Кейдж

Глава 11

Мелисса

— Что означает твоя татуировка? — Мы только что закончили еще один бурный раунд лучшего секса, который у меня когда-либо был. Новое правило: любой мужчина, с которым я сплю, должен уметь доводить до тройного вагинального блаженства. Когда сталь его пирсинга касается моего клитора, я вижу ангелов, поющих на небесах.

Он расслабленно лежит на спине, закинув руку за голову, и татуировка, которую я раньше не замечала, видна во всей красе. Я уже несколько минут нежно провожу пальцами по чернилам, наблюдая, как с каждым движением его кожа вздрагивает. Я никогда не видела, чтобы что-то настолько простое было таким трогательным, захватывающим дух. Здесь, должно быть, не менее двадцати маленьких черных птичек, которые начинаются у его бедра и перелетают на спину, где, как я предполагаю, заканчиваются у плеча. Среди птиц переплетаются слова: «Освободись, грациозно». Это не может быть совпадением, что единственная часть, написанная изящным почерком, — слово «Грейс».

Он поднимает другую руку и рассеянно проводит пальцами по последнему слову на ребрах.

— Это в честь моей сестры, Грейс.

Он больше ничего не говорит, но продолжает водить пальцами по ее имени.

— Как давно это было? — Мне не нужно больше ничего говорить; он знает, что я имею в виду.

— Почти десять лет. — Он перекатывается на бок и подпирает голову рукой. — Я был за границей, когда мне позвонили.

— Господи… Прости, Грег. Я знаю, что это ничего не значит, но поверь, когда я говорю, что знаю, что ты чувствуешь. — Я не говорю о своей сестре. Даже моей матери, которая точно знает, что я чувствую. Я просто не была готова. Даже сейчас, почти два года спустя, мне все еще больно осознавать, что ее больше никогда не будет рядом.

— Красотка, — говорит он, проводя пальцем по моему лицу. — Я так долго чувствовал боль от ее потери, и ни разу не встретил человека, который мог бы это почувствовать. Хочешь дать мне больше, чем это?

— Не совсем… но да, — я спешу закрыться, когда вижу, что он начинает отступать. Не физически. Нет, физически он очень здоров, но его глаза теряют свет. — Моя сестра. Я потеряла ее два года назад.

Я переворачиваюсь на живот и убираю волосы с лица. В центре моих лопаток находится единственное перо с птицей, вылетающей из трещины на кончике. Под пером мелким шрифтом выведены слова: «Возьми это сломанное крыло и научись летать».

— Немного странно, насколько близки наши татуировки, — говорю я, пытаясь разрядить обстановку, но на самом деле, к этому нельзя отнестись легкомысленно.

— Грейс бы тебя полюбила. Не многие люди давали мне отпор. — Его губы скользят по моим чернилам, и я чувствую, как он отстраняется. — Ей было всего двадцать пять, когда она умерла. Я не получал звонка почти неделю, неделю, когда ее не было, и я понятия не имел, что моя вторая половина… — Он замолкает и заметно успокаивается. — Я почувствовал это. Люди всегда скептически относятся к связи близнецов, но я почувствовал. Это было почти так же, как если бы нить, которая связывала нас, оборвалась. В то время я этого не знал, поскольку находился в центре поля боя, но, оглядываясь назад, я это почувствовал.

— Как она умерла?

— Ее убили. — Я ахаю, звук эхом разносится по комнате, но он даже не смотрит на меня. Он явно потерялся в памяти. — Ублюдок, за которым она была замужем, испортил ее машину. Единственное, что меня успокаивает, это то, что она в итоге не пострадала. Они были женаты почти пять лет, и я ни хрена не знал, что он ее бьет, пока не стало слишком поздно.

— Что? — Шепчу я, потрясенная звуком собственного голоса. Я быстро сажусь и просто смотрю на него: — Что ты только что сказал?

— Черт, я не хотел углубляться, детка. Правда. Прошло так много времени с тех пор, как я говорил о ней, что я просто потерял себя на секунду.

— Он причинил ей боль? — Он глубоко вздыхает.

— Да, красавица… Он причинил ей боль.

— Фиа, моя сестра, ее муж… ее муж тоже ее бил. Разница лишь в том, что я знала; я знала и ни черта не сделала, потому что она мне не позволила! — Его руки обхватывают меня и притягивают ближе к своему телу. Я знаю, что плохо справилась со смертью Софии. Смахнуть это под ковер и идти дальше, кажется, работает, и кто я такая, чтобы вмешиваться в то, что работает. Внешне я была сильной, тем, кто я есть, но глубоко внутри я просто хочу выпустить все это наружу. Кричать, вопить и сходить с ума от того, что я никогда больше ее не увижу.

Я годами пыталась заставить ее уйти от этого ублюдка. Каждый раз она просто отмахивалась. И у нее был Коэн, и ничто не могло заставить ее уйти. Я умоляла, о, как я умоляла.

— Она продолжала говорить, что с ней все в порядке! Когда твой муж бьет тебя о-бля-все-окей?

— Ты никогда не имела дела с этим дерьмом. — Не вопрос. Я превращаюсь из удовлетворенной в взбешенную в мгновение ока. Хэй! Ребенок с плаката «Ебанутый на всю голову» прямо здесь!

— Знаешь, что самое хреновое? Я умоляла ее, умоляла ее, и в конце концов она, блядь, застрелила этого ублюдка. Она выстрелила в него, но не раньше, чем он добрался до нее первым. — На несколько секунд он становится твердым подо мной, но я слишком глубоко погружена в свои воспоминания, чтобы даже понять, что заставляет его напрячься. — Коэн спал наверху.

— Коэн? — Его голос звучит отрывисто, почти напряженно.

— Мой племянник. Самый крутой парень в мире.

— Племянник? — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, когда его тон, наконец, улавливается.

— Да, Коэн. Что означает этот взгляд? — Он выглядит так, словно проглотил что-то кислое. Я знаю, что он любит детей, так что не должно быть проблемой, что у меня есть племянник… Боже. Возможно ли, что я недооценила этого человека?

Некоторое время он молчит, просто глядя мне в глаза. Я могу сказать, что он хочет что-то сказать; эмоции в его глазах — это то, чего я раньше не видела, как будто он обеспокоен, но в то же время зол.

— Что с тобой? — Я, наконец, нарушаю молчание.

Он качает головой и приближает свой рот к моему.

— Ничего. — Он оставляет несколько легких поцелуев на моих губах, прежде чем отстраниться и посмотреть мне в глаза. — Ничего, просто размышляю. Я не знаю, почему наши пути пересеклись, но не могу игнорировать ощущение, что это было неспроста.

— Ты не такой, как я ожидала, — говорю я ему.

— Как и ты, детка.

Когда его рот снова прижимается к моему, я притягиваю его ближе и погружаюсь в него с головой. Раньше все сводилось к игре. Наслаждаться им, пока могу, и держаться подальше от любых привязанностей. Но теперь я чувствую, что уйти было бы невозможно. Он знает; этот человек знает, каково это — потерять того, кого любишь. За то короткое время, что мы знаем друг друга, могу сказать, что он не будет похож на мужа Фиа. Нет, только не Грег. Он олицетворяет «белого рыцаря».

Когда он прижимается своими бедрами к моим и погружается глубоко, последняя связная мысль, которая просачивается в мой разум — я хочу, чтобы он был моим белым рыцарем. Я хочу, чтобы он спас меня от меня самой.

* * *

Мы наконец засыпаем на восходе солнца. Наши тела покрыты потом, а ноги переплетены. Мое тело восхитительно болит и все еще жаждет большего из того, что он может мне дать. После нашего разговора он дважды брал меня. Дважды, и секс становится все лучше и лучше. Этот человек, о, этот человек знает, что делает.

Я лежу в его объятиях и наслаждаюсь ощущением его твердого тела рядом со своим, одновременно пытаясь понять, что пробудило меня от глубокого сна. Мой разум все еще в тумане после вчерашней ночи, и от усталости трудно избавиться.

— Что, черт возьми, это за шум? — Он бормочет мне в шею, сжимая меня крепче.

— Может твой телефон? — Спрашиваю я и покачиваю задницей против его твердеющей эрекции.

Когда шум, наконец, прекращается, он переворачивает меня и накрывает мое тело своим.

— Доброе утро, — говорит он с улыбкой.

— Доброе утро. — Он двигается, чтобы поцеловать меня, но я отворачиваю голову и прикрываю рот рукой. — Ни за что! Утреннее дыхание! — Я смеюсь в ладонь.

— Мне все равно. — Он проводит губами по моей обнаженной шее и прокладывает себе путь к груди. Как я могу спорить с человеком, который так решительно настроен? И если быть честной с самой собой, я этого не хочу. Мое тело требовало его с тех пор, как он в последний раз вышел.

— Проведи день здесь. Я знаю, что ты вся такая «мисс Независимость» и прочее дерьмо, но останься, пожалуйста. — Глядя в его голубые глаза и широкую улыбку, я знаю, что ему невозможно отказать. Все мои прежние опасения улетучились, и единственное, что осталось — желание увидеть, что именно произойдет между нами.

— Да, я останусь… если ты сделаешь так, чтобы это того стоило.

Если возможно, его улыбка становится еще шире. Он откидывает голову назад и смеется.

— Я думаю, мы можем это устроить. — Он протягивает руку, хватает другой презерватив с края кровати, подтягивается к коленям и подмигивает мне, прежде чем несколько раз погладить свой член. Его глаза не отрываются от моих, когда он медленно раскатывает презерватив по всей длине.

— Скажи мне, как сильно ты хочешь мой член. — командует он.

Его глаза горят так ярко, и зловещее обещание, которое я вижу в них, заставляет меня без колебаний ответить:

— Я хочу твой член. Я очень хочу твой член, красавчик.

В мгновение ока он накрывает мое тело и растягивает меня медленным проникновением. Наши рты сливаются воедино; его язык танцует с моим. Каждый раз, когда мы вместе, это тяжело и быстро, но это что-то другое. Я чувствовала его, каждый сантиметр его тела. Такое ощущение, что мы не только физически, но и мысленно клеймим друг друга. Вплоть до наших душ.

Мощно.

Возможно, я не готова полностью признать это, но эта связь — не то, что мы сможем игнорировать.

Когда он погружается глубоко и двигает бедрами, думаю, что сейчас потеряю сознание. Кольца на его члене усиливают удовольствие, а тот, что обнимает мой набухший клитор, посылает волны удовольствия, пульсирующие из моего центра волнами.

Он замедляет свою атаку на мой рот и несколькими легкими поцелуями отстраняется и смотрит мне в глаза.

— Никогда. Не чувствовал. Так. Хорошо, — шепчет он мне в губы, его медленные толчки доводят каждое слово до конца. С еще одним поцелуем он отрывает свое тело от моего и наклоняет голову, чтобы посмотреть вниз, туда, где мы соединяемся. Я слежу за его взглядом и наблюдаю, как он медленно глубоко толкается, вытаскивает, а затем повторяет. Есть что-то такое эротичное в том, чтобы смотреть, как он берет меня.

Когда его глаза снова поднимаются и встречаются с моими, одна сторона его рта приподнимается, и его красивые черты расслабляются от удовольствия, когда мое тело сжимается вокруг него. Он издает сдавленный стон, слегка прикрывая глаза.

— Мне нравится смотреть, как ты берешь мой член. Промокла насквозь, детка. — Он вырывается, сохраняя свой мучительный темп, и ненадолго останавливается, прежде чем глубоко врезаться. — Черт, это так приятно.

Я снова смутно слышу звук, который разбудил нас на заднем плане, но, когда его бедра вращаются, и вихри экстаза начинают овладевать моим телом, мой разум больше ничего не заботит. Мои бедра приподнимаются с кровати навстречу ему, его руки обвиваются вокруг моих плеч и используют его хватку, чтобы увеличить скорость; удовольствие почти невыносимо. Я слегка обхватываю ногами его спину и вдавливаю пятки в его задницу, молча умоляя его взять меня еще сильнее.