«Планы сражающихся царств» (исследование и переводы)

Как известно, китайская историческая традиция считает Су Циня родоначальником идеи объединения царств по вертикали. Для упомянутых Фу Цянем сочинений, содержавших рассуждения о достоинствах и недостатках, дипломатия Су Циня служила образцом. Эти обстоятельства позволяют отнести к числу таких материалов автономный комплекс, объединяющий семь единых по стилю и композиции речей Су Циня, шесть из которых содержат развернутую проповедь объединения царств по вертикали, обращенную к шести различным правителям[141]. Еще Чжан Ци (1765-1833) обратил внимание на то, что описание в них пограничных земель царств Цинь и Чжао в ряде случаев оказывается в противоречии с политической географией древнего Китая в 30-х годах IV в. до н. э.[142]. Об этом писали и современные китайские историки[143]. Кроме того, текст речей Су Циня изобилует деталями, противоречащими подлинным историческим фактам. Достаточно характерен в этом отношении следующий пример: в речах Су Циня правителям царств Вэй и Хань приписывается намерение «объявить себя восточными вассалами [Цинь], выстроить императорский дворец [для приемов циньского вана], получить [от Цинь] пояс и шапку, весной и осенью участвовать в жертвоприношениях [предкам циньского вана]». Однако на фоне междуцарских отношений 30-х годов IV в. до н. э. эта формула признания вассальной зависимости выглядит явным анахронизмом. Первое достоверное упоминание о том, что Хань и Вэй признали себя восточными вассалами Цинь, связано с событиями 293 г. до н. э., когда объединенная ханьско-вэйская армия была наголову разбита циньцами под Ицюе[144].

Поразителен анахронизм, содержащийся в обращении Су Циня к чжаоскому государю Су-хоу (правил в 349-326 гг. до н. э.). Один из периодов этого обращения начинается словами: «Ныне Фэнъян-цзюнь покинул сей мир...»[145]. В действительности Фэнъян-цзюнь (Ли Дуй) был сяном царства Чжао в первой четверти III в. до н. э. Его имя появляется впервые на страницах других источников намного позднее 333 г. до н. э.[146]. Перечисленные особенности этих речей делают естественным вывод о том, что их содержание носит вымышленный характер и не отражает реально исторической деятельности самого Су Циня[147].

Антитезой речей Су Циня являются речи Чжан И[148], обращенные к правителям царств Вэй, Чу, Хань, Ци, Чжао и Янь. Тема их — борьба за создание проциньского объединения царств по горизонтали как военно-дипломатического союза, антагонистического «цзуну» Су Циня. Речи Чжан И — это, собственно, полемические параллели речей Су Циня. Они построены по такому же композиционному трафарету, а для создания «реального фона» в них использованы аналогичные факты. Однако все то, что в речах Су Циня имеет вид достоинств и прочных гарантий успеха, в речах Чжан И искусно превращено в недостатки и опасные просчеты. Оба комплекса объединяет еще одна весьма выразительная черта: тексты шести речей, связанных с именем Чжан И, изобилуют анахронизмами[149] и, по-видимому, столь же исторически недостоверны, как и тексты семи речей, приписываемых Су Циню. Достоин упоминания и тот факт, что и тем и другим свойственны общие ошибки. Отмеченные нами признаки очевидной внутренней близости этих комплексов дают основание полагать, что они были созданы одновременно и входили первоначально в состав единого сочинения[150], которое с течением времени оказалось, по-видимому, включенным в состав «Недостатков и достоинств».

Серия речей-антиподов Су Циня и Чжан И некогда была сцементирована повествовательной канвой, которая лучше всего сохранилась в соответствующих биографических главах труда Сыма Цяня. Ее фрагменты встречаются и в «Планах Сражающихся царств». В некоторых случаях эти отрывки весьма оригинальны и восходят к варианту сочинения о «странствующих ученых», отличному от того, который был использован Сыма Цянем. Весьма выразителен следующий пример: «[Су Цинь] обращался к циньскому вану, писал ему более десяти раз, но его увещевания не были приняты. [К тому времени] его халат, подбитый черным соболем, износился, сотня цзиней[151] золота была истрачена, его достояние истощилось, и он покинул [царство] Цинь, чтобы вернуться [домой]. Ноги его были оплетены завязками сандалий, за спиной подвешены книги, на плече он тащил короб [с пожитками]. Он исхудал, лицо и глаза его потемнели, вид у него был пристыженный. Когда он возвратился в свое семейство, то жена не встала из-за своего ткацкого станка, [чтобы встретить его], невестка не приготовила поесть, отец с матерью не побеседовали с ним. Су Цинь, тяжело вздыхая, сказал: "Жена отказывается признать меня своим мужем, невестка — свояком, отец и мать — сыном. Во всем этом виновато [царство] Цинь!" Тогда ночью достал он свои книги, разложил несколько десятков футляров [со свитками] и взялся за планы тайгуна[152], изложенные в [его сочинении] "Инь фу". Склонившись над ним, он заучивал его наизусть. Он отобрал в нем [наиболее существенное], усовершенствовался [в его истолковании], с тем чтобы достигнуть [умения] применяться к сложившейся обстановке... Через год, когда [метод] использования сложившийся обстановки был выработан, [Су Цинь] сказал: "Подлинно, это может убедить правителей наших дней". Тогда-то, миновав [заставу] Яньуцзицюе, он встретился для беседы с чжаоским ваном в прекрасном дворце. Он стал говорить, сопровождая свою речь ритмическими жестами. Чжаоский ван был весьма обрадован. Пожаловал ему титул Уань-цзюня (господина над Уанем), вручил ему печать сяна и сотню боевых колесниц; тысяча кусков парчи и узорной ткани, сто пар круглых дисков из белой яшмы и десять тысяч и[153] золота были посланы за ним. [Су Цинь] объединил царства по вертикали и рассеял объединение по горизонтали, чтобы привести в повиновение сильное [царство] Цинь. По той причине, что Су Цинь стал сяном в Чжао, заставы [шести царств] сделались непроходимыми [для циньских войск]. В те времена и обширность Поднебесной, и обилие ее бесчисленных жителей, и авторитет ванов и хоу, и влияние политических советников — все, казалось, слилось в едином стремлении осуществить планы Су Циня. Не было израсходовано ни одного доу провианта, не было хлопот ни с одним панцирем, ни один воин не участвовал в битве, не лопнула ни одна тетива, не изломалась ни одна стрела, а владетели стали близки между собой больше, чем братья...»[154], В этом отрывке механически объединены два структурных элемента повествовательного обрамления речей Су Циня, связанных с разными моментами в его вымышленной карьере. Первый, рассказывая о неудаче Су Циня в царстве Цинь и се ближайших последствиях, объясняет причину антициньской направленности всех дальнейших поступков героя, а также служит введением к его речи, обращенной к чжаоскому вану, которая приведена в другом разделе рассматриваемого памятника (в «Планах царств Чжао»). Второй же явно представляет собой похвальное слово в адрес героя, первоначально завершавшее весь комплекс его речей, с помощью которых правители шести Сражающихся царств будто бы были вовлечены в антициньский союз[155].

В «Планах Сражающихся царств» сохранился также текст, который, по-видимому, служил некогда связующим звеном между речами Су Циня и речами Чжан И: «Циньский Хуй-ван сказал Хань Цюань-цзы: "Су Цинь нанес мне обиду. Он хочет, рассчитывая на свои способности, изменить позиции правителей царств, расположенных к востоку от гор, и объединить их для того, чтобы унизить Цинь. Царство Чжао во всем полагается на многочисленность [своих поданных], поэтому оно первым послало Су Циня [в другие царства] для заключения союзов между владетелями с помощью денег и шелка. Однако владетели не смогут стать едиными, подобно тому как петухи не смогут [спокойно] оставаться рядом на одном насесте. Это тоже очевидно. Я давно уже исполнен негодования [на Су Циня]. Я хочу повелеть Уань-цзы Ци отправиться в [соседние царства] и объявить там, [что они не смогут стать едиными]". Хань Цюань-цзы сказал: "Нельзя [посылать Уань-цзы]. Вот когда потребуется атаковать стены, разрушать города, я стану просить, чтобы послали Уань-цзы. Это принесет нашей стране удачу. Послом же к другим владетелям я прошу назначить заезжего сановника Чжан И". Циньский Хуй-ван сказал: "С почтением принимаю приказ"»[156]. Таким образом, здесь сообщается, каковы были конкретные обстоятельства, побудившие Чжан И отправиться в те царства, где незадолго до того побывал Су Цинь, и произнести перед их правителями речи, представлявшие собой антитезу речей Су Циня.

Современный текст памятника содержит реликты еще одной композиции с вымышленным содержанием, построенной в виде серии речей «странствующего ученого», призывавшего правителей нескольких Сражающихся царств установить между собой союзные отношения. Мы имеем в виду обращение Чэнь Чжэня к цискому вану[157], анонимные речи, произнесенные в царствах Хань[158] и Чжао[159], и анонимное послание яньскому вану[160]. У Ши-дао первым обратил внимание на то обстоятельство, что между этими выступлениями, содержащими страстную и образную проповедь объединения центральнокитайских царств, существует несомненная взаимосвязь[161]. Действительно, анализ их содержания показывает, что во всех четырех случаях неизменно повторяются следующие основные положения: 1) нападение царства Цинь на Вэй и Хань представляет непосредственную угрозу для всех соседних владений; 2) единственная гарантия территориальной целостности и политической самостоятельности центральнокитайских царств — это консолидация сил и взаимная поддержка; в первую очередь необходимо предпринять совместные меры по охране западных границ Вэй и Хань; 3) создание прочного союза центральнокитайских царств заставит Цинь сосредоточить свою внешнеполитическую активность на юге, в чуских землях.

Установление реального внутреннего единства рассматриваемых текстов влечет за собой вывод о единстве их первоначальной атрибуции. Следовательно, весь комплекс условно может быть связан с именем Чэнь Чжэня[162]. Его хронологическая ориентация определяется первыми годами III в. до н. э., поскольку в одной из речей Чэнь Чжэня упоминается об аресте чуского Хуай-вана в царстве Цинь (299 г. до н. э.)[163]. Неаутентичность содержания данного комплекса становится очевидной, если сопоставить некоторые утверждения, характерные для речей Чэнь Чжэня, с подлинной картиной междуцарских отношений в тот период. Так, в чжаоской речи и в послании яньскому вану сообщается о том, что герою якобы удалось создать коалицию из трех Цзинь (т. е. Чжао. Вэй, Хань)[164]. В действительности на протяжении всей первой половины 90-х годов III в. до н. э. царство Чжао ни разу не объединяло свои силы с царствами Вэй и Хань, последовательно игнорируя все включавшие их военно-дипломатические группировки. Еще более неправдоподобен факт присоединения к коалиции трех Цзинь царств Янь и Ци, о чем в рассматриваемых речах сообщается дважды[165]. Как известно, при освещении событий, относящихся к периоду между 318 и 288 гг. до н. э.[166], другие источники не упоминают ни одного случая организации широкого антициньского союза с участием всех владений, расположенных к востоку от гор Тай хан. Несомненно, что первоначальные конкретные политические цели, преследовавшиеся составителями речей Чэнь Чжэня, несходны с теми, которые вложены в речи Су Циня и Чжан И, однако оба комплекса сближает не только внешнее композиционное сходство — и тот и другой представляют собой оригинальные образцы политической прозы, в которых обобщен опыт чжаньгоской дипломатической практики. Для содержания всех эти речей характерен синкретизм двух разнородных элементов, порожденных специфическими условиями периода Чжаньго: искусства дипломатической хитрости и достижений формальной логики.