Сталь от крови пьяна

Им повезло, что большинство фуражиров спешилось — их кони были привязаны к деревянному столбу возле колодца. Поэтому Хельмут с лёгкостью рубанул мечом по голове одного из бросившихся прямо под копыта фарелльцев: алые брызги испачкали лощёные бока серого коня. Другому он вонзил лезвие в шею — оно вошло хорошо, плавно, с лёгкостью распарывая мягкую и податливую плоть. Ещё во время предыдущей битвы Хельмут познал это странное чувство лёгкости, с которым ты убиваешь своих врагов в бою. Только вот после эта лёгкость превращалась в непомерный груз, сдавливающий плечи и грудь — будто на тебя упал огромный жёсткий камень.

Но о последствиях битвы сейчас думать некогда. К тому же некоторые фуражиры всё же успели запрыгнуть в своих коней, отбирая у людей Хельмута преимущество.

Один из вражеских копейщиков попытался задеть его острием, но Хельмут вовремя увернулся. Взмахнул мечом — не попал, противник отъехал чуть назад и снова пришпорил коня. На Хельмуте была лишь лёгкая кольчуга с рукавами до локтей, наручи и поножи, но на фарелльце доспехов не было вообще, лишь стёганка и широкий кожаный пояс, может, спасли бы его от глубокого ранения.

Со второго раза ему удалось таки попасть острием копья Хельмуту по плечу, но его спасла кольчуга. Хельмут, в свою очередь, задел мечом руку врага — он вскрикнул, сморщился, зашипел, но свои попытки проткнуть барона Штольца не оставил. Тот усмехнулся и снова занёс меч: на этот раз его клинок оставил более глубокую рану на плече врага, над локтем, а пока фуражир приходил в себя, Хельмуту удалось перерубить его шею почти полностью.

Внезапно под копыта его коня рухнул труп ещё одно фарелльца, из чьей груди торчала рукоять ножа. Пришлось срочно разворачивать коня, чтобы тот не споткнулся, но за спиной Хельмута уже поджидал очередной противник — конный воин с мечом. Клинки тут же столкнулись в воздухе, выбив кучу искр и издав противный лязг. Хельмут поморщился и снова нанёс удар — фареллец отбил и его. Это внезапное сражение злило и заставляло жалеть, что он не взял с собой лук сам и не велел кому-то из своих людей сделать это. Гораздо удобнее бы было расстрелять врагов из-за деревьев, а не идти в лобовую атаку… Но теперь уже делать нечего, придётся сражаться.

Противник попытался ударить Хельмута по ноге, но ему удалось поставить блок и даже чуть кольнуть фарелльца в бедро острием меча. На серой ткани его штанов выступило небольшое пятно крови, но врагу, кажется, всё было нипочём. Сжав зубы, он напал снова, Хельмут отбил целую серию его ударов, при этом едва не упав с коня — держать поводья и управлять весьма взволнованным жеребцом только одной рукой было нелегко.

Он улучил момент и нанёс колющий удар под ребро — противник в это время как раз ослабил защиту туловища. Меч вошёл с большим трудом, нежели в шею, но всё же вошёл и пронзил врага насквозь. Тот ещё пару секунд смотрел на Хельмута внезапно остекленевшим взглядом, а потом рухнул ничком на шею своего коня, зарывшись лицом в гриву. Конь, ощутив лёгкость и осознав, что им больше не управляют, понёсся прочь, к деревьям; труп рухнул на землю, в ворох чёрной золы.

Бьёльнцы теснили фарелльцев: Хельмут озирался и видел, что фуражиров стало значительно меньше, что на некоторых из них его люди набрасывались по двое-трое и быстро забивали точными ударами мечей в грудь или голову. Теперь к трупам крестьян на земле прибавлялись ещё и трупы тех, кто их убил.

До ушей Хельмута снова донёсся душераздирающий женский крик. Он глянул в сторону колодца и обнаружил, что на единственную живую селянку накинулся один из фуражиров. Неизвестно, на что он рассчитывал: ему бы лучше побежать прочь, чтобы спастись от бьёльнцев, или хотя бы взять меч и начать защищаться, а он напал на беспомощную девушку… У Хельмута заскрипели зубы и засвистело в ушах от злости, он взмахнул поводьями, посылая коня вперёд, и на ходу прикончил проклятого фарелльца мечом — пронзил его спину и тут же извлёк из мягкой плоти полностью окровавленный клинок.

Сражение длилось не дольше десяти минут, больше времени бьёльнцы провели в этом месте, разгребая его последствия.

Гвардейцы быстро потушили те дома, что ещё не успели прогореть до основания. От некоторых остались каменные фундаменты, кое-где торчали уцелевшие печи. У одного дома сгорела лишь крыша, а стены остались целы. Но в большинстве своём деревня была уничтожена: остатки горящих домов залили водой и закидали землёй, и весьма обширная некогда весь превратилась в сплошное пепелище.

Девушка всё ещё сидела у колодца, прижавшись спиной к камню и дереву. Она закрыла лицо испачканными в крови руками, а трясло её так, что Хельмут испугался за её состояние. Ранить её не успели, но эта дрожь не предвещала ничего хорошего. Правда, рыдала девушка тихо: судя по всему, сорвала голос, когда кричала. Её чёрные волосы растрепались, выбившись из-под серой, замазанной копотью и грязью косынки, а подол коричневого платья изорвался так, что его, наверное, уже невозможно будет починить.

Хельмут спрыгнул с коня, кидая окровавленный меч в ножны (вытереть его можно и после), резко сорвал с себя фиолетовый плащ — посеребрённая фибула упала в политую кровью траву — и, присев на одно колено рядом с девушкой, накинул его ей на плечи. Она, впрочем, никак не отреагировала на это, продолжая трястись и рыдать, закрыв лицо руками.

— Есть свежая вода? — бросил Хельмут через плечо — его люди вытаскивали почерневшие трупы крестьян из-под обгоревших брёвен и тушили ещё бьющиеся в отдельных местах язычки пламени. Один из гвардейцев отвязал от своего седла сумку, извлёк из неё флягу и отдал Хельмуту. Тот протянул её девушке, но она не шевельнулась. — Пожалуйста, послушай, — позвал он. — Нам нужно уходить отсюда, слышишь? Мы заберём тебя в безопасное место.

Девушка не убрала рук от лица, но всхлипывать перестала. Хельмутов плащ сполз с её плеча, и он поправил суконную ткань, заодно приобняв бедняжку. Она ведь наверняка поняла, что он — не враг, но, видимо, была слишком потрясена, чтобы отвечать.

— Вот, выпей, — сказал он, стараясь сделать голос как можно более спокойным и ласковым. Это не составило особого труда — стоило лишь представить, что на её месте была Хельга. — Пожалуйста… — Он запнулся — не знал, как к ней обращаться, естетсвенно, она ему не представилась. — Чем раньше мы отсюда уйдём, тем быстрее тебе станет легче.

Но воду она не брала, и ему пришлось, отлив в ладонь несколько капель, брызнуть ей на не прикрытое руками пространство лица: верхнюю часть лба и виски. Девушка вдруг снова сильно вздрогнула и — о чудо! — убрала руки. Хельмут тут же, смочив край плаща водой из фляги, остудил её лоб и стёр со щёк слёзы.

— Выпей, — повторил он.

Девушка попыталась взять флягу, но руки её слишком тряслись, пальцы, видимо, одеревенели, и она уронила её, вылив воду себе на колени. Тут же сжалась, будто в предчувствии боли, зажмурилась и пролепетала севшим голосом:

— Простите.

— Ничего, — улыбнулся Хельмут, поднял флягу, потряс — вода там ещё осталась. Тогда он поднёс флягу к её рту и придерживал, пока девушка не выпила всё до дна. — Сможешь встать?

Она кивнула и, опираясь на его руку, поднялась на ноги. Хельмут заметил, что на ней были лишь тонкие шерстяные чулки, а обувь куда-то пропала, и что подол её платья был изорван ещё сильнее, чем казалось, когда она сидела, прижав ноги к груди. Наверное, её пытались изнасиловать, но не успели — Хельмут со своими людьми вовремя прискакал на помощь.

— Здесь ещё есть кто-нибудь живой? — спросил он у одного из гвардейцев.

— Нет, ваша светлость, — вздохнул тот. — Только она.

Услышав эти слова, девушка зарыдала; её пальцы разжались, и она снова закрыла лицо. Плащ упал на покрытую пеплом, окровавленную землю, и на этот раз на свою оплошность девушка не обратила ни малейшего внимания. Хельмут поднял плащ и снова набросил его на её плечи: пришлось приобнять её, чтобы он больше не падал. Ну и чтобы попытаться хоть немного её успокоить.

Солдаты вырыли общую могилу и сложили туда тела погибших селян: как Хельмут и предполагал, это были в основном пожилые люди, мужчины и женщины, а ещё мальчик лет десяти. Обычно детей бывало больше, но, может, они успели сбежать… Старикам-то бежать сложнее, почти невозможно, а у молодых шансов больше. Главное, чтобы в лесу они не наткнулись на ещё один отряд фарелльцев.

Отпевать погибших теперь будут в замковой церкви Клауда. Сейчас же на молитвы времени нет.

На большинстве тел он обнаружил обычные колотые раны в области груди или живота; у одного старика было перерезано горло, и рана напоминала жуткое алое ожерелье; ребёнку, кажется, свернули шею. Девушка, конечно, на трупы не смотрела. Хельмут вздохнул. Наверняка она хорошо знала этих людей, но теперь они все жестоко убиты иноземными захватчиками, а она осталась совсем одна… Конечно, ему было её жаль. И теперь не получалось отделаться от мысли, что Хельга легко могла оказаться на её месте, если бы фарелльцы добрались до Бьёльна.

Похоронив селян, Хельмут взглянул на трупы фуражиров. Их насчитали около десятка, но он помнил, что в целом людей было больше: некоторым, судя по всему, удалось ускакать ещё во время боя. На погибших фарелльцах почти не было доспехов, зато пояса едва ли не рвались от обилия различных ножен — с мечами, фальшионами, кинжалами, ножами.

— Можете взять себе их оружие, — кивнул Хельмут своим людям. — Остальное не трогайте. Пусть волки полакомятся.