Чингисхан. Сотрясая вселенную

Всего было взято пленными девятнадцать римлян, которых ждёт страшная участь...

— Заходим! — приказал Зевта, почувствовавший вкус победы.

Всё складывалось великолепно для него — из дружины есть только Ниман Наус, но он ранен и может не дожить до завтра, а в остальном в живых остались лишь обычные воины. Были, к слову, и те, кто не участвовал в отражении попытки захвата деревни, предпочтя отсидеться дома — к этим будет совершенно другое отношение.

Отряд из двадцати воинов, возглавляемых отцом, ворвался в бражный дом и начал обследование места побоища.

Эйрих терпеливо ждал, не рискуя лезть в явно небезопасное место. Из здания иногда доносились предсмертные вскрики, а также мольбы о милосердии, оканчивающиеся очередными предсмертными вскриками.

Среди пленных обнаружился также и Иоанн Феомах, бледный и потерянный. С этим можно будет очень многое обсудить, с пристрастием...

Зачистка здания прошла без нареканий и довольный ходом событий Зевта вышел из бражного дома, сжимая в правой руке римскую спату, украшенную головой орла.

«А ведь у них могло всё получиться...» — подумал Эйрих. — «Если бы мы ничего не подозревали и жили обычной жизнью, не готовясь к чему-то подобному, они бы вышли из бражного дома, после чего начали резню по всей деревне. И никто бы их не смог остановить. План простой и надёжный».

Опыт прошлой жизни подсказывал Эйриху, что зачастую только такие планы и срабатывают.

Но всё пошло не по плану римлян и они заплатили за это жизнями.

Эйрих подошёл к пленным и с любопытством уставился на Иоанна.

— Неожиданно... — сиплым голосом прошептал римлянин. — Надо было тихо придушить тебя в самом начале...

— Надо было, — не стал спорить Эйрих. — Но ты не придушил. Будешь смеяться, но я думал точно так же о тебе. Ожидал от тебя чего-то подобного.

— Наверное, ты теперь очень счастлив... — просипел Иоанн с горькой усмешкой.

— Счастливее меня сделает только наша долгая и интересная беседа, — покачал головой Эйрих.

— Ты не ребёнок... — убеждённо заявил римлянин. — Ты — диавол во плоти...

— Отец Григорий, я похож на Диавола? — повернул Эйрих голову к священнику.

— Если бы я не знал наверняка, что ты самый благочестивый христианин во всей этой деревне, сын мой, — заговорил священник. — То тоже так бы и подумал.

— Видишь, римлянин? — с неодобрением посмотрел Эйрих на Иоанна. — Церковь на моей стороне.

— Еретики... — просипел римлянин.

— Скоро ты покаешься за такие слова, — уверенно заявил отец Григорий.

/26 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

В доме пахло приготовляемой похлёбкой из лесной куропатки. Чада и дыма в этом доме больше нет, потому что Тиудигото, наконец-то, осознала всю выгоду и пользу римского каминуса — он ведь здорово экономит дрова и еда, приготовленная на нём, не имеет изрядно приевшегося дымного привкуса.

— Татий, хочешь освободиться от конских волос в пятках? — поинтересовался Эйрих у своего раба.

— Да, господин, — ответил римлянин.

— Сегодня у тебя есть шанс стать по-настоящему свободным, — сообщил ему Эйрих. — Надо всего лишь совершить один поступок.

— Что я должен сделать, господин? — спросил Татий, которого уже почти доконала многолетняя боль в пятках.

— Следуй за мной, — приказал ему Эйрих.

Они вышли из дома и проследовали к южному краю деревни, где уже расчистили площадку от кустов и приготовили всё необходимое.

Татий ковылял за мальчиком, но когда увидел, что именно готовят готы, оступился и упал. Эйрих подошёл к нему и помог встать.

— Это не римляне, если тебе это важно, — сообщил он рабу. — Они называют себя германцами, вон тот, пытающийся оторвать себе руки, принадлежит к племени маркоманнов, а вон те двое, что уже лишились сил, берут род из саксов. Ты уже понимаешь, что должен сделать, Татий?

Эйрих уже основательно побеседовал со всеми сдавшимися воинами, с применением пары простых, но эффективных методов.

Очень быстро выяснилось, что глубина вероломства римлян ещё выше, чем изначально предполагалось: они не просто внезапно порубили ничего не подозревающих дружинников, а предварительно отравили их ядом в вине — поэтому Ниман Наус до сих пор не пришёл в себя, находясь между жизнью и смертью.

Ещё Эйрих узнал у Иоанна Феомаха, что римскому императору вообще плевать, что там происходит на севере, потому что всеми делами в Константинополе заправляет консул — Флавий Антемий.

Иоанна, как оказалось, послали сделать то, на что требуется несколько легионов. Собственно, он всё сделал, но ценой жизни своих людей и своей. Они убили около двухсот семидесяти элитных готских воинов, каждый из которых стоил пятерых или даже шестерых обычных воинов — это сокрушительный удар, который на продолжительное время снизит интенсивность и масштаб набегов на южные провинции.

Сегодня день казни, потому что готы узнали всё, что нужно.

Часть невезучих германцев уже посажены на колы, а часть распята на земле — отец Григорий посчитал распятие на крестах неуместным, поэтому руки германцев забиты в землю деревянными кольями.

Иоанн Феомах сидит в погребе, потому что он знал так много о дворе императора, что казнить его было бы большой глупостью. Эйрих вёл с ним беседы и узнавал дополнительные подробности о делах и быте Константинополя, о ценах на товары, о богатствах, которыми славится этот город. Про Равенну (1) комит Иоанн знает мало, но Эйрих решил, что найдёт кого-нибудь ещё, чтобы лучше узнать о столичной жизни.

— Что я должен сделать? — повторил вопрос Татий.

— Вот этот бедолага ещё не получил своего наказания за страшное преступление, — указал Эйрих на германца, привязанного к валуну. — Ты приколотишь его к земле кольями, после чего обретёшь долгожданную свободу от конских волос в своих пятках и личную свободу, потому что я тебя освобожу. Вот тебе моя клятва. Подумай хорошо, всё взвесь и прими решение.

Татий посмотрел на отчаявшегося римлянина, являющегося, на самом деле, представителем племени скиров. Римлянам всё равно, откуда родом воин, если он хороший воин.

«Нет, на самом деле, не всё равно, но они терпимы к германцам, принявшим их культуру», — подумал Эйрих. — «Остатки рассудка в головах их правителей, всё же, есть».

— Я сделаю это, господин, — решился Татий.

— Действуй, — разрешил ему Эйрих.

Раб поднял с земли колья и деревянный молоток. Ждавшие начала казни готские воины отвязали прислужника римлян от камня и растянули его на земле. Он сопротивлялся, кричал, зная, что его ждёт, но сил в нём было мало, потому что все эти дни ему давали только воду.

Татий действовал не очень уверенно. Он приставил первый кол к левой руке своей жертвы, долго не мог решиться, а затем пересилил себя и нанёс первый удар.

Приколотить человека к земле — это непростая задача, поэтому Татий провозился около двадцати с лишним минут.

— Иди в дом, — велел ему Эйрих, когда кровавая работа была закончена.

Римляне умрут, со временем. Кто-то от кровопотери, кто-то от жажды. Эйрих не испытывал к ним ненависти, он никогда не был кровожадным. Но это жест для жителей деревни, которые хотели отмщения за погибших близких.

У места казни собралось много людей. Женщины привели детей, чтобы сыновья и дочери узрели месть за своих отцов, а старики смотрели одобрительно. Сегодня Зевта и Эйрих заработали уважение жителей, поэтому, когда будут выборы нового вождя, это вспомнят.

Потеряв интерес к действу, Эйрих вернулся домой, где уже кипела чистая вода в котелке на печи. Он собирался освободить Татия от конского волоса в любом случае, что бы он ни выбрал, потому что пользы от увечного раба не так много, как хотелось бы.

— Ложись на пол и поставь ноги на табуретку, — приказал Эйрих, поместив свой нож в кипящую воду.

Последнее — это сведения от личного лекаря, который часто говорил, что если лекарские инструменты и тряпки достаточно долго подержать в воде, нагноения раны будет меньше или вообще не будет.

Далее Эйрих вскрыл пятки Татия и вырезал оттуда клочки стриженного конского волоса, сросшегося с мясом. Чтобы раб не кричал слишком громко, Эйрих вручил ему палку для стискивания зубами — проверенный метод, позволяющий раненому сфокусироваться на чём-то другом и занять себя делом.

Когда последний конский волос покинул пятку Татия, Эйрих промыл его рану кипячённой водой, после чего зашил кожу нитью, вытащенной из той же кипящей воды. После этого он наложил горячую повязку, предположив, что так можно будет остановить миазмы, вызывающие лихорадку.

Татий, ещё на этапе вырезания конских волос, потерял сознание, но приходил в себя несколько раз, когда его ноги ошпаривались кипятком. Опия у них нет, хотя Эйрих слышал от Виссариона, что римляне знают это средство и активно его применяют не только в лекарском деле, но и для развлечения особо богатых вельмож. Как и в степи, в прошлой жизни, опий здесь стоит больших денег и по мошне только самым богатым и влиятельным...

Закончив работу, Эйрих оставил бедолагу лежать на земле у печи. Ходить он сможет нескоро, но когда сможет стоять на ногах, ему будет предложено остаться и влиться в ряды готов.

Он собирался дать уже бывшему рабу пару вдовых молодух, дом, а также занятие — он должен будет учить молодых воинов латыни, вместе с Виссарионом и Хрисанфом.

Теперь, когда власть почти в руках Зевты, Эйрих, наконец-то, получит свой кусочек долгожданной власти и начнёт исполнять давно вынашиваемые планы.

Язык надо учить, причём он пригодится очень и очень скоро.

В этих краях нельзя задерживаться слишком надолго. Гунны сидят слишком тихо, явно что-то готовят. Сидеть и поживать спокойно, помня о находящейся за Дунаем смертельной опасности — это преступно.

«Надо уходить на запад, вслед за Аларихом», — подумал Эйрих. — «Подальше от гуннов, поближе к римским богатствам...»

Примечания:

1 — Равенна — город на севере Апеннинского полуострова (читай Италии), с 402 года был столицей Западной Римской империи, потому что Рим, как оказалось, очень сложно оборонять. Изначально император Флавий Гонорий, придя к власти, перенёс столицу в Медиолан (нынешний Милан), но потом этот город, внезапно, осадил гот Аларих, после чего столица переехала в Равенну. Основателем Равенны можно считать Октавиана Августа, который поставил на месте этрусского (или умбрского, или фессалийского — никто не запомнил, кого именно перебили римляне ради этой земли) поселения, порт Классис, вокруг которого выросло поселение, ставшее потом городом.