Моргемона

— Лаванда ужасно пострадала в огне. Лишилась волос, на половине лица запёкся жуткий шрам. Бедняжка сейчас у городского доктора вместе с другими…

Гидра хмуро пожала плечами, почёсывая мурлычащую Лесницу за щекой.

Фрейлина не позволила себе долго говорить о плохом. Она скоординировала слуг, Гидре подготовили ванную, и та блаженно погрузилась в тепло воды и пены. Она подрагивала от пальцев Авроры, но позволила ей намылить себе голову. И, откинувшись в купели, прикрыла глаза и задумалась.

— Надо будет немного подравнять тебе волосы, — ворковала Аврора нежным, как у горлицы, голоском. — Огонь не пощадил их, но зато это такая характерная черта доа. Не просто доа — а воевавшей доа!

Странная мысль засела в голове.

— А чья ты дочь, Аврора? — неожиданно спросила Гидра. — Вазанта Мадреяра и…?

Нежные пальцы Авроры замерли у диатриссы в волосах. Она удивлённо подняла брови и проговорила:

— Скверно упоминать о таком в сердце Мелиноя, — смутилась она. — Но… я, конечно, скажу… это была шудра низкого происхождения, странствующая певица…

— Сагария Райская Птица.

— Ты знаешь? Ох, — Аврора неловко улыбнулась. — Да, она.

«Как много путей ведёт к этой женщине, что отказала самому Мелиною», — нахмурилась Гидра. — «Но она успела родить Аврору, а значит, он убил её после этого. Непохоже, что это их общее дитя. Всё-таки по Энгелю видно, как в людях проявляется кровь Синего Тигра».

— Говорят, она была очень красивой, — протянула Гидра, плеснув рукой в воде. — Даже Мелиной ухаживал за ней.

— А-а, этот легендарный призрак города, или как он там? — Аврора пожала плечами. — Я думаю, это лишь сказка для того, чтобы подчеркнуть её… кхм… желанность.

— Сказка? — Гидра скосила глаз и сощурилась, чтобы мыло с волос не капнуло на веки. — А помнишь, в ту ночь, когда мы нашли цветки лилигриса…

— Да. Мы покинули замок, чтобы убийцы не нашли нас. И сидели на укромной поляне. Это ты здорово придумала. Даже все коты пришли.

Гидра напряглась.

— А помнишь, мы сидели, и там были следы в цветах? Будто оставленные невидимыми шагами? И шуршание… одежд?

— Нет, — Аврора весело улыбнулась. — Я слышала только мяуканье котов. Думаешь, это были какие-нибудь призраки тисовых тигров?

«Думаю, у меня проблемы с головой».

Гидра вяло отмахнулась, не желая продолжать тему. Вскоре она была приведена в порядок заботливыми руками Авроры. Та подравняла ей волосы по длине чуть выше плеч, отмыла их от жира, дала диатриссе время согреться в купели и после подала ей тёплый мягкий халат с вышивкой в виде рыжих котов — его наконец-то пошили.

— Чай уже должны были принести в твою спальню, — проговорила Аврора, наклоняясь то влево, то вправо перед Гидрой, чтобы убедиться, что волосы пострижены ровно.

Диатрисса тепло поблагодарила её и направилась к себе. Впрочем, она ещё по ступеням не поднялась, как внизу хлопнула дверь.

— Гидра? — услышала она звучный голос Энгеля. — Я не хотел помешать, но…

— Проходи, — пожала плечами Гидра и осмотрелась в своей спальне. Что-то неуловимо было не так: похоже, здесь кто-то спал в её отсутствие. Если здесь жили Гидриары, то, возможно, комнату занимала Лара или Летиция. И хотя Гидра не могла взять в толк, что именно не так, чужеродное вмешательство ощущалось будто по запаху. Кошка Лесница считала так же. Она прошлась по ковру, после каждого шага отряхивая лапки.

«Трюмо, сундук, всё на месте… А где моя вышивка с Бархатцем?» — спохватилась Гидра и кинулась к сундуку. Открыла крышку и стала копаться в вещах. Запечатлённый на ткани Бархатец был дорог ей не только лишь потому, что рыжий мех был шит её же волосами; он был ей нужен, как последняя память о друге, в которую она вложила часть своей души.

— Лесница, — прошептала она, расстроившись не на шутку. — Ну где же мой Бархатец…

Та посмортела на неё умными зелёными глазами и села, выверенным, как у леди, движением, обвив лапы хвостом. Но тут же перевела взор с хозяйки на поднявшегося по ступеням диатрина.

Тот держал в руках коробку с лунновиром в сахарной пудре. И, поймав взгляд Гидры, характерно растопырил локти: небольшого жеста было достаточно, чтобы он буквально застрял в проёме.

— Все диатриссы такие крошечные? — спросил он.

— Что, решил попробовать себя в новой роли? — усмехнулась Гидра, но не смогла скрыть свою грусть, когда села на постель рядом с распахнутым сундуком.

— Что-то потеряла? — он подошёл и поставил на прикроватный столик свою коробку — аккурат рядом с дымящейся чашкой.

— Да так, одну вещицу из детства.

Она сунула пальцы в коробку и положила в рот кусочек сахарного лунновира. Тот прямо таял на языке. Однако задумчивость её не проходила.

— Слушай, — обратилась она к диатрину. — Можно я у тебя спрошу кое-что странное?

— Конечно.

— Ты присядь.

И он расположился рядом с ней, хорошенько продавив своим рыцарским весом постель. Гидра задержала взгляд на застёжках его сюртука, отметив, что он сменил одежду, и вновь увидела бинты подле шеи.

— Тебя, кстати, ранили в бою за Дорг? — спросила она.

— Нет, это ерунда, — отмахнулся Энгель. — Снарядом требушета отшибло часть укреплений, и меня немного ободрало упавшими камнями.

— Какова ерунда!

— Брось, меня даже ни разу не порезали, собственно, клинком. Почти вся битва была позиционная.

«Ох уж эти мужские военные термины».

— Так что за вопрос?

Диатрисса прочистила горло и решилась:

— Скажи, тебе никогда не виделось ничего странного, что не видят другие? Может, сны, или там… мысли, которые приходят в голову, но как будто тебе не принадлежат?

Энгель посмотрел на неё тревожно и неожиданно тронул её лоб ладонью.

— Нет, Гидра. Это то, что происходит с тобой? То-то ты такая грустная.

Та смутилась и чуть отстранилась, не зная, как выразиться поточнее, но диатрин подбодрил её:

— Расскажи, что тебе видится. Мелиной, верно? Демон побережья.

— Савайма…

— Для меня нет разницы. Кто бы ни был этот колдун, он опозорил мою семью, а теперь смущает и тебя, — голос Энгеля был пронизан сталью. — Похоже, прежде коронации новый Иерофант должен как следует заняться нашим городом, чтобы защитить нас от этого.

Гидра вздохнула. И начала по порядку:

— Понимаешь, кроме меня никто его не видел. Но есть свидетельства его действий: жуткие убийства. Да и… ты сам, — запнувшись, сказала она смущённо. — То есть, нельзя сказать, что это лишь моё безумие. Но так устроены саваймы. Они нарочно смущают людей, а открываются лишь тем, кого выбирают для того сами. Вот только ты — другой случай.

— Потому что ты считаешь, что я его сын.

— Не только я так «считаю», — вскинулась Гидра, но не стала заострять внимание именно на этом. — Понимаешь, там, на Тиванде, я говорила с ним.

— Так, — нахмурился Энгель. — Поэтому ты была без сознания?

— О нет, для себя я была вполне себе в сознании. Я думала, как я; и говорила, как я.

— Сомневаюсь, что хоть один савайма смог бы изменить это.

— Важнее было то, что сказал он сам, — Гидра собралась с мыслями. И честно взглянула в глаза Энгеля. — Он сказал, что дети для него — не то, что для нас. Они являются его частью. Он сказал, что он — это ты. И это, признаться, привело меня в ужас. Ведь если он хочет быть тобой, значит ли это, что он хочет править Рэйкой? Вдруг он незаметно… незаметно становится тобой, а ты и не знаешь?

Энгель уставился на неё изумлённо, подняв брови. В его дивных белых глазах отражалась рыжина супруги. Он моргнул, но затем, обняв её, сказал нежно:

— Ну что ты. Не бойся. Я — это просто я, моя Шаа.