Чингисхан. Сотрясая вселенную

Правда, когда комит оказался в деле, он быстро показал, что его умения заслуживают куда лучшего применения. Всё-таки, Эйрих не мог не признать, что это было блестяще — отравить и перерезать весь цвет окрестного воинства готов. Пусть не всех, ведь много кто решил не ехать к Брете, но многих. Даже если бы Феомах погиб, вместе со своим войском, это всё равно считалось бы большим успехом при императорском дворе. В общем-то, считается, потому что готы были вынуждены сократить количество набегов и сколько-то месяцев спокойствия Феомах выиграл.

— Это не совсем правда... — заговорил римлянин.

— Хочешь сказать, что я лгу? — недобро усмехнулся Эйрих. — Альвомир, мальчик мой! Подойди-ка сюда!

Слабоумный гигант, сидящий среди воинов, вдруг вскочил с лавки и встал столбом, не прекращая, при этом, грызть окорок кабана.

— Стой, Эйрих! — придержал сына Зевта. — Не горячись! Он не хотел тебя оскорбить!

Эйрих с неодобрением покачал головой.

— Альвомир, садись, продолжай кушать! — крикнул он своему чемпиону. — Кушай хорошо и тщательно жуй мясо!

Гигант заулыбался Эйриху и помахал ему сочащимся жиром окороком. Жир обрызгал воина, сидящего справа от него, но воин счёл молча стерпеть, не позволяя даже мимике выдать хоть какое-то недовольство.

— Вот молодец ты мой! — умилённо улыбнулся Эйрих в ответ. — Эй, вы, двое, а ну живо подвинулись! Ему ведь не хватает места!

Два воина, невольно сдвинувшиеся на освободившееся пространство лавки, резко дёрнулись и освободили пространство для Альвомира, с большим запасом. Гигант сел и, по-видимому, забыл обо всём, кроме еды. Даже об окороке в левой руке — он увидел жареного сома и подвинул римскую серебряную тарелку поближе к себе.

Об Альвомире болтают всякое, но Эйрих доподлинно знал, что большая часть этой болтовни — ложь. Без указа от человека, которому доверяет Альвомир, этот гигант и мухи не обидит. Ненависть, злоба, что-то личное к людям — это не об Альвомире. Он живёт в своём мире, где есть безусловно хороший — Эйрих, а есть плохие люди, которых надо побить топором — те, на кого укажет безусловно хороший Эйрих. Нет, гигант может злиться, но вся ярость довольно быстро сходит на нет, обычно, прямо вместе с объектом для ненависти. И вновь Альвомир погружается в собственный добрый мир, где тепло, много еды и есть Эйрих, который точно не даст его в обиду.

«Счастливый человек...» — подумал Эйрих.

— Я приношу свои извинения за произнесённые слова, — покладисто поклонился Феомах. — Я ещё недостаточно хорошо владею готским...

— Тогда говори на латыни, — процедил Эйрих на латыни. — Ты хочешь сказать, что я сказал неправду? О-о-очень аккуратно выбирай слова для ответа.

Иоанн прикрыл рот и начал лихорадочно соображать. Он уже успел узнать, что у готов очень легко получить вызов на поединок. Некоторым достаточно и косого взгляда...

— Я хотел сказать, что ты не знаешь всей правды, — заговорил римлянин на родном языке. — Меня не посылали на смерть. Флавий Антемий наказал мне, чтобы я вернулся и доложил об успехе или провале.

— Малозначительно и маловолнительно, — вздохнул Эйрих. — Никак не тянет на «всю правду». Что-то подсказывает, что ты это придумал только что.

— Христом клянусь! — перекрестился Иоанн.

— Мало веры римским клятвам, — произнёс Эйрих на латыни, а затем перешёл на готский. — Вы и мать родную в рабство продадите, если речь пойдёт о собственной шкуре. Отец, доверять римлянам нельзя. Вот этот — он предаст тебя сразу, как только окажется за стенами Константинополя.

Оторвав ножку куропатки, он начал сгрызать с неё жирное мясо.

— Они видят в нас только угрозу, — продолжил Эйрих, расправившись с ножкой. — Варваров. Потому что между нами слишком много зла.

— Ты солгал мне, Иоанн? — спросил Зевта совершенно иным тоном.

— Я не лгал! — воскликнул римлянин. — Я и правда могу наладить связь с очень знатными людьми в Константинополе! У вас ведь есть золото, так? Я могу наладить покупку железа, оружия и броней! Вам ведь нужно всё это?

— Не то чтобы сильно... — произнёс Эйрих.

— Я думал, что у нас согласие, Иоанн... — разочарованно произнёс Зевта. — А ты, оказывается, всё это время говорил как римлянин...

Зевта искренне расстроился. Готы не привыкли к такому ведению дел. У готов всё просто и понятно: мужчина, если он достоин держать топор и щит, должен отвечать за свои слова и не ронять их напрасно. В этом их коренное отличие от римлян.

Аларих, каким бы хитромудрым готом ни был, тоже ведь пытался договориться, надеялся на взаимную честность, на права федератов и немного земли...

— И опять ты прав, Эйрих, — произнёс Зевта. — Как ты настолько глубоко проникаешь в суть людей?

— Книги, отец, — ответил мальчик. — Их пишут те, кто умнее всех в этом зале. И иногда мне кажется, умнее всех вместе взятых. Я хорошо узнал римлян по книгам, поэтому для меня не секрет, что движет нашим Иоанном. Он хочет в Константинополь. На коне, с золотом, серебром и радостными вестями. Что готы потеряли много воинов, что готы теперь не побеспокоят рубежи империи ещё несколько месяцев...

Не прибудь Эйрих так вовремя, не взялся бы даже размышлять на тему, как далеко это всё могло зайти...

— Но не будем об этом, — решил он. — Как идёт объединение деревень?

Это один из важнейших вопросов, потому что Эйрих знал — чем больше соберёт деревень Зевта, тем больше воинов будет в их большом походе на Италию.

— Пришлось убить или ранить ещё двадцать славных воинов, но зато теперь под моей рукой тридцать шесть деревень, — сообщил Зевта с нотками самодовольства. — Если посчитать, это, примерно, шестнадцать тысяч человек — наш ульс... тьфу... улус самый большой. Это сильно меньше, чем у Алариха, но больше, чем у остальных остготов. Кое-где воины сохранили лошадей, поэтому у нас теперь есть кавалерия. Можно было и пойти на запад, но ещё слишком рано...

— Надо идти, пока есть шанс, — произнёс Эйрих. — Кто вообще может знать наперёд, что произойдёт следующей весной? Будет ли вообще для нас весна?

— Надо выждать, — стоял на своём Зевта. — Хотя бы пару лет, чтобы нагулять жирок для долгого похода.

— Гунны уже присылают купцов, — сообщил Эйрих.

Зевта не понял. А вот Иоанн что-то понял. Видимо, знает, как действуют гунны. Но откуда?

— Иоанн, — произнёс Эйрих. — Как действуют гунны, прежде чем начать вторжение?

Римлянин увидел в этом отличный шанс оказаться полезным:

— Сначала они присылают разведку, чтобы всё разузнать. Где и какие деревни, сколько воинов в деревнях, как далеки деревни друг от друга, какие отношения между правителями и прочее.

— Разведчики? — переспросил Зевта.

— Да, обычно это купцы, — кивнул Иоанн. — Купцы ведь неподозрительны.

Зевта посмурнел. Теперь он всё понял.

— Почему ты молчал раньше? — спросил вождь.

— Я не думал даже, то есть не знал, что все эти купцы от гуннов, — начал оправдываться Иоанн. — На лицо я ведь их не отличу...

— Скоро гунны будут точно знать, что у нас тут и почём, — вздохнул Эйрих. — Надо либо уходить очень скоро, либо принимать бой.

Вождь крепко задумался. Весь хмель из его взгляда выветрился моментально, потому что нет ничего более отрезвляющего, как внезапный страх от осознания гибельности своего положения.

— Теперь, когда об этом знают все в бражном доме... — тихо прошептал Зевта. — Мы не можем просто бежать. Это урон чести.

Вот это готское представление о чести, напрямую идущее из древности, когда они поклонялись старым богам и ещё не отринули их в пользу Христа, было не до конца понятно Эйриху. Двойственность его даже раздражала, потому что напоказ все готы правоверные христиане, а как что-то случилось...

— Честь — это для живых, — произнёс Эйрих. — У мёртвых же чести нет. Совсем как у римлян.

— Грехи Миджунгардса... (1) — с отчаяньем прошептал Зевта. — Почему сейчас?

Отец редко ругался и ещё реже поминал старую веру. Он действительно понял, что всё серьёзно и гунны практически на пороге. Эйрих подозревал, что Зевта надеялся на то, что их оставили в покое и можно спокойно пожить хоть сколько-нибудь. Увы.

— Потому что такова жизнь, — пожал плечами Эйрих. — Так что мы делаем?

/28 февраля 408 года нашей эры, бывшая римская провинция Дакия/

Улдин сидел на седле и с безразличным взглядом наблюдал за тем, как танцуют римские девицы. Они уже слегка постарели, а сегодня ещё и ослабли — он заставил их танцевать весь день. Нужны новые, молодые и полные сил. Но римлянки ему уже поднадоели...

«Крепкие бабы есть у готов», — подумал Улдин с предвкушением.

И предвкушение его было не на пустом месте, потому что сегодня пришли вести от его сына, Руа, ходившего с купцами на юг, за реку.

Предатели из готов устроились хорошо и начали обрастать жирком...

Они поставили множество деревень, которые можно всласть пограбить и спалить.

Не то чтобы это было необходимо, но очень хотелось, поэтому должно быть сделано.

«Засиделись», — подумал Улдин. — «А степь тут хорошая...»

Невольно он вспомнил о степях, откуда он родом. Сухие травы, терпкий запах...

Тряхнув головой, Улдин поднял руку в останавливающем жесте.

— Принесите мне вина, надоело, — процедил он сквозь зубы.

В юрту вошли Октар и Мундук. Эти двое с детства были чуть ли не на ножах, но за последние несколько лет необычайно сдружились. Видимо, решили "дружить" против Руа, третьего брата.

"Не понимают, дурни, что их по отдельности перебьют как щенят, и ладно бы какие-то римляне или другие чужаки..." - подумал Улдин с горечью. - "Свои же перебьют, почуяв, что братья порознь..."

Сам он тоже имел не лучшие отношения с братом, Харатоном, а старший брат, Калла, вообще умер, потому что они "дружили" против него. И прямо на глазах Улдина история повторяется вновь.

— Где пропадали? — недовольно спросил Улдин. — Ваш брат донёс до меня сведения, что у готов отлично идут дела. Пора бы уже взять их за волосы и вспороть им поганые предательские глотки...

Примечания:

1 — Миджунгардс — готск. Midjungards — это слияние слов midjuna и gardaz, формирующих вместе выражение «круг земной» или «земляной вал» по версии исследователя Файста, написавшего об этом в 1909 году, но дальнейшие разбирательства привели к тому, что было установлено приближенное к реальности значение — «срединная ограда» или «срединные врата». В мифологии готов, как и у всех древнегерманских племён, midjungards— это мир людей, срединная земля. У скандинавов это же понятие обозначает Мидгард. В общем-то, именно через древнегерманские языки и выясняется, что мифология скандинавов — это не их уникальная и оригинальная придумка, а о Вотане и Тире певцы складывали песни ещё до развала Западной Римской империи. И о Хель тоже. И о Вальгалище, куда могут войти только самые из самых.