Копье и Лавр

— Я увидела свет, — Тамриз выглядела смущенной.

— Ты что тут делаешь? — от удивления Ариста забыла даже сказать, что выиграла пари на девственность. — Я думала, ты-то до утра не вернешься!

— Да, я нашла себе одного. Статный, силач, и борода такая благородная.

— Ну?

— Я предложила ему бороться на руках. Мы сели, схватились, и я… сломала ему кисть. Случайно.

Повисла пауза.

— Тоскарова борода.

— Да. В общем, он расплакался и убежал. А со мной никто больше не захотел состязаться.

— Что ж, — Ариста отложила свиток с поэмой, — логически из этого следует, что лучшие шансы познать доброго мужчину у нашего тихого игрока в петтейю.

В самом деле, Тигона до сих пор не вернулась. Обе девушки усмехнулись, оценив иронию ситуации. Ариста подумала, что Тоскар, пожалуй, не лишен чувства юмора. Прямо как брат его Мегист.

— Можно тебя спросить? — Тамриз устремила на подругу неожиданно внимательный взгляд темных глаз.

— Спрашивай.

— Почему ты так сторонишься других варваров? Они ведь твои соплеменники.

Вопрос застал Аристу врасплох. Не потому, что она не знала ответа. О нет, ответ-то ей был известен прекрасно, она выучила его на языке брани и бедности, по алфавиту всеобщего презрения. Просто никто никогда не спрашивал ее об этом вот так: с искренним непониманием и… сочувствием?

Надо ли отвечать? Поймет ли ее эта смуглая чужеземка? Но соблазн был слишком велик. Наконец поговорить об этом с кем-то, кто не смотрит на тебя волком.

— Из-за отца.

— Отца?

— Его звали Лисистрат. Лисистрат Гракх. Но теперь его имя в Орифии предано забвению.

Ариста тут же заметила, что принцесса ее не понимает.

— Это значит, что имя человека никогда не произносят, потому что он совершил страшное зло против полиса. И теперь весь его род проклят богами. Вот люди меня и сторонятся. Думают, я тоже проклята. И боятся, мол, если я буду рядом, то боги и на них тоже прогневаются.

— Что же такого совершил твой отец?

— Он стал тираном.

Снова недоумение в тигриных глазах.

— Понимаешь, — в сердце Аристы будто открыли запертую дверь, и слова о горькой доле семьи свободно полились наружу, — он был начальником городской стражи. И однажды он использовал верных ему воинов, чтобы разогнать Совет десяти и провозгласить себя правителем. Он издал закон, по которому его дети должны были царствовать в полисе. Потом он согнал многих горожан на работы, заставил их строить новые причалы, башни и корабли. Велел еще построить в городе вторую площадь, чтобы агора и рынки были раздельными. Но народ не смирился. Был заговор и большой бой в центре города. Отца свергли и… — девушка проглотила горячий комок в горле, — и бросили в море с камнем на шее.

— Почему же тебя не казнили с ним? — удивилась Тамриз.

— Ну, спасибо!

— Прости меня. Просто у нас, когда казнят изменника, казнят и всю его семью. Даже детей.

— У нас не так. Боги могут проклясть целый род, но закон карает каждого только за его преступления. А я была тогда еще девочкой.

Тамриз поднялась с кровати и в глубокой задумчивости прошлась по комнате.

— Но ведь агора и рынок у вас по-прежнему раздельные, и все причалы на месте! Значит, делам твоего отца позволили жить?

— Да. Их сочли полезными для полиса.

— Тогда за что же его казнили?

— Ну как же, за попрание священных свобод и прав граждан. Он ведь принудил людей силой, заставлял их работать под угрозой смерти. Это преступление.

— Вовсе нет! — Ариста даже вздрогнула, таким негодованием полыхнули слова Тамриз. — Твой отец был прав! Мудрый владыка лучше знает, что будет во благо его подданным! Если они смеют ослушаться, их надо казнить! Вы же наказываете непослушных детей! Как иначе избежать смут и беспорядков?

Сперва Ариста испугалась, нет ли ещё кого в дормитории, кто мог бы слышать безумные речи принцессы. Потом ей подумалось, что это все-таки очень странно: объяснять кому-то, почему ее самый любимый человек был в чем-либо виновен.

— В Орифии думают не так. У нас каждый взрослый человек свободен и должен сам за себя решать. Где ему служить, кого любить и прочее. А отец отнимал у людей это право.

— Какая дикость! Если один человек думает одно, а другой иное, как можно решить что-либо важное?

— Для этого пишут законы. А если и это не помогает, тогда граждане собираются вместе и спорят, пока большинство не решит, как лучше. И меньшинство должно подчиниться их решению. Мы зовем это народовластием. Понимаешь?

— Вполне. Вы меняете власть одного мудрого на власть множества глупцов.

Ариста вспыхнула и вскочила на ноги. Подумать только: чтобы пробудить в ней патриотизм, всего-то и нужно было ввязаться в спор с этой чернявой засранкой! Сама-то, небось, привыкла помыкать безмолвными рабами, которые строят в ее честь пирамиды и статуи!

— Почему обязательно глупцов?

— А как же иначе! Что может знать о делах правления рыбак или пекарь? У вас даже шлюхи могут объявлять войны, если соберутся в толпу побольше!

— Как же, по-твоему, лучше? Слепо повиноваться кому-то одному?

— Тому, кто с детства учился править и понимает…

— Ага! А ну как он сам будет глуп или жесток? Или напьется однажды и спьяну объявит войну?

— Взгляни на меня; я что же, глупа или пьяница?

— А ты представь, что я убью тебя прямо сейчас. Вся мудрость и опыт, на которые полагался твой народ, умрут вместе с тобой. Это врожденный изъян деспотии!

Ариста с гордостью отметила, что правильно вспомнила название той системы правления, которую так яростно защищала Тамриз. Правда, выговорила она его не очень внятно; вино ударило в голову, и получилось нечто вроде «дысптии».

Принцесса хищно сощурилась и вдруг пантерой метнулась вперед. Одним прыжком она перескочила через кровать, схватила Аристу за запястья и в цепкой хватке прижала к стене.

— Ну, это если тебе по силам убить меня, дикарка. Ты так уверена в этом?

Натренированные боевые рефлексы сработали быстро. Ариста обхватила своей ногой ногу Тамриз и резко толкнула вперед. Принцесса потеряла равновесие, и обе они повалились на пол.

— Спасибо, что защищаешь отца. Но то, что ты говоришь, безбожные бредни!

Тамриз со страшной силой рванулась под ней, они перекатились по полу. Ариста ударилась плечом о ножку кровати. Теперь Тамриз находилась сверху.

— И что же ты со мной сделаешь? — дыхание подруги касалось лица Аристы, дурманило сладким запахом вина. — Тебе же нужно созвать сотню дураков, чтобы принять столь важное решение!

Ариста вскинула вверх ноги и применила боевой прием, которому их недавно учили: изо всех сил сжала бедрами поясницу принцессы. У Тамриз от боли перехватило дыхание.

— Обойдусь, — оскалилась Ариста. — Лучше накажу тебя как непослушное дитя, чтобы избежать смуты и беспорядка!

Тамриз зарычала и замахнулась, чтобы ударить Аристу по щеке. Не разжимая бедер, Ариста перехватила ее запястье и крепко стиснула, не давая вырваться.

Они уставились друг на друга, тяжело дыша, распаленные вином, спором и дракой. Темные, чувственные глаза Тамриз встретились с пронзительными серыми глазами Аристы.

В головах у девушек шумело, в сердцах кипел жар.

Тамриз наклонилась и быстро, как бы украдкой, коснулась своими губами губ подруги.

Принцесса тут же отпрянула, сама не понимая, что она только что сделала.

— Я… Давай мы…

Ариста не стала слушать. Она обхватила Тамриз за шею и притянула к себе.

***

Они сорвали друг с друга туники и бросились на кровать, хмельные и голые.

Любовь их была агрессивной и плотоядной. Они не слились, не соединились, а как бы впились друг в друга. Они охватывали, стискивали, кусали. В самых нежных прикосновениях у них был элемент борьбы.

Каждая жадно вдыхала и впитывала тело другой. Изящные изгибы Тамриз говорили Аристе о жарких песках, о висячих садах и изысканных наслаждениях. А загорелые лопатки Аристы в это время рассказывали принцессе Хеменид о труде и борьбе, о вольной жизни и свежем воздухе моря.

Принцесса впилась зубами в бедро дикарки и прокусила его до крови. Горячие терпкие капли скатились ей в горло. Затем их губы соединились, и кровь Аристы смешалась во ртах у обеих.

Ариста резким движением раздвинула Тамриз ноги и прильнула к цели желаний. Ее губы обняли лоно, и Тамриз вдруг стало страшно. Ей чудилось, что внизу у нее разверзлась огненная расщелина, и дикарка, присосавшись к этой расщелине, пьет ее заживо. С каждым ласкающим движением подруги Тамриз слабела, под глазами замелькали черные точки, дыхание стало слабым и прерывистым.

Сероглазая бестия могла и хотела проглотить ее без остатка. Приближаясь к вершине наслаждения, Тамриз краем сознания чувствовала: сейчас она умрет, выпитая досуха. Но страшно уже не было. Ей было слишком хорошо, чтобы смерть напугала ее сейчас.

А потом, едва она содрогнулась в смертельном блаженстве, как губы Аристы коснулись ее губ, и язык подруги сплелся с ее собственным. В рот Тамриз потекла кровь и другие жидкости, оставшиеся на устах дикарки. И тут же в мышцы и члены хлынули потоки силы, мучительно сладкий жар разлился по жилам. Ее убили, чтобы тут же воскресить.

Тамриз застонала сквозь поцелуй.

***

Две девушки лежали на кровати без покрывал, обнимая друг друга. Голова Тамриз покоилась на плече Аристы. Принцесса крепко спала.

Ариста пока не поняла до конца, что именно произошло между ними. Нет, конечно, была страсть и наслаждение телом. Но было и что-то еще; что-то, что случилось, когда она ублажала лоно принцессы. Это было как… как наесться досыта и согреться у жаркого очага одновременно. А потом часть этого жара, этой сытости и тепла Ариста каким-то образом отдала Тамриз обратно.

Голова идет кругом. Зачем она думает об этом сейчас? Разве есть повод для тревоги? Разве она не блаженствует, лежа с возлюбленной в тишине на удобном ложе? Пусть катятся сегодня в ад все раздумья!

Ариста повернула голову и еще раз поцеловала подругу. Тамриз пробормотала что-то сквозь сон.

Забавно: она все же проиграла пари. Интересно, как там дела у…

В этот миг дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалилась Тигона: с распущенными волосами, пьяная в дым и абсолютно счастливая. Ариста застыла на кровати, от неожиданности неспособная пошевелиться.

— Креол, Креол, среди всех мужиков на сто миль

Ты один… ик!… вынослив, как северный б-барс, — заплетающимся языком пропела Тигона, направляясь к своей постели.

Только теперь взгляд ее сфокусировался на двух подругах, лежащих обнаженными в объятиях друг друга.

— О… а вы это… что тут делаете?

— Лежим, — покраснев, ответила Ариста.

В Ладде говорят: когда арифметики и геометры хотят избежать ответа на неудобный вопрос, они просто говорят очевидное. В ту минуту Ариста Гракх стала немного арифметиком.

Затуманенный хмелем ум Тигоны обдумал ответ.

— Л-логично, — кивнула она.

Девушка качнулась и, как подрубленное деревце, рухнула на постель. По комнате разнесся сладкий мелодичный храп. Из ладони выкатился на пол лазурный шар для игры в петтейю.