Призыв ведьмы

Под истерикой Милены Хэла видела только невообразимую обиду, унижение и какое-то необъяснимое чувство, словно так и надо, видимо внутренний недолюбленный человек принимал боль, как само собой разумеющиеся.

Верховный эйол покинул Трит ранним утром следующего дня, что говорило о том, что серые снова должны были идти работать, а Хэла могла выгулять хараг и свой гнев.

Милена после истерики была опустошённой и тихой, она осталась сидеть в одиночестве в комнате серых.

Пока хараги радостно носились на воле, чёрная ведьма устроилась на этом непонятном дереве, растущим в поле, напротив главного входа в Трит. Наверное было бы здорово, если бы на нём были качели, благо ветки позволяли — Хэла не раз удивлялась, почему нет даже намёка на такое простое развлечение? Может опять религия не велит?..

Какой бред!

— Хэла, — Роар подошёл тихо, и наверное, если бы она не была ведьмой и несколько раз мамой, то действительно подпрыгнула от неожиданности, а то и почти умерла со страху.

— Доброго утречка, достопочтенный митар, — отозвалась она, пытаясь не гневаться на него за белую девчушку.

— Как Милена? — он намеренно стоял сзади, боялся обойти ветку, на которой она сидела, и посмотреть ей в лицо.

— Вчера была истерика, сегодня апатия, — отрапортовала женщина.

— Что? — переспросил он слово “апатия”.

— Сидит ни рыба, ни мясо, в одну точку пялиться, — пояснила Хэла.

— Рваш, — выругался Роар и она физически ощутила его сожаление и даже, было странно, словно боль.

— Что случилось? — гнев на него улетучился.

Митар тяжело вздохнул и прислонился к стволу с другой стороны.

— Я не мог предположить, что всё обернётся таким кошмаром, — тихо проговорил он. — Если бы знал, то сказал бы, что белая ведьма в Зарне, или уехала из Трита с фераном, или… да, что угодно сказал бы, только бы её не звать. Если бы узнали, что я соврал было бы плохо, но лучше бы так, чем…

— Ты нормально можешь объяснить, что случилось? А то одна в истерике, второй сейчас её закатит… — Хэла ненавидела истерики.

— Верховный эйол прибыл не один, — начал Роар, вобрав в себя воздух, чтобы успокоится. — Через портал нас посетила фернита Эйорна.

— Фернита — это жена ферана или дочь? — уточнила ведьма.

— Дочь, — ответил Роар. — Её мать немного не в себе и Нарнея Лайнар является помощницей своего отца, его представителем и на неё распределяется некоторые права ферана, её отца. В общем, она пришла через портал, с разрешения верховного эйола, она была его гостьей, понимаешь?

— Его гостьей в твоём доме? — удивилась Хэла.

— Да, — подтвердил Роар.

— Круто, — фыркнула она.

— А? — и митар снова не понял слова.

— Ничего, — успокоила его Хэла. — Она пришла и дальше?

— Понятно, что нужно было устроить ужин. И, — Роар злился. — В общем, посреди ужина они спрашивают, а правда ли, что Изария получила призванную белую ведьму? Я отвечаю — да, правда. И тут верховный эйол просит её показать, мол он видел белую ведьму ещё, когда был ребенком, а с тех пор никто белых и не призывал в Кармии. Я не мог ему отказать, точнее не увидел, дурак, в этой просьбе ничего такого, понимаешь?

Он снова выругался.

— Мы позвали Милену, она встала посреди комнаты и тут началось. Они относятся к призыву иначе, чем мы, — а тут митар начал оправдываться. Хотя Хэла и так знала, как тут кто к призыву относится. — Для них серые — вещи, инструменты, орудия… даже не рабы, а намного хуже.

И Роар вздохнул:

— Сначала эйол обсудил её внешность, даже Элгора передёрнуло, хотя он тоже горазд на такие разговорчики, но когда это делают такие мужики как мы, между собой, это одно, а когда это говорит человек говорящий от лица бога, да еще не только в присутствии женщины, которую обсуждает, но и при другой… благородной, — это слово Роар прямо выплюнул, — это по меньшей мере неприемлемо.

И Хэла подавила в себе желание фыркнуть, потому что — дружок, ещё как приемлемо и так банально, до скукоты.

— Если бы был Рэтар, — продолжил митар, — то уже в начале этого разговора верховного эйола выставили бы прочь из дома и отправили, даже несмотря на темень, прочь. Но я не феран, Хэла, я не мог его остановить, не мог ничего сделать. А потом он начал обсуждать послушание ведьм, стал говорить о клеймении и о каких-то ошейниках и браслетах, которые используют в других элатах. И тут Лайнар вообще предложила мне выкупить у нас белую ведьму, когда я отказал, она попросила её на время — они попользуются, а потом отдадут её обратно, разумеется за честную плату. Плату, Хэла! Дайте мне попользоваться вот этой ложкой, тарелкой, стулом, столом, оружием… человеком…

— Роар, — и было странно, что он так взвился, потому что жил в этом мире, привык к такому. Дело было в самой девочке.

— Я даже не знаю, как я сдержался, и, конечно, я надерзил, отправив Милену обратно, но всё равно трусливо прикрывшись фразой о том, что при серых дела не обсуждаются, — ему было отчаянно стыдно. — Мерзко от самого себя.

— Надо было меня им в аренду сдать, я бы там шороху навела легонечко.

Мужчина промолчал и шутки не оценил, даже, что такое “аренда” не уточнил.

— Слушай, Роар, перестань, — проговорила Хэла. — Есть мерзкие люди, что поделать? Ты же сам говоришь — выставить их не мог, дом опозорить не мог. А Милена поплачет немного и успокоится. Жизнь штука несправедливая и никто не говорил, что будет легко с ней справляться.

— Меня приводит в ярость моё бессилие и словно я оправдываюсь, — ответил митар. — Я вот словно вижу, как тан на меня осуждающе смотрит, что я так трусливо поступил.

— Боги, Роар, перестань себя грызть, — возмутилась Хэла.

— И я не знаю, но мне стыдно перед Миленой, стыдно и… больно, что ли… она вообще не при чём, почему она должна страдать из-за вот такой мерзости? Или из-за того, что я смог её защитить?

— Так, — Хэла спрыгнула и обошла дерево, встав перед Роаром. — От того, что ты тут стоишь и стенаешь, легче никому не становится. Повинился мне и ладушки, ясно? Не умер никто — вообще успех! Перестань, что с тобой такое?

Ей прям показалось, что она дитё малое отчитывает. Такой мужчина был расстроенный — а она злюка такая, ух, ведьма настоящая!

— Я, — он нахмурился, отвёл от неё взгляд, но продолжать не стал.

— Да, боже, перестань, а? — фыркнула Хэла. — Да загладь свою вину, раз чувствуешь себя виноватым.

— Не думаю, что она захочет…

— Роар, да что за фигня? Захочет — не захочет, — развела она руками и её понесло. — Ты сам, что ей сделал? Ничего. А она, если не дура, понимает это. А то, что она на мир обижена — уж поверь мне у нас в мире тоже есть на что обижаться. Справедливости не существует вообще-то! Просто скажи ртом, что тебе жаль и… ну, не знаю… Возьми уже выведи её погулять, правда! Задолбалась девка в четырёх стенах сидеть. Пусть пройдётся под твоим контролем, чтобы, если что, было кому попу её снова растереть, коли приключений на неё найдет.

— Хэла, — Роар нахмурился, но в него уже вернулось озорство.

— Что “Хэла”? Будто тебе нужно рассказывать, как девок обхаживать! — повела она головой недовольно. — А с ней так вообще не надо быть профи, она вообще цветочек в поле, взял в охапку и вот тебе счастье.

— Цветы помятые обычно не живут, — возразил Роар.

И как они вообще перешли на этот разговор?

— Это смотря, как к делу подойти, — ответила Хэла. — Сорвёшь — завянет, а если лопатку взять, с корнем выкопать, аккуратненько в горшочек пересадить, ухаживать — может и хорошо будет?

Он улыбнулся.

— Хочешь сказать, что мне нужно её растить в горшке? — поинтересовался митар.

— Пффф… у тебя все мысли только о ней, — закатила она глаза. — Извёлся весь. Я уже не могу тебя терпеть, и её терпеть не могу. Вы мне оба надоели. Вы вообще все мне здесь надоели.

Роар рассмеялся и сгрёб Хэлу в объятья. Тёплые такие и, что ж такое, тоскливо так стало, хоть вой.

— По Рэтару соскучилась? — просмеялся митар ей в макушку.

— Весьма, — буркнула в него ведьма. — Хоть кто-то дела делал, а не лясы точил.

— Я боюсь всё испортить, — сказал Роар.

— Да, что там испортить можно? — возмутилась женщина. — Ничего не двигается, ничего не меняется. Пойдёшь в селение — возьми её с собой.

— Хорошо, — он поцеловал Хэлу в макушку и, боже, лучше бы он этого не делал. Внутри всё заныло — как же оказывается не хватает вот этих сильных мужских рук…

Она тяжело вздохнула, замерев в моменте, зажмурившись от тепла и уюта — чтоб тебе… вот же!

[1] — Алевтина "Не ломай"