Эсминцы и коса смерти. Том 2

Это был шанс. Охотник не хотел тревожить покой леса выстрелами, он положил свой маузер в кобуру и достал из ножен острый клинок. Бесшумно, подобно хищному зверю, двинулся старик вперед, прячась за ельником, и вдруг, с проворством рыси выскочил из зарослей с ножом в руке прямо за спиной немца. Одним резким движением охотник перерезал унтеру горло. Тот захрипел, захлебнулся кровью и осел на землю. Второй немец только и успел, что обернуться и удивленно вытаращить глаза. Охотник стремительно прыгнул, и его острый нож вошел в сердце рыжему солдату. Выстрелов не прозвучало. Лес не вздрогнул.

Дедушка по виду был простым стариком. Но, Александр почему-то знал про него, что на войне дед не писал дневников и не строчил рапортов, не вел счет убитым врагам, не делал зарубок на винтовке и на ноже и даже не интересовался документами мертвых. Его интересовали только простые вещи. Он быстро и со знанием дела осмотрел тела, нашел у рядового пачку галет в кармане, а у унтера на поясе фляжку со шнапсом. Угостив Александра галетами, он привесил трофейную флягу к себе на ремень, сбросил тела с тропы, отдал Саше немецкий автомат унтера. После чего дед и внук вдвоем пошли по лесу дальше. Вскоре они обнаружили и обошли стороной немецкий палаточный лагерь частей тылового прикрытия, откуда высылались дозоры на поиски бойцов РККА, угодивших в окружение.

К вечеру хранитель леса и Саша отошли от расположения немцев достаточно для того, чтобы устроиться на привал без опасения быть обнаруженными. В чаще, в распадке у маленького ручья старый охотник зажег небольшой костерок и приготовил им двоим ужин из разогретой банки тушенки и трофейных немецких галет. После ужина они устроились под кустами, привалившись спиной к стволам высоких берез. Уже стемнело, и охотник закрыл глаза, но его чуткие слух и обоняние продолжали сообщать о каждом движении под лесным навесом. Наконец, он заговорил:

«Знаешь, Саша, я раньше был потомственным лесником и охотником, а человек, который всю жизнь живет среди зверей, да еще и предки которого среди зверей жили, сам в какой-то степени превращается в зверя. Чувства его обостряются, а весь мир видится по-другому, совсем не таким, как видит окружающее обычный горожанин.

А уж, если много поколений людей живет в глухом лесу, то начинают они чувствовать природу не хуже всех остальных зверей и даже, может быть, лучше их, потому что, в отличие от зверей, человек наделен интеллектом. И ты, как мой внук, тоже мог бы идти по звериным тропам. Если бы захотел. Ибо, дано тебе многое от рождения. И способности эти никуда не деваются. Вот я на счетовода выучился, но до сих пор умею слушать лес по-звериному. И я могу тебе сказать, что слышу сейчас, как где-то в чащобе ухнул филин, зашевелились в подлеске мелкие зверьки, но ни крупных зверей, ни людей на пару километров вокруг нет. Потому мы можем поговорить спокойно.

И я хочу рассказать тебе, внучек, что имею способности даже чувствовать деревья. Вот сейчас я чувствую себя той толстой березой, возле которой сижу, могу смотреть на мир кончиками ее веток, помнить ее воспоминания, чувствовать ее чувствами. Дерево знает, что с Запада поднялась тьма, что величайший черный паук в виде свастики растет и расширяется, все больше наползая на остальной мир, поглощая целые страны и угрожая живому смертью. Дерево дрожит, оно боится этого огромного паука, который уже дотянулся и до этого леса, уже взял окрестные земли под свою черную власть и, не останавливаясь, продолжает распространяться дальше на Восток, сея везде ужас и смерть. И только ты, Сашка, можешь остановить его, потому что ты несешь в этот мир свет и удачу. И пока ты здесь, военная удача будет находиться на твоей стороне. Потому что не зря ты послан сюда во второй раз, а с миссией…»

Досмотреть сон Лебедеву не дала корабельная сирена. А еще он почувствовал, как вибрирует стальное тело эсминца, набирая ход и маневрируя. Эсминцы ПВО снова отбивались от авианалета противника. «Как же так, ведь этот дедушка, отец матери, Кирилл Игнатьевич, умер еще в 39-м? Да и я давно не маленький. И что за волшебный «маузер», который никогда не промахивается? И что за звериные тропы? К чему же такой сон?» — недоумевал Александр под грохот зенитной канонады.