магазин выглядел новым и необжитым, но Гермиона уже придумала, что на это сказать: разумеется, прежняя лавка была разрушена Пожирателями, а эта — восстановленная Министерством, как часть помощи пострадавшим.

Над лавкой была маленькая, но вполне уютная квартирка, меблированная, но без личных вещей — дом в тупике Прядильщиков неизвестные подожгли на следующий же день после победы над Волдемортом, и копаться на пепелище Гермиона не рискнула. Всё, что она смогла — постараться обставить сам магазин всем необходимым, в душе понимая, что Снейпу этого никогда не будет достаточно. Но надо же с чего-то начинать…

Он ходил из угла в угол, трогал оборудование, проверял ножи, тигли и котлы со смесью недоверчивости и интереса. Гермионе он чем-то напомнил кота, впервые запущенного в новый дом.

— Мне здесь понравится, — наконец, заключил Снейп. — Спасибо, доктор Грейнджер, что согласились поехать со мной! Вы так много делаете для меня.

— Не за что, — прошептала Гермиона, чувствуя, что её глаза снова наполняются слезами. — Не за что, мистер С…

— Зовите меня Северус, — с жаром перебил он её. — Ведь мы, похоже, спасли друг другу жизнь. Какие уж тут формальности!

Гермиона хотела было что-то возразить, но так и осталась стоять с открытым ртом — слишком уж всё это было невероятно. И он так заразительно улыбался. Она обнаружила себя расплывающейся в ответной улыбке:

— Почему бы и нет… Северус!

* * *

Лавка Снейпа вскоре стала процветающей: не зря он когда-то ворчал, что Зельеварением интересуются единицы, — волшебники и вправду слишком часто оказывались неспособны сварить даже простейшие зелья. Спустя месяц Снейп выкупил лавку полностью, спустя два — расширил подсобные помещения и пристроил небольшую теплицу.

Раз в неделю он приходил к ней в кабинет — на осмотр — и поскольку особенных новостей его амнезия не приносила, большую часть времени, выделенного на приём, Снейп рассказывал о своей новой жизни.

И эта жизнь не переставала удивлять. Снейп, оказалось, пристрастился к кофе, граммофонным вальсам и даже немного к цветоводству. Правда, последнее было хоть как-то объяснимо: он выращивал ингредиенты для зелий.

Но стоило ли говорить, что ничего из этого он раньше не переносил на дух? Стоило ли говорить, как такая перемена беспокоила Гермиону? Впрочем, видя Снейпа оживлённо болтающим, она больше не решалась разрушить его настроение своими сомнениями.

Иногда Гермиона — под чарами невидимости или просто закутавшись в неприметную серую мантию, приходила к его магазину и долго смотрела в окна. С утра и до позднего вечера в магазине всегда было много покупателей. Готовые зелья отпускал теперь помощник, а хозяин лавки выходил в зал только изредка, на ходу снимая с рук защитные перчатки. Лабораторию Снейп устроил на нулевом этаже, и когда вечером дневного света уже не хватало, маленькие окошки на уровне земли светились ярким золотистым сиянием. Субботними вечерами Гермиона, невидимая и неслышимая, укладывалась прямо на мостовую — не забывая, правда, подстелить матрас, — и смотрела, смотрела, смотрела… Возможно, она просто раньше не всё знала о тех зельях, что варил Снейп, но теперь ей казалось, что он давно превзошёл самого себя и продолжает превосходить. За пределами магического мира такое назвали бы «промышленным шпионажем», но Гермиона не собиралась извлекать выгоду из того, что видела. Ей владела — как казалось — просто чистая жажда знаний.

А порой Гермиона ловила себя на странной мысли, что любуется ловкостью движений Снейпа. Прислушивается к незатейливым мелодиям, что он насвистывает за работой, и не спешит уходить, видя, что он вот-вот закончит работу и начнёт убирать лабораторию.

* * *

Приходя на обследование, Снейп каждый раз звал её в гости: «Сами увидите, во что теперь превратился магазин», — но Гермиона находила повод отказаться. И только перед самым Хэллоуином не нашла в себе сил снова сказать «нет».

На этот раз она почему-то принарядилась: видимо, чтобы Снейп даже случайно не узнал в ней ту серую тень, что шпионила за ним каждый вечер. Купила самый дорогой кофе, который только сумела отыскать, и, затаив дыхание, толкнула дверь лавки.

На улице гулял промозглый и тёмный октябрь, но в магазине было светло и просторно. Ни пылинки, ни единой небрежно брошенной склянки… И ни души. Мелодичный звон колокольчика раздался в тишине.

Гермиона, конечно, знала, что пришла почти к закрытию, но… где все? Она робко походила взад-вперёд, почему-то не решаясь позвать и заявить о себе, резко обернулась — и буквально наткнулась на хозяина.

— Простите, — вытянул перед собой ладони Снейп. — Я не напугал вас, доктор Грейнджер?

— Немного, — она вдруг поняла, что всё ещё судорожно прижимает к себе свёрток с кофе. — Вот, это вам.

Снейп моментально запустил нос в пакет:

— Кенийский? Мой любимый! Большое спасибо, хотя и не стоило беспокойства, — он лукаво посмотрел на Гермиону поверх пакета. — Пойдём на кухню, попробуем?