Сеятели ветра

Хмыкнув, Ханэ повернулся к девушке в лиловом. Заметив, как пристально смотрят на его спутницу, Казу едва заметно повёл бровями. В тёмных глазах столичного ворона была снисходительная насмешка — и больше ничего.

Ханэ с досадой отвернулся.

— Я слышал, здесь есть лисьи источники, — зазвучал переливами голос Казу. — Но ума не приложу, как лисы могут нагревать воду?

Обе девушки звонко рассмеялись. Ханэ его выходка показалась глупой. Что толку прикидываться простачком, когда столицей от тебя за версту несёт?

— Всё дело в их чарах, — откликнулась спутница в лиловом. — Кицунэ нагревают землю рядом с разломами, а оттуда тепло уходит вверх, к воде. При желании вы можете даже спуститься к ним, но я не обещаю, что вас выпустят обратно.

Казу слушал её с таким интересом, словно прибыл из глуши, где о горячих источниках слыхом не слыхивали, хотя в столице были свои “лисьи воды”.

— Что ж, оставить вас в одиночестве было бы сущим преступлением. Не желаете ли прогуляться по саду?

— Там сейчас шумно, — сморщила носик спутница Казу. — Не лучше ли сразу в рёкан-ё?

Ёкайская гостиница возвышалась на соседней улице пятиэтажной громадой, отделанной золотом и богатой росписью, обнесённой каменным драконом, чьё тело тянулось в полумрак, плавно изгибалось и доходило до ворот за перекидным мостом, которые бессменный страж обхватывал зубами и кончиком хвоста. За рёкан-ё находился целый городок из небольших построек — его свет пробивался под брюхом дракона, золотился на когтях и выметенной дорожке.

Когда-то рёкан-ё “Лис и ликорисы” служил крепостью. У него были мощные стены, ворота до небес и ров, чьи воды рассекали стаи водяных. Жаль, летописи не рассказывали, что случилось с прошлыми владельцами. В один момент они словно исчезли, а через пару десятков лет всё это добро полностью отошло нынешнему хозяину, превратившись из оплота обычного в оплот божества развлечений.

Вчетвером они подошли к мосту. Казу провёл рукой по чёрным перилам, оглянулся на спутницу и что-то шепнул ей на ухо. Красавица в лиловом рассмеялась, зардевшись, как камелия.

Ханэ запрыгнул на мост. По изумительно белым доскам вился чешуйчатый узор, и ноги слегка скользили по мосту, словно он оказался на спине громадной змеи. Ханэ пошёл вперёд вместе с Алис. Вокруг раздавалось сиплое шипение, от которого каждый раз волосы шевелились, хотя никаких змей здесь, конечно, не было. Всего лишь чары, чтобы повеселить завсегдатаев и застать врасплох новеньких.

Казу попался. Ханэ с затаенным удовольствием наблюдал, как тот старается как можно незаметнее оглядеться и выяснить, где ползёт опасность. Пройдя примерно до середины, Казу вдруг остановился. Он всматривался в окружение уже не таясь.

— Сказать, где змея? — снизошёл до него Ханэ.

— Буду весьма признателен, — пробормотал родственник, не сводя настороженных глаз с моста. — Мне никак не разглядеть, где она притаилась.

Ханэ постучал согнутым пальцем по виску, и неприлично широкая ухмылка сама появилась на губах.

— Хватит шутить, Ханэ. У хэби, между прочим, сильный яд и очень скверный характер.

— Как у тебя, что ли? — фыркнул Ханэ.

Казу одарил его таким взглядом, что острить сразу расхотелось.

— Здесь правда нет никаких змей. Просто чары тех же лисиц, которые нагревают воду для источников. Они просыпаются, когда на мост кто-то заходит.

— Вам неприятны змеи? — сочувствующе спросила красавица в лиловом.

— Ради вас я готов их даже на груди пригреть, — улыбнулся Казу. В его глазах ещё тлело недовольство, но голос снова был ласков. Не успели они добраться до конца моста, как столичный ворон уже вовсю смешил свою спутницу.

Ханэ задумчиво хмурился, едва ли слушая, что говорила Алис. Он не помнил, чтобы Казу боялся змей раньше. Боги милосердные, да он мечтал устроить в собственном доме змеиное гнездо, когда вырастет! Говорил, что белые змеи приносят счастье и богатство, потому их следует почитать и отдавать часть добычи после каждой охоты. Когда его восторг сменился отвращением?

Змеиный мост остался за спиной. Ханэ вгляделся в полумрак далёкого сада, за которым должна была быть калитка.

— Там есть ещё один проход, — он показал на зелёные колонны бамбука. — Только потом тебе придётся сделать крюк.

Казу кивнул и отвернулся. Кажется, он ещё обижался.

— Не утруждайся, я вполне могу вынести шипение несуществующих змей ещё раз. В какой-то мере это даже полезно. Напоминает, что нельзя терять бдительности.

Красавица в лиловом расстроенно вздохнула, видно, приняв всё на свой счёт. Как спутница Казу, она должна была развлекать его и сохранять благодушное настроение, а получилось наоборот.

Правда, грустила она недолго: Казу увлёк её за собой к парадному входу в рёкан-ё, попутно шепча на ухо сладкие непристойности. Уж завлекать речами он всегда умел. Даже Алис повелась, Ханэ видел, как она дёргала полупрозрачными лисьими ушами. Обижаться на неё было бы неправильно, Алис не принадлежала ему так же, как и сам Ханэ не принадлежал ей, и всё же, в груди разгоралось раздражение. Сбрасывая у входа обувь, Ханэ с трудом удержался, чтобы не запустить сандалиями в Казу.

За раздвижными дверями пахло летним зноем, благовониями и можжевельником. Просторный зал занимали столики для посетителей, пушистые подушки и невысокая стойка. Казу добрался до неё первым и тут же принялся любезничать с девушкой, на чьём кимоно красовались тёмные иероглифы её имени.

— Ах да, вы так проницательны, — Казу одарил девушку любезной улыбкой и оглянулся на Ханэ.

Хмыкнув, он тоже приблизился к стойке.

Через несколько минут две пары разминулись, пообещав друг другу, что через час-другой встретятся в закусочной на втором этаже. Казу и его прелестница в лиловом скрылись с глаз, но Ханэ слышал его голос, пока поднимался по лестнице в сопровождении Алис и девчонки-прислужницы.

— А он птица высокого полёта, да? — вполголоса спросила Алис, когда они зашли в комнату. Прислужница остановилась у двери, глядя на них со смесью любопытства и лёгкой зависти. — Кинко, как обычно, будь добра.

Девчонка мигом убралась прочь. Наконец-то они остались вдвоём.

— Ну, что ты надулся? — подбоченившись, поинтересовалась Алис. — Боишься, что этот вечер я предпочту провести с ним?

Ханэ не хотел этого признавать, но он правда боялся. Сейчас за всё платил Казу, и он спокойно мог купить Алис хоть на всю ночь. А если ему понравится, дать ей ещё немного на личные расходы.

Ханэ потряс головой, отгоняя неприятные мысли.

— А может и проведу, — хихикнула Алис. — Мне интересно, каков он на вкус. Но для начала…

Алис хитро прищурилась. Слабый свет напольных фонарей висел в воздухе жёлтой пылью, очерчивая стройную фигуру. Запахи ванили и сандала наполняли комнату сладким туманом, оседая на губах лёгким привкусом, от которого по всему телу волнами расходились мурашки.

Алис шагнула вперёд и забросила руки ему на плечи. Рвано выдохнув, Ханэ прижал её к себе. Лисица впилась в губы жадным, ненасытным поцелуем. Желание пронзило ослепляющей молнией, и мгновение спустя полупрозрачное кимоно Алис с шелестом соскользнуло на пол, словно чешуя змеи.

Лисица приглушённо зарычала от нетерпения. Звериный запах её акурэ смешался с мускусным, сливаясь в дикий аромат, который сводил с ума. Алис дрожала и выгибалась в его руках, мягкая и податливая, будто свечной воск. На соломенных циновках плясали две тени, искажённые, неразделимые, как и существа, которым они принадлежали.

Тяжело дыша, Алис насела сверху и упёрлась ладонями ему в грудь.

— К чёрту Казу, — выдохнула лисица.

— К чёрту их всех, — согласился Ханэ и притянул её к себе. * * *

Ханэ вернулся в усадьбу далеко за полночь. Казу объявил, что останется в квартале удовольствий до самого утра, так что под ворота он пришёл один. В голове до сих пор звенело от женского смеха, выпивки и переливов сямисэна, но всё-таки он смог расслышать срывающийся от волнения голос:

— Стой, кто идёт?!

Ханэ неохотно поднял голову. С деревянной вышки на него глазел долговязый часовой, чьи алые доспехи и рогатый шлем должны были вселять ужас, но его голос испортил всё впечатление.

Ханэ рассмеялся. Наверху обиженно засопели.

— Эй! Вот возьму и не пущу тебя за ворота!

— Ты забыл, что у меня есть это, — всё ещё посмеиваясь, Ханэ развёл руки и помахал ими, изображая крылья.

— Ага, а ты взлететь-то хоть сможешь? — съязвил Шиёки.

— Давай попробуем?

Шиёки глубоко вздохнул. Пока он не разразился целой тирадой о том, почему этого лучше не делать, Ханэ развернул акурэ. От него по коже пробежал привычный холодок, и тело покрылось чёрными перьями, наполняясь силой, которая не снилась ни обычным воронам, ни смертным людям.

Полуворон тяжело захлопал крыльями. Шиёки вскрикнул, когда он, не рассчитав высоту, врезался в ребро площадки, за которую мгновением позже зацепился руками. Подтянувшись, Ханэ закатился на площадку, где сразу свернул акурэ. С наслаждением вдохнув ароматы древесины, воска и фруктов, старший вранолюд покосился на блюдо, которое стояло на столе.

— Даже не думай, — пригрозил Шиёки, нависая над ним. — Куда ты дел Казу? Вы же ушли вместе.

Ханэ махнул рукой.

— Не отмахивайся мне! — возмутился наследник.

— Он там, — поморщился от крика Ханэ, — в квартале, в который тебе пока не-ельзя.

Фыркнув, Шиёки подошёл к столу и с хрустом вгрызся в грушу. Ханэ наблюдал за ним с добродушным любопытством, устроившись в глухом уголке, где можно было растянуться и лежать в своё удовольствие.

— Как у вас с Хиной? Помирились?

Шиёки медленно повернулся к брату. Старший вранолюд слишком поздно заметил в его руке ещё один фрукт. Наследник швырнул грушу так, что она ударила прямо в лоб, затем отскочила на пол и укатилась в другой угол.

— Значит, нет? — потерев лоб, предположил Ханэ.

— Помирились, просто хотел тебе врезать.

Вранолюд не удержался от ехидного вопроса:

— А почему грушей-то?

Хмыкнув, Шиёки опустился рядом. В доспехах он передвигался немного неуклюже, напоминая перекормленного слётка, который ещё не обвыкся с крыльями.

— Иди отсюда, а? Ты меня отвлекаешь.

— От поедания груш? — ухмыльнулся Ханэ, вытянувшись так, чтобы достать до упавшего фрукта. Подцепив его ногой, вранолюд подкатил грушу к себе, небрежно обтёр и откусил верхушку. На доски закапал сок, медово-сладкий и липкий, как смола.

— От караула, дурак. Я и так провинился, что опоздал.

Шиёки тяжело вздохнул, перебирая завязки на шлеме. Глядя на смешного, долговязого воронёнка, Ханэ вдруг ощутил прилив нежности и лёгкой жалости.

— Что, сильно досталось? — приподнявшись, он потрепал мальчишку по плечу. Шиёки нахохлился, но не отодвинулся.

— Нет, — буркнул Шиёки. По его лицу читалось обратное. — Ну, может немного…

Мальчишка смотрел вдаль, подперев кулаком щёку. Из-за багровых доспехов казалось, что он весь в крови, и Ханэ не мог отделаться от наваждения, что перед ним сидит другой ребёнок — тот, которого здесь больше никогда не будет, который больше никогда не пристанет с глупыми вопросами и не разбудит посреди ночи, чтобы примоститься рядом.