Моргемона

10. Опасные желания

От неуверенности в происходящем на побережье Гидра начинала беспокоиться всё больше. На солдатской еде она набралась сил, ребро почти не болело, и она стала посматривать на синего коня Энгеля, прикидывая, можно ли на нём за один день доскакать докуда-нибудь. Куда бежать, она не знала. Но необходимость улизнуть от своего титула точила её всё отчётливее.

Тучи сложных решений сгущались над головой. И одним подозрительно тихим вечером Энгель явился в шатёр, светлый, как мотылёк в темноте, и по его лицу было ясно: разразится буря.

— Диатрисса, — обратился он к Гидре, которая напряжённо сидела на своём спальном месте и теребила рукав мужской туники, которую носила теперь вместо платья. — Я велел утром выступать к реке Россе. Солдаты разошлись, чтобы собрать все наши схроны и дозоры в окрестностях, и к рассвету все будут в лощине, готовые выступать.

— Прекрасно, — ответила Гидра и сжала пальцы своей левой руки. — Но вы же не доложиться мне пришли.

— Верно, — Энгель кивнул и медленно прошёл вглубь шатра. Его глаз тоже слегка зажил, и теперь он не носил повязку — остался шрам, причудливо рассекающий бровь вдоль, и небольшой прищур.

Осмотревшись в своей временной обители, диатрин развернулся к супруге. Он почти подпирал головой своды шатра. И оттого сидящей Гидре он казался огромнее обычного.

— Я решил, как мы можем с вами договориться, — сказал он наконец.

«Так», — Гидра стиснула подол туники и ответила выжидательным взглядом.

— Безопасность я вам не обеспечу ни в Рэйке, ни за рубежом, пока буду так же бессилен, как сейчас. Мы должны помочь друг другу, и тогда я подарю вам свободу, какой вы её видите: раздельная жизнь, собственная земля и капитал в пределах границ. Даже развод, если новый Иерофант окажется сговорчивым. Хорошо звучит?

Глаза Гидры вновь жадно сверкнули. Но на сей раз Энгель не улыбнулся, сравнивая её с отцом. Напротив, он смотрел сурово.

— Весьма, — подтвердила девушка.

— Тогда сделайте мне одолжение. Пойдите навстречу.

«Так…»

— Я не требую результата. Просто попытайтесь. При моём полном участии и моей защите…

«Так…»

— …постарайтесь пообщаться с Мордепалом.

Гидра вспыхнула:

— Нет!

— Нет, послушайте, — Энгель шагнул вперёд, бросая на неё свою густую тень. — Я буду рядом. Я возьму свой самый длинный щит, уберегу вас от огня — хоть бы даже собой. Стоит ему только проявить угрозу — и мы сразу же…

— Нет, нет, нет! — Гидра вскочила, и ребро неприятно отдало внутри. Но это была уже не та острая боль, что раньше. — Вы сошли с ума, если считаете, что я буду так рисковать из-за ваших интересов!

Энгель скрежетнул зубами. Но заявил:

— Это и в ваших интересах. Если диатр Эван мёртв, Тавр будет пытаться захватить трон. Только я, как последний Астрагал, и дракон могут помешать ему. Если Тавр будет повержен, я отдам вам Аратингу.

Жадность в Гидре схлестнулась со страхом.

«Мордепал не проявлял ко мне злобы, но, оказавшись перед его огромной мордой, напрасно полагаться хоть на что-либо. Одна вспышка в разуме этого безумного, злобного зверя — и мне конец. И ради чего?»

— Я сказала ясно: я не собираюсь говорить с Мордепалом, — отрезала Гидра. — Один раз он пощадил меня, но второго не будет. А если вы думаете, что Тавра иначе не одолеть, пообщайтесь-ка с вашей матушкой насчёт тигра Мелиноя!

— Опять вы за своё, — Энгель сдвинул брови, но из-за шрама они наклонялись каждая под разным углом. — Я всегда прощал вам эти пассажи, но обвинять диатрис в колдовстве раз за разом — это преступление, если вы забыли.

— Если не считать, что это колдовство было применено против меня и против Авроры!

— Диатрисса, да послушайте же! — он снова выходил из себя. — Одумайтесь! Я предлагаю вам привилегии марледи, я зову вас стать союзницей в борьбе с вашим жестоким отцом, я готов для вас опозорить семью разводом — и всё это за одну лишь попытку выйти к Мордепалу, в которой всю опасность я возьму за себя, даже если это будет стоить мне жизни!

— Какая чушь! — крикнула Гидра в ответ и резко встала на ноги. Ей нашлись только одни ботинки по размеру — тряпичные и довольно неудобные — и она чувствовала ими, как холодеет земля с наступлением ночи. — Чушь потому, что его пламя убьёт нас обоих, даже если он просто чихнёт! А ещё потому, что мне не нужны привилегии ценой договоров с вами — я отказываюсь нести бремя титулов и уйду от вас хоть сейчас, хоть в стаю гамадрилов!

— Куда вы побежите? На побережье больше нет ни поселений, ни фортов!

— Куда-нибудь! В Мелиной, например. Я скрою свою личину и уплыву с рыбаками из порта, лишь бы больше не твердить вам одно и то же слово: нет, нет, нет, нет!

— Никуда вы не пойдёте! Вы всё ещё диатрисса, моя жена и моя луна, и я отвечаю за вас перед богами!

Гидра не выдержала. Она схватила его расчёску — единственное, к чему привязалась в своём диком образе жизни — и прокричала на весь лагерь:

— Да чтоб ты провалился в адское пламя!

И тут же кинулась к коновязи. Лошадей у солдат было немного, и их берегли, как зеницу ока — кормили только луговой травой и накидывали на них попоны от комаров. Однако дозорные подле табуна не препятствовали Гидре; они видели в ней диатриссу невзирая на то, что она только что пожелала их предводителю.

Гидра кинулась к единственному осёдланному коню — должно быть, оставленному только вернувшимся патрульным — как вдруг вслед ей прозвучал громовой крик Энгеля:

— Остановить её!

И тут же её собственный испуг отразился в глазах иксиотов. Трое дозорных моментально обступили Гидру и схватили её, извивающуюся и воющую от негодования.

— Отпустите! Как вы смеете! — возмущалась она, бессильно дрыгая ногами.

Энгель покинул шатёр и медленной угрожающей поступью двинулся к ней.

Страх пронзил её лихорадочный разум. Крепкие руки стискивают плечи, и палач, подходя, кладёт руку на рукоять ножа…

«Это не отец», — напомнила она себе, но давно пережитый страх уже ослабил её мышцы. — «Это не палач. Это диатрин и его рыцари…»

Она перевела дух, возвращаясь в своё сознание. И прошипела:

— Прикажите отпустить.

— Не могу, — коротко и сухо молвил Энгель. — Вы никуда не поедете.

— Я вам ничем не помогу. Даже вредить немного буду!

— Диатрисса, я хочу, как лучше — и для вас, и для нас. Вы должны остаться под моей защитой, — его тон был так подчёркнуто спокоен, что Гидра вновь начала дрожать от возмущения.

— Лучше? Мордепал — это лучше? Будет вам Мордепал — вы увидите, как это «лучше»! Если пример вашего батюшки был недостаточно нагляден! — в сердцах выпалила диатрисса.

Оглушительный рёв пронёсся над лесом и прервал её.

Все замерли. Огромная тень пролетела над деревьями, и затрещали ветки, сбиваемые тяжёлым шипастым хвостом.

— Берегись! — тут же крикнул Энгель. — К ручью…!

Но даже самый легко одетый разведчик не успел бы за пару секунд допрыгать до воды. Ночь хлопкового леса тут же разразилась заревом. С жутким гулом огонь вырвался из громадной пасти — и Мордепал, проносясь над лощиной, всю её залил пламенем. Отстоявшие в стороне диатрин, дозорные и табун кинулись врассыпную. Кони в панике заржали и ломанулись кто куда. Дозорные, схватившись за головы, уставились на бывших в палатках товарищей, надеясь, что те успели хоть как-то спрятаться.

Дракон на половине пролёта вдруг повернул голову. Огненный всполох полетел прямо в них. Энгель оттолкнул Гидру в мокрый куст монстер и сам кинулся сверху, подняв свой плащ; и страшный жар окатил их.

— Ай-ай… — простонала Гидра в панике: диатрин чуть не раздавил её собой, и боль вновь засвербила в груди. Длинная грива Энгеля занялась огнём, и диатрисса тут же ударила по белым прядям своими ладонями, чтобы погасить их.

Диатрин сел. Его спину кое-как защитила чешуйчатая броня. Однако рукава обгорели, и алые пузыри ожогов возникли на руках.

А за ним виделся полыхающий лагерь.

— Великие боги! — ахнула Гидра и прижала свои ладони ко рту.

Многие отсутствовали в ставке благодаря поручениям Энгеля. Но те, что остались, не имели шансов выжить.

Эти люди были незаметны, но добры к ней — начиная с первого дня, когда принесли ей бренди, и продолжая каждым утром, когда справлялись о её здоровье и предлагали ей самое вкусное из своих пайков.

— Мордепал, да прекрати ты! — вдруг закричала она на реющего над ними монстра и вскочила на ноги. Руки стали рвать ломкие волосы на голове.

Тот же огонь, и те же потери — люди горят, кони визжат, и всё это из-за того, что трижды клятый Мордепал опять показывает характер.

«Или это я?!» — вдруг ужаснулась Гидра.

— Сядь! — хрипло простонал Энгель и дёрнул её за руку. — Не… привлекай!

Но она вывернулась и пробежала вперёд несколько шагов. Словно чёрная туча, Мордепал носился над лагерем. И она не могла отвести от него глаз. Ярость, сравнимая с гудящим огнём, пылала внутри неё.

— Хватит жечь! — кричала она в воздух. — Остановись! Не смей!

Взмах крыльев разнёс горячий ветер во все стороны. Но дракон больше не извергал пламя. Он вдруг извернулся над лесом и издал клёкочущий гулкий звук, похожий на сочетание «а-акту-ук».

«Оактук — возглас веселья на сциите», — ясно, как день, вспомнила Гидра. И возмущение застлало её.

— У реки веселись! — прокричала она и указала на запад, в сторону реки Россы. — Туда, да! Полетишь за нами и там потом ой как повеселишься с драконами Тавра! Прекрати жечь своих! Слышишь меня?

Она бежала за ним по горящей лощине и ругалась.

— Слышишь?!

Ответом ей был протяжный, насмешливый рёв, что стал затихать, растворяясь в горах. Мордепал улетал, оставляя за собой сгоревшие трупы и обожжённых людей, а Гидра чертыхалась и одновременно захлёбывалась слезами.

«Это из-за меня он прилетел!» — твердила она себе. — «Из-за моих проклятий!»

Она оглянулась и увидела, что солдаты, спешно возвращаясь из окрестностей, бегут помогать своим товарищам: вытаскивают их из-под упавших ветвей, обливают их речной водой и сокрушаются над тем, что осталось от самых невезучих.

Стон донёсся до её слуха, и она увидела одного из тяжелораненых. Человек мучился, весь оплавленный огнём, и корчился, вытягивая руки вверх из грязи.

— Это я-а-а… — простонала Гидра в ужасе и упала рядом на колени, стиснув кулаки и своего рта. Она не могла оторвать глаз от ужасного зрелища и умирала вместе с несчастным. Его страшная боль сдавила ей горло.

До ушей долетали крики. Одни звали других; солдаты обменивались распоряжениями; и даже посреди воцарившегося хаоса часть отправилась ловить лошадей, часть — тушить пожар, а часть — вызволять раненых из-под деревьев и из укрытий, подсчитывая мёртвых.

Мученик испустил дух на глазах у Гидры, и она разрыдалась, скорчившись рядом с ним.

— Диатрисса! — слышала она громкий зов. — Диатрисса?!

Но она не могла отозваться. Ослеплённая своей виной, поражённая проклятой силой своего намерения, умирающая от боли, которую причинила стольким людям вокруг, она сжалась в комочек рядом с погибшим в огне солдатом и плакала, кусая свои губы в кровь.

Как в тумане она помнила, что кто-то из рыцарей забрал её из лощины в густую поросль монстер. Весь лагерь сместился вбок, и после продолжительной возни для погибших была выкопана братская могила, а для раненых — сооружены лежанки. Обожжённые, невзирая на всю свою выдержку, жутко выли и стенали.