Моргемона

— Заверяю, — кивнул Вазант, одетый в красно-сине-золотые цвета своего рода. Полы его сюртука и его плащ занимали место как целая свита.

— Марлорд Аратинги и Лавиля, Тавр Гидриар, заверяете ли вы право диатрина Эвана Астрагала на престол?

— Заверяю, — спокойно сказал Тавр, тоже в цветах Гидриаров: чёрное с серебром.

Верховный Иерофант кивнул и обернулся к коленопреклонённому диатрину. Он возложил драконью корону из золота и серебра ему на голову. И провозгласил:

— Да поднимется новый диатр Рэйки, марлорд Дорга, Тиса и Мелиноя, Эван Астрагал!

И Эван встал в полный рост под аплодисменты и овации лордов. Обернулся к своим подданым: в его глазах была суровая решимость.

«Даже если сейчас ты диатр, в душе ты всё равно тот же принц, к которому на коронацию не приехала мать», — подумала Гидра, вяло хлопая вместе со всеми. День был столь же паршивый, как и её собственная свадьба. Но теперь она хотя бы не была обязана оставаться в трапезной весь день.

Забили колокола, Мелиной загудел, а в Лорнасе начался пир. Гидра пощипала угощения, выпила немного мандаринового вина и собралась уходить, но наткнулась на свою самую младшую сестру, Летицию. Та смотрела на неё большими глазами, держа в руках пирожное.

— Гидра, — улыбнулась Летиция, складная, будто куколка, с каштановыми волосами и розовыми губками. — Ты стала лучше выглядеть. Тут, видимо, лучше кормят?

— Тут мать в бок не тычет, — ответила Гидра.

— А что с тобой будет теперь?

— Не твоё дело, — резко вклинился между ними Тавр. Он отпихнул Гидру плечом чёрного дублета и за руку притянул Летицию к себе. — Не говори с ней, милая. Эта псина изменника, и место ей на эшафоте.

Гидра вытаращила глаза и так расхохоталась, как никогда в жизни. У неё даже бокал из рук выпал.

«Ещё три лунара назад я была твоей псиной, а теперь всё ну совсем иначе, верно?»

Ей стало так весело, что она решила задержаться и послушать разговоры в зале. Оказалось, всё довольно серьёзно: Эван расторг помолвку с цсолтигской принцессой, мотивируя это тем, что Цсолтига не поможет им в войне, и он не намерен поддерживать пустые союзы. Тут же незамужние девицы из Мадреяров, что вновь сплетничали о Рыжей Моргемоне, стали обворожительнее улыбаться и тянуться к новоявленному диатру.

Но парой бокалов спустя тот объявил, что женится на дочери Тавра. Он не сказал имени, но речь явно шла о Ларе. Та остолбенела, раскраснелась, но на виду у всех сдержала себя в руках и даже обменялась взглядами с Гидрой.

«Пока у Тавра есть драконы, его дочери будут самыми завидными невестами Рэйки, и этим стервам из Мадреяров пора это запомнить».

Пир продолжался до позднего вечера, и Гидра продержалась там на удивление долго. Она слушала редкие шепотки о том, что фронт разорван, и войска Энгеля потерпели поражение, а Лукавый, похоже, улетел обратно на Аратингу: о том были свидетельства жителей побережья. Одни говорили, что скоро Мелиной падёт, а другие — что лучше б Эван нашёл, с кем обручиться, среди барракиток. Третьи утверждали, что видели дракона рядом с горами Сакраала, а четвёртые предполагали, мог ли это быть сам Сакраал. Так или иначе, настрой был совсем иной: знать действительно скучала по своему безупречному герою, белогривому диатрину Энгелю. Но скрывала эти разговоры от слуха нового дитра.

О супруге Энгеля все забыли, но так ей было даже удобнее.

Переваривая всё съеденное и обдумывая услышанное, Гидра с наступлением темноты решила выйти в сад. Надвигалась очередная йименская гроза. Тучи налегли на звёзды, и прохладный, но душный мрак опускался на побережье.

Диатрисса медленно шагала по дорожке замкового сада. Она решила посидеть на своей излюбленной скамейке. Но там её, как ни странно, ожидала Лесница. Трёхцветная кошка вдруг вздыбилась, соскочила со скамьи и устремилась куда-то вбок, за белые цветы плюмерии. И остановилась, ожидая.

Гидра насторожилась. Запахнулась в свою накидку покрепче и крадучись последовала за кошкой. Поднырнула под кроны мандаринов…

И замерла, услышав прорвавшийся сквозь шелест листьев стон. Сквозь ветви густых кустов было видно движение обнажённых тел, а в тишине отчётливо слышалось дыхание двоих.

Лесница тут же ускользнула, распушённая, будто её напугали собаки. А Гидра всмотрелась в тех, кто решил уединиться в глубине замкового сада. По голосам она легко узнала обоих.

— Нет, обещай мне, всё же обещай, что никогда больше не станешь ухаживать за ней на моих глазах! — простонала Лаванда, чьи светлые локоны рассыпались, как золотой песок, в смуглых пальцах капитана иксиотов.

— Да я и так больше не стану. Титулы-то она теперь уже не выдаст, — хрипло отвечал сэр Леммарт. В просвете между листьев Гидра увидела, как он жарко приник губами к плечу Лаванды, затем — к её шее. После чего привычным в Рэйке жестом любви лизнул её в нос.

— Ах, мне так это надоело! Ну хоть с Эваном не ссорься, может он дарует тебе кусок земли…

— Да никто из них не дарует, одни жмоты на троне. Энгель обещал, да теперь, видать, тоже уже не вернётся.

— Ну потому теперь дружись с Эваном и прекращай свои протесты в дозоре!

— Сначала ты сказала мне ухаживать за Моргемоной, а теперь предлагаешь ухаживать за диатром? — расхохотался сэр Леммарт.

И Лаванда рассмеялась вместе с ним.

Пальцы Гидры заледенели. Она сморгнула холодную влагу с глаз и дрожащей ногой нащупала землю позади себя. Перенесла вес назад. И, пятясь, выбралась из садовых зарослей. Кровь шумела в ушах.

Как только она отошла на достаточное состояние, ярость загорелась в её груди, но горло сдавили слёзы. Злость и обида заставляли её плакать.

— Мерзавцы, — шептала она, бесцельно перебирая и пытаясь надорвать края своих рукавов. — Предатели… да это я вас на виселицу… да это вы… — но подступившие рыдания не давали ей рассыпаться в бессмысленных угрозах. Не задерживаясь в саду, она кинулась обратно в свою спальню.

Сколько гадких слов она привыкла слышать в свой адрес! Как безразличны ей были оскорбления! Но этот единственный раз, когда мужчина привлёк её внимание, он оказался движим расчётом, а за пределами своего образа называл её Моргемоной, как и остальные. И от этого почему-то было больно, так больно, что даже некогда отнятый ноготь разболелся вновь.

Она дошла до своего трюмо, села у завешенного зеркала, положила руки на столик и разревелась, уткнувшись в них лицом.

Чего ей хотеть от жизни? Бессмысленная, потерянная, жалкая и одинокая Гидра. Ни друзей, ни врагов, ни титула, ни предназначения. Шершавая монета в руках монархов и чёрная овца в любом стаде. Родилась в годы ненависти матери к отцу, когда тот ходил к другой, а мать ненавидела себя за раздувшийся живот и опухшие ноги.

Потом, говорят, леди Ланхолия приворожила Тавра к себе, но магического таинства не было: просто любовница, та знаменитая певица, забеременела от кого-то ещё. А потом её убили.

Но ненависть осталась.

Вся жизнь, никчёмная, полная унижений, страхов и разрушенных надежд обрушилась на Гидру вновь. В ушах звучал голос матери, назидающий, что девушке, которая ест досыта и одевается в шелка, жаловаться не на что.

От этого было только хуже.

«Нищие могут милостыню просить на площади, а мне даже просить ничего нельзя, ведь всё есть».

Чьи-то руки вдруг легли ей на плечи. Гидра подпрыгнула и встретилась глазами с печальными очами Авроры.

— Не плачьте, милая Ландрагора, — прошептала фрейлина, невесомо проводя рукой по её волосам. — Мир — такое несправедливое место, но помните: самая тёмная ночь была перед тем, как Ирпал и драконы Кантагара наконец подарили людям огонь и свет. Всё будет хорошо… всё обязательно будет…

Обессиленная, Гидра, однако, оправдывала своё прозвище. И прошипела:

— Аврора, ну а тебе-то что от меня надо? Ну скажи честно, скажи, какая тебе с меня выгода, я просто буду знать!

— Я просто желаю вам счастья, — тихо произнесла фрейлина, не отводя глаз. — Энгель мой брат. А вы со дня свадьбы моя сестра. У меня никогда не было сестры, которая позволила бы мне быть рядом.

— Что за слащавая чушь! — выдохнула Гидра, утирая лицо рукавом. — Нашла, кому чего-то желать! Найди кого-нибудь поблагодарнее, чем Рыжая Моргемона!

— Спросите у любой мелинойской кошки, накормленной вами, кто ей больше по душе: сладкоречивая знатная леди или Моргемона, — с улыбкой заметила Аврора.

Гидра не нашлась, что ответить, но и плакать перестала. Она посмотрела на фрейлину измождённо и потерянно. А та сказала ей мягко:

— Давайте я расплету ваши волосы, вы ляжете спать, а утром всё будет уже совсем по-другому, будет лучше…

— Не будет, — прошептала Гидра, не поднимая подбородка со своих скрещенных рук. — Будет только хуже, уж я-то знаю.

Она, как всегда, оказалась права.