Свой выбор

Глава 25. О подозрениях и сомнениях

— Ты уже написал эссе по трансфигурации? — с тоской спросил Терри, падая на кровать. — Я перерыл и учебник, и пару книг… Да, написал, но ни капельки не понял. Вот как можно такое задавать?

Гарри пожал плечами. Он и сам не знал ответа. Профессор МакГонагалл почему-то считала, что дети должны спокойно ориентироваться в тех сложнейших словесных конструкциях, которыми изобиловал учебник и которые она сама всем диктовала. Вероятно, к третьему или более поздним курсам это понимание и приходило, но у первокурсников от записанного и прочитанного вскипал мозг.

Поттер покосился на полки с собственными книгами, припоминая, что взял с собой по трансфигурации, но выходило так, что и книги из домашней библиотеки мало чем могли помочь со школьной программой: их написали или слишком давно, еще на староанглийском, или слишком заумно для ребенка. Сам Гарри в целом предмет понимал, но пока не мог внятно облечь свое понимание в более простые объяснения.

Да и его навыки…

Размышляя над тем, что было изложено в учебнике, Гарри не без легкого недоумения осознал, что отсутствие систематического обучения магии с самого начала привело к странному результату. Не зная законов, принципов, правил… и всего подобного, Гарри не был ничем ограничен, а потому спокойно использовал что-то вроде высшей трансфигурации, игнорируя всякие словесные формулы и взмахи, основываясь на чистом желании, фантазии и силе.

— Но тогда выходит, что слова и движение палочкой вообще не обязательны… — пробормотал он себе под нос.

— Что ты сказал? — оглянулся на него Бут, но Поттер покачал головой и полез в рюкзак за чистой тетрадью, собираясь записать свои выводы.

Тетрадей для конспектов он выделил с запасом, а потому у него нашлась и лишняя, куда мальчик решил вносить, как в дневник, свои наблюдения и теории. Тем более что теперь у него были для примера дневники и исследования других волшебников.

Этот вечер юный волшебник решил провести в обнимку с невероятно увлекательными записками одного колдомедика, жившего почти сто лет назад. Тот работал в клинике Святого Мунго, но дружил с парочкой домашних лекарей. Рассказывать о работе медик не мог даже близким, а потому вел дневники, внося в них самые запоминающиеся случаи, свои мысли, наблюдения и сомнения. Кто уже позже переплел тонкие тетрадочки в монументальный том с кожаной обложкой, а потом поместил в библиотеку Хогвартса, оставалось загадкой. Гарри мог лишь предполагать, опираясь на то, что когда-то рассказала ему миссис Смит. В ее практике не редки были случаи, когда родственники после смерти близкого не забирали его книги себе, а выбрасывали или отдавали в библиотеку. Видимо, именно так фонд школы и пополнился дневниками, а разрозненность записей оградила их от особого внимания как библиотекарей, так и студентов, иначе бы записки давно изъяли по настоянию тех самых семей, маленькие тайны которых колдомедик раскрыл в дневниках.

Эндрю Мур не предполагал, что его записи прочтет кто-то посторонний, но все же никогда прямо не указывал фамилии как своих, так и чужих пациентов, но Гарри без труда узнал один из родов, домашним врачом которого был друг автора дневников. Поттер мог и ошибаться, но сильно в этом сомневался, а потому с неприятной горечью читал о том, как одна из старейших семей магической Британии относилась к собственным отпрыскам.

Блэки — а именно эту семью узнал Гарри по оговоркам колдомедика! — оказались требовательными и слишком принципиальными, ставящими девиз рода выше собственных чувств. Пусть друг мистера Мура и занимался делами Блэков лишь около сорока лет, пока не передал дела своему сыну, откровений врача Гарри более чем хватило, чтобы сделать определенные выводы, согласовавшиеся в кое-каких оговорках и мягких обвинениях, которые когда-то при нем высказали портреты Поттеров бабушке Дорее, Блэк в девичестве.

По всему выходило, что в роду Блэков, зацикленных на чистоте крови, а потому принципиально не допускавших в семью даже не слишком родовитых чистокровных, почти в каждом поколении рождались сквибы. Склонность Блэков к многодетности компенсировала данный… не слишком приятный для рода момент, но не избавляла от самого факта. Но не это расстроило Гарри, а то, что Блэки, не последние ему люди, почти всегда избавлялись от сквибов практически сразу после рождения. Даже в виде пересказа чужих слов Поттер чувствовал горечь домашнего лекаря Блэков, который принимал роды, а потом наблюдал, как отцы и даже сами матери с презрением взирали на детей, так и не занявших положенное им место на родовом гобелене. Не проходило и месяца, как от ребенка избавлялись, отправляя в детский дом в мире магглов, а то и что похуже. Читать об этом было противно и больно. Гарри, сам лишенный родителей и настоящей семьи, не мог понять, как отцы и матери могли отказаться от своей плоти и крови.

Отвлечь мальчика смогли лишь дальнейшие размышления колдомедика, в целом сводившиеся к тому, что мистер Мур не верил в существование так называемых магглорожденных.

«Мой опыт и опыт других моих коллег заставляет меня думать, что все мы ошибаемся, считая, что по какому-то загадочному стечению обстоятельств в семье, где оба родителя чистокровные магглы, может родиться ребенок-маг».

Продолжая свои рассуждения, мистер Мур признавал отсутствие хоть какой-то статистики, но упирал на логику и собственный опыт, утверждая, что все магглорожденные на самом деле являются потомками сквибов, в которых магия проявилась через одно, два или более поколений. Как и почему происходило это проявление, колдомедик не знал, но был уверен в одном: без мага или хотя бы сквиба в роду не может родиться маг, а значит и само понятие «магглорожденный» не отражает реальное положение вещей. Но и выявить правду почти невозможно, ведь те же Блэки, избавляясь от своих сквибов, полностью игнорировали их дальнейшую судьбу.

Рассуждал Эндрю Мур и на тему гоблинской проверки родословной, даже консультировался в банке по этому вопросу, но гоблины признавали, что даже их система не настолько совершенна. Выявить сквиба в родителях или бабушках-дедушках магглорожденного волшебника их чары могли, но вот дальше точность снижалась почти до статистической погрешности из-за того, что в предках волшебника была слишком высока примесь крови магглов.

Перечитав последние несколько абзацев несколько раз, Гарри хмыкнул и потянулся за пергаментом, чернилами и перьевой ручкой. Майкл недовольно на него покосился, но другие мальчики проигнорировали пыхтение сокурсника, занимаясь кто домашкой, кто просто чтением.

Письмо поверенному Гарри закончил в тот самый момент, когда Терри Бут устало отложил книгу и выключил свой светильник. Комната почти полностью погрузилась во тьму. Лишь над кроватью Гарри сияла лампа, отбрасывая блики на полог. Стоило приготовиться ко сну и отправиться в лапки Морфея, как сделали другие воронята, но Поттер потратил еще некоторое время, не с первой попытки наложив на письмо чары конфиденциальности, которым его научил дедушка. Так, если письмо все же окажется не в тех руках, его никто не сумеет прочитать, все увидят лишь размытое пятно.

* * *

Отправить письмо удалось только утром. Во время завтрака в Большой зал как раз влетел Ветер, к держателю на лапке которого был прикреплен тубус из светлой древесины. В это утро сов в зал влетело довольно много, так что у мальчика была возможность не только оценить поведение собственной птицы, но и понаблюдать за питомцами других детей. Как оказалось, почти все совы вели себя сдержанно и величественно, аккуратно опускаясь или на плечо своего хозяина, или на лавку рядом с ним. И только за столом Гриффиндора произошла сущая неразбериха, когда одна из сов не только спикировала прямо в огромное блюдо с чипсами, но и украсила тарелки детей собственными перьями. Отвязывая свое послание и угощая филина кусочком бекона, Гарри наблюдал за львятами, а потому от него не укрылось, что птица была не обычной почтовой, а принадлежала, похоже, семье Уизли.

— Я слышала, что это единственная семейная сова рыжих, — поделилась с соседями Се Ли. — Старшему сыну, старосте, отец подарил личную птицу, но остальные вынуждены пользоваться одной, а сова очень старая.

Гарри еще пару секунд понаблюдал за краснеющим Роном, которому пришлось вытаскивать сову из блюда и отпаивать ее водой, а потом переключился на своего филина.

— Ты очень устал? — спросил он Ветер. — Мне нужно отправить письмо.

Филин горделиво воззрился на Поттера, всем видом давая понять, что превосходит всяких там мелких пташек и силой, и выносливостью.

— Ты полетишь в банк Гринготтс и передашь это письмо гоблину Ринготту, — шепотом проговорил Гарри, глядя в глаза Ветру. — Это очень важное письмо, так что помни — ты моя птица, не давайся в руки посторонним. Но если все же что-то произойдет, то не переживай — письмо зачаровано.

Филин смотрел на Поттера очень внимательно, а мальчик на миг ощутил связь между собой и птицей. Что-то вроде тонкой ниточки, протянутой между ними. И через эту связь приходило осознание, что Ветер довольно неплохо понимает своего хозяина, но все же сам мыслит примитивно.

Не успел Ветер отправиться в путь, как на стол перед Гарри опустилась еще одна сова, маленькая и немного потрепанная, с яркими желтыми глазами. В лапке птица сжимала небольшой клочок пергамента, сложенный вчетверо.

— Записка? Кто мог мне написать? — выдохнул Поттер, глядя на бумажку с сомнением, не спеша забирать послание. Сова, не дождавшись реакции, оставила пергамент на столе и умчалась прочь.

Гарри с минуту потаращился на записку. Инстинкты вопили, что юному магу стоит быть предельно осторожным. Он даже напряг зрение, опасаясь каких-нибудь чар, но ничего подобного на пергаменте не было.

Выждав еще немного, Гарри все же развернул записку, обнаружив всего несколько строк, написанных кривоватым почерком.

«Дорогой Гарри. Я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если захочешь, приходи ко мне на чашку чая примерно часам к трем. Хочу знать, как прошла твоя первая неделя в школе. Я хотел отправить тебе письмо с твоим филином, но его не было в совятне.

Хагрид»

Несколько секунд мальчик обдумывал записку, пытаясь разобраться в чувствах, которые она у него вызвала. Его удивило уже то, что лесник, с которым Гарри виделся всего раз и который рождал у мальчика весьма двойственные эмоции, решил пригласить его к себе. Будто Поттер был ему… другом. И будто бы проведенный вместе день обоим понравился.

«Но ведь это не так. Хагрид так и норовил сбежать тогда! — подумал мальчик. — И вот теперь зовет, как ни в чем не бывало».

Это выглядело странно, даже подозрительно. Да еще Хагрид пытался без спроса Гарри использовать Ветер, что мальчику понравилось еще меньше. Пусть записка и так предназначалась Поттеру, но, никогда и ничего не имев прежде своего, мальчик не горел желанием с кем-либо делиться. И ладно бы у него попросили разрешения, как сделал Терри Бут по поводу книг, но вот так, брать чужое без спросу?