Гневная любовь

Эпилог

Висеть, орать и злиться было интересно лишь первые пять часов. Не то чтобы прямо интересно, но если ты многотысячелетняя сущность, которая внезапно на ровном месте стала пронзительно беспомощной и одинокой, то это весомый повод изойти на слезливое говно. Тем более, когда тебя никто не видит и не слышит.

Ну да, поистерил, что уж теперь. Зато сейчас можно висеть и… испытывать просто колоссальную благодарность к Герою, который банально удрал, уведя с собой как своих баб, так и ту жуткую носительницу Хаоса. Как бы они ему помогли? Снова натравив волшебницу?!! Она бы тыкала палкой, тянула за ноги, делала бы еще что-нибудь… множа хаотические эффекты? Разумеется множа! А как еще иначе то! Никак!

Администратор был слишком плотно связан с Великой Машиной, чтобы одно соприкосновение с Хаосом могло причинить ему настоящий вред. Как оказалось, ему… а не интерфейсу. В данный момент распятый на стене, он не мог ничего. Почти ничего. Всё, что раньше было у него под контролем, все эти сотни экранов, миллионы команды, колоссальные мощности, верно ждущие лишь его указания, всё это сейчас было недоступно. Перед взглядом одетой в глухой черный балахон фигуры творилась самая настоящая метель из данных, изображений и поломанных формул.

Ну хоть отключить это мельтешение можно было простым усилием мысли.

Беда, беда… И что делать? Системные Администраторы могут не пить, не есть, не дышать, они неуязвимы. Это хорошо. Они намертво приклеены к стене. Это плохо, так как воздействие хаоса может длиться еще две секунды, а может и несколько миллиардов лет. Это же хаос. То же и с нарушениями интерфейса, хотя, в отличие от тела Администратора, тут есть нюансы. Великая Машина, потеряв связь со своим блюстителем, сейчас всеми силами боролась за её восстановление.

Нужно только подождать.

— Я не хочу здесь висеть и ждать! — одиноко и жалко прозвучал голос в тишине огромного зала, — Тем более в позе племянника! Никогда не любил эту позу!

Затем раздался робкий, неуверенный и совсем нескладный, но мат.

Через неделю его обороты станут куда насыщеннее и велеречивее, а через месяц так вообще начнут напоминать многоэтажные произведения искусства, но пока именно эти неуверенные, обрывистые и дилетантские матюги слышит беловолосая девушка с красными глазами, появившаяся прямо под Администратором.

— Ой, — говорит она, рассматривая стену, — А вы где?

Чудовищным усилием воли Администратор подавляет в себе проснувшееся желание ответить в рифму, сдавленным голосом указывая направление, в котором девушке нужно развернуть свою головку. Та выполняет указания, говорит «ой», а затем её глаза стекленеют в попытках понять, осознать и простить.

— Так…, - с трудом выталкивает из себя пленник коварной стены и хаоса, — Слушай меня, Тадарис. Вот что вам нужно сделать…

А затем он говорит. Девушка его слушает, несмотря на то что у неё аж ноги от злорадства подкашиваются. Но деваться ей по-прежнему некуда, так что придётся исполнять всё то, что хочет от неё приклеенный к стене хозяин.

Но что она потом расскажет подругам!!

А тем временем мир Фиол живет своей жизнью. Где-то ученые, мудрецы и маги корпят над фолиантами, пытаясь выполнить приказы монархов. Где-то инженеры развинчивают последние примитивные паровозы и дирижаблики, лихорадочно пытаясь понять, как вот это работает. Где-то алхимики и травники переговариваются по магиконам, пытаясь найти и собрать осколки знаний, что позволят миру вернуть хоть маленькую крошку утраченных знаний о технологиях. Иначе всё скоро впадёт обратно в варварство, придётся летать на драконах, какать в вазу и освещать дома магией. Мир Фиол борется за выживание собственной цивилизации, совсем не замечая места, откуда по нему начинает медленно, но неукротимо расползаться то, что еще не раз его содрогнет.

Где-то, довольно недалеко от пленного Администратора, на своем любимом троне сидит Князь Тьмы Сатарис, вовсю сверля взглядом невозмутимого, сдержанного и готового к выполнению любого приказа Чемпиона Тьмы, живущего теперь с бывшей радиоведущей, проводящей дни в ожидании его, Чемпиона, будущей половозрелости. Сатарис теперь плохо спит, ей видятся кошмарные сны о том, чтобы было, если б она не отправила Мача Крайма в Шварцтадд. А по утрам она выщипывает у себя один единственный, но совершенно побелевший за ночь волосок. А еще… еще она теперь носит штаны.

На всякий случай.

А где-то в океане, в ночи, плывет живой разумный корабль. На его палубе, ближе к носу, безмятежно спит двухметровая покрытая короткой белой шерстью девушка. Она раскинула свои длиннющие руки и ноги в разные стороны, и счастливо похрапывает в сладкой дреме. У нее теперь новые друзья. Больше никто не будет читать мораль, ворчать за одолженное пиво, ругаться за взятую «посмотреть» секиру. Никто не будет называть её глупой недисциплинированной бабой!

Правда, последнее не точно.

А вот на другом конце корабля творится нечто куда более интересное, чем почти не одетая спящая зверодевушка. Там, возле каюты капитана, совершается действо — четыре едва видимых в ночи тени тихо и упорно, во все восемь ладоней, толкают в спину пятую, которая слегка упирается. Сопротивление тщетно, не помогают даже слабые удары хвостом по лицам насильниц. Дверь капитанской каюты всё ближе и ближе.

В ночной тиши, красиво дополненной плеском волн, слышится счетверенное:

- Часть команды, часть корабля… Часть команды, часть корабля…

А дверь всё ближе и ближе.

— Н-нет…, - неуверенно шепчет толкаемая, — Мы сами… должны. Сами! Ну что вы…

— Вы еще сто лет тормозить будете! Задолбали! — тихо ворчит на неё маленькая рыжая тень.

— У нас сердца не железные! — говорит довольно грудастая тень.

— На вас смотреть больно! — добавляет тощая и маленькая тень с кошачьими ушками.

— Будешь тормозить — белая его оседлает уже утром! — вредным голосом говорит почти плоская тень в шляпе, после чего пихаемая пихается с куда лучшим эффектом.

Наверное, этой ночью у кого-то что-то случится.

Конец шестого тома.