Цена весны [ЛП]

Глава 16

Дождь шел два полных дня. Время от времени вместо воды сверху падал мокрый снег или град, маленькие скопления рыхлого льда начали образовываться в укромных уголках дворика. Маати закрыл ставни, отгородившись от низких облаков, и сел поближе к огню, дождь стучал по дереву, как пальцы по столу. Было бы почти приятно, если бы одеревеневшая спина не так болела.

Холод вкупе с отсутствием Эи сделали его жизнь тихой и медленной, словно у медведя, готовящегося проспать всю зиму. Утром Маати шел в кухню и ел вместе с остальными. Большая Кае и Ирит декламировали старые песни, чтобы провести время. Они пели пока готовили, и мелодии были приятнее, чем Маати мог себе представить. Когда при этом находились Ванджит и Ясность-Зрения, андат становился беспокойным, его глаза перебегали с одной певицы на другую и обратно, пока Ванджит не начинала волноваться и не уносила своего подопечного прочь. У Маленькой Кае не было музыкального слуха, и она читала старые тексты, по которым был создан Ясность-Зрения и задавала вопросы о тонкостях их заново созданной грамматики.

Большую часть дня Маати проводил в своих комнатах или, одетый в несколько толстых платьев, ходил по коридорам. Он никому не говорил, но школа казалась тесной и замкнутой. Вероятно, он ощущал это только потому, что внутрь вторглась зима.

Учитывая время, необходимое для поездки в Патай и обратно, вместе с покупками, он не мог ожидать, что Эя вернется раньше, чем дней через десять. Он не ожидал, что такое тяжелое бремя ляжет ему на плечи, поэтому вздрогнул — от радости и страха, — когда Маленькая Кае прервала его полусон:

— Она вернулась. Ванджит смотрела из класса, и она говорит, что Эя уже повернула с большой дороги и, если дорога будет не такой грязной, приедет еще до наступления темноты.

Маати поднял и открыл ставни, словно мог, как Ванджит, прищуриться и пронзить взглядом серый воздух. Порыв холодного мокрого ветра потащил ставень из его руки. Ему захотелось найти плащ из промасленного шелка и пойти встречать ее, но он себя остановил. Это было бы глупо, конечно, и ничего бы ему не дало. Он пробежал рукой по жидким оставшимся волосам, спросив себя, когда он принимал ванну и брился в последний раз, и потом осознал, что Маленькая Кае еще здесь и ждет его слов.

— Ну, — сказал он, — давай возьмем самое лучшее, что у нас есть, и приготовим для нее еду. Эя-тя собиралась привести свежие продукты, так что нет смысла сохранять старые.

Маленькая Кае усмехнулась, приняла позу согласия с приказом и ушла. Маати повернулся к открытому окну. Лед, грязь и сумрак. За ними невидимая Эя и новости.

В этот день заката не было, и Эя появилась вскоре после того, как темнота поглотила облака. Свет шипящих факелов вырвал из тьмы колеса тележки, забрызганные грязью и глиной. Лошадь шаталась от истощения, ее слишком быстро гнали через дождь. Большая Кае, неодобрительно щелкнув языком, повела бедное животное в конюшню, чтобы обтереть и согреть, а все остальные столпились вокруг Эи. Та, стряхнул бледным пальцами воду с волос, ответила на первый вопрос, который ей не успели задать.

— Ашти Бег ушла. Она сказала, что не хочет возвращаться. Мы были в предместье к югу отсюда, на большой дороге. Она сказала, что мы должны поговорить об этом, но когда я встала утром с кровати, ее уже не было. — Эя посмотрела на Маати. — Извини.

Он принял позу прощения и пренебрежения событием, потом взмахнул рукой, зовя ее внутрь. За ней последовала Ванджит, потом Ирит и Маленькая Кае. Еда уже была приготовлена и ждала. Ячменный суп с лимоном и куропаткой. Рис и сосиска. Разбавленное вино. Эя села около жаровни и ела как голодающая, не забывая рассказывать с набитым ртом.

— Мы так и не добрались до Патая. На полдороге в город мы нашли большую ярмарку. Палатки, тележки, люди; постоялые дома были настолько забиты народом, что сдавали даже пол на кухне. Был и посыльный, который собирал письма из всех окружных городков.

— Значит ты послала письма? — спросила Ирит. Эя кивнула и положила в рот очередную порцию риса.

— Ашти Бег, — сказал Маати. — Расскажи мне побольше о ней. Она сказала, почему решила не возвращаться?

Эя нахмурилась. На ее щеки уже вернулись краски, но губы оставались бледными, волосы цеплялись за шею, как плющ.

— Из-за меня, — сказала Ванджит, андат елозил на ее коленях. — Моих рук дело.

— Возможно, но она так не сказала, — ответила Эя. — Она сказала, что устала и чувствует, что мы все прошли мимо нее. Она не видит, что сможет сама завершить пленение или что ее идеи как-то нам помогают. Я попыталась разубедить ее, дать какую-нибудь перспективу. Если бы она осталась до утра, я, возможно, смогла бы.

Маати хлебнул вина, спрашивая себя, сколько правды сказала Эя, и сколько она смягчила из-за того, что Ванджит и Ясность-Зрения находились в комнате. Казалось куда более вероятным, что Ашти Бег обиделась из-за плохого поведения Ванджит и не сумела простить. Он вспомнил сухой тон Ашти, ее резкие шутки. Она была не самой простой женщиной или особенно талантливой ученицей, но он будет тосковать по ней.

— Есть какие-нибудь другие новости? Что-нибудь о гальтах? — спросила Ванджит. В ее голосе было что-то странное, но, быть может, только потому, что Ясность-Зрения начал выть, бессловно и жалобно. Эя, казалось, не заметила в вопросе ничего странного.

— Были бы, если бы я добралась до Патая, как ожидала, — сказала она. — Но поскольку я все сделала раньше и мне там просто нечего было делать, я решила быстрее вернуться.

— А, — сказала Ванджит. — Конечно.

Маати подергал пальцами. Голос девушки был какой-то разочарованный. Словно она ожидала кого-то, кто не пришел.

— Ты готова работать? — спросила Маленькая Кае. Ирит махнула на нее тряпкой, и Маленькая Кае приняла позу отмены вопроса. Эя улыбнулась.

— У меня есть несколько новых мыслей, — сказала она. — Дайте мне обдумать их сегодня вечером, после того, как мы разгрузим повозку, и утром мы поговорим о них.

— О, тебе не нужно сегодня работать, — сказала Ирит. — Ты все это время была в дороге. Мы сами сгрузим все с повозки.

— Конечно, — сказала Ванджит. — Ты должна отдохнуть, Эя-кя. Мы будем счастливы помочь.

Эя поставила на стол суп и приняла позу благодарности. Что-то в положении ее запястий привлекло внимание Маати, но поза исчезла так же быстро, как и появилась, и Эя откинулась назад, попивая вино и наклонив все еще мокрые волосы к огню. К ним присоединилась Большая Кае, от которой пахло мокрой лошадью, и Эя рассказала всю историю еще один раз, специально для нее, а потом пошла в свои комнаты. Маати почувствовал импульс последовать за ней и поговорить наедине, но Ванджит схватила его за руку и повела разгружать повозку, вместе с остальными.

Припасов оказалось меньше, чем ожидал Маати. Два ящика с соленой свининой, несколько кувшинов со свиным жиром, мукой и оливковым маслом. Мешочки с рисом. Нельзя сказать, что этого было мало; они спокойно проживут на этом недели, но, безусловно, не месяцы. Мало специй и совсем нет вина. Большая Кае отпустила пару язвительных замечаний о падении торговли на ярмарках предместьев, и остальные одобрительно хихикнули. Дождь ослабел, а потом, когда Ванджит уравновесила на одном бедре последний мешочек с рисом, держа на другом Ясность-Зрения, пошел снег. Маати вернулся в свои комнаты, поставил чайник на огонь и обсудил с собой, стоит ли пытаться подогреть столько воды, что хватит для ванны. Он был уверен, что погрузиться в горячую воду — единственный способ изгнать холод из суставов, но усилие, которое требовалось для этого, казалось хуже непроходящего холода. И еще было дело, которое он предпочитал закончить.

Свет просачивался через щели в двери Эи. Слабый и мигающий, он все равно был сильнее того, который могла дать единственная ночная свеча. Маати поскребся в дверь. Какое-то время ничего не происходило. Возможно Эя уже в кровати. Возможно она где-то в школе. Слабый звук, скорее шепот, привлек его обратно к двери.

— Эя-кя? — тихо сказал он. — Это я.

Дверь открылась. Эя переоделась в простое платье из толстой шерсти и завязала волосы назад на всю длину шнурка. Она выглядела сильной, как ее мать. Комната, в которую она ввела Маати, когда-то была кладовкой. Койка, жаровня и низкий стол — вот и вся мебель. Окна не было, жаркий воздух был наполнен угольным дымом.

Бумаги и свитки лежали на столе вперемешку с восковыми табличками, наполовину белыми от новых заметок. Медицинские тексты на языках западников, более ранние наброски пленения Ранящего. И также, он знал, полное пленение, которое они разработали для Ясности-Зрения. Эя села на непрочную койку, которая заскрипела под ней. Она не смотрела на него.

— Почему она ушла? — спросил Маати. — Правда, пожалуйста.

— Я тоже спросила ее, — сказала Эя. — Она боится возвращаться назад. Я сказала, что понимаю ее. Что случится, если между двумя поэтами начнется конфликт? При этом если у одного поэта есть кто-то вроде Плывущего-в-Воздухе, а у другого — Тонущий.

— Или один поэт может ослеплять, а другой — лечить раны?

— Как пример, — сказала Эя.

Маати вздохнул и сел рядом с ней. Койка громко пожаловалась. Он переплел пальцы, глядя на слова и диаграммы и не видя их.

— Я не слишком хорошо об этом знаю. За все время моей жизни такого не было. Несколько поколений такого не было.

— Но все-таки когда-то было, — сказала Эя.

— Война. Та самая, которая уничтожила Вторую империю. Когда это было… десять поколений назад? Андаты телесны, потому что мы дали им тела, но они также и идеи. Абстракции. Воли поэтов могут заставить их сражаться друг с другом. Что-то вроде соревнования борцов, но через андатов. Побеждает тот, чей ум сильнее и андат более подходит для борьбы. Или, возможно, идеи обоих андатов абсолютно не сопоставимы, и они будут сражаться физически. В мире, где обитаем мы. Или…

— Или?

— Или случится что-нибудь еще. Грамматика и смысл одного пленения могут иметь отношение к структуре или нюансам другого. Представь себе двух соревнующихся певцов. Что, если они выберут песни на похожие мелодии? Что, если слова одной песни смешаются со словами другой, и из них получится нечто третье? Песни — плохая метафора. Нет ничего странного, что слова двух наудачу взятых песен можно произносить друг за другом. Но если пленения связаны общей концепцией, если идеи достаточно близки, может произойти что-то вроде резонанса. Случайно.

— И что тогда?

— Не знаю, — ответил Маати. — И никто не знает. Но я могу сказать, что там, где когда-то была земля с пальмовыми рощами, реками и сапфировыми дворцами, сейчас раскинулась убивающая пустыня. Я могу сказать, что люди, которые путешествовали к развалинам Старой империи, обычно там и умирали. Быть может от каких-то физических явлений, вызванных старой борьбой. Или, быть может, от влияния пленений. Ни в чем нельзя быть уверенным.

Эя промолчала. Она стала перевертывать страницы медицинской книги, пока не достигла иллюстрации, которую Маати узнал. Глаза с разрезами посредине, глаза, разрезанные сзади. Он видел их тысячи раз, когда Ванджит готовила свое пленение, и ему всегда казалось, что они хранят страшные тайны. Но тогда он не задумывался, было ли каждое изображение результатом настоящего, физического опыта, когда скальпель исследователя пронзал зрачок, или все эти глаза рисовались не с натуры.