Пленники Раздора

36

В покоях главы Ихтор и Огняна застали Донатоса. Он сидел на лавке в том самом углу, где по обыкновению устраивался уже много лет. Как видно, разговор у колдуна с Клесхом был не самый радостный, потому что смотритель Крепости хмурился, а наузник выглядел растерянным.

— Это кто с тобой? — спросил Клесх, кивая в сторону Ихторовой спутницы.

Тот сказал спокойно:

— Это Огняна.

Хлопнула дверь — в покой вошел Нэд. Судя по вощеной дощечке и писалу, которые посадник держал в руках, был он у Койры, где подводил подсчеты какому-то Цитадельному добру, а теперь вот явился к Главе о чем-то сообщить. То ли о недоимке, то ли об избытке, то ли о порче.

— Чего это вы тут столпились? — удивился Нэд. — Ко мне так часто не ходили.

Клесх обвел всех сумрачным взглядом.

— По порядку. Значит, Светла волчицей оказалась?

Донатос кивнул.

Глава обернулся к Ихтору.

— А у тебя что?

— Это… кошка моя… — с какой-то растерянностью сказал лекарь, кивая на стоящую рядом девушку. — Рыжка.

Взгляд старшего креффа потяжелел, и целитель поспешил объясниться:

— Я кошку привез, помнишь? Когда выучей ездил по весне искать, ночевал на заимке, там она в суму переметную и залезла. Я её в Крепость привез. А она…

И он с какой-то беспомощностью кивнул на Огняну, мол, ты только погляди на неё!

Клесх сложил руки на груди и спросил с обманчивым спокойствием:

— А люди-то в Цитадели остались ещё? Или…

В этот самый миг в дверь коротко постучали, и на пороге возникла взволнованная стройная девушка.

— Клесх! — девушка вошла, ведя за руку Люта, и сказал виновато. — Он как укушенный! Веди, говорит, к Главе. Пришлось Тамиру обозных уговаривать обождать, мол, зелье забыли у лекарей забрать. А я к тебе сразу.

Глава против всякого ожидания улыбнулся. Надо же. Он её сперва и не признал в этом белом платке, в шапочке, в шубке и разнополке. Пригожая получилась из Лесаны девка… Худая только.

— Глава, — Лют отодвинул обережницу в сторону и незряче повернулся к Клесху. — От Лесаны пахнет волчицей. Я думал поблазнилось, стал расспрашивать, а она говорит, мол, жила при Цитадели блаженная девка, которая нынче перекинулась в зверя. Где она теперь?

За Клесха ответил Донатос:

— В казематах, где же ещё? Неистовствует, мечется, воет. Крови просит. Бросается.

Лют обернулся на голос и сказал:

— Дайте ей крови, она того стоит, — а потом снова повернулся к Клесху и раздельно произнес: — Глава, я знаю, как выманить Серого. Волчица эта — его сестра. Если сумеете, чтобы она обратно в человека перекинулась, считайте, Серый ваш.

В покое повисла тишина. Креффы переглядывались.

— Сестра? — переспросил Нэд. — С чего ты взял?

Волколак пояснил:

— Запах. Пока она была человеком — ничего особенного. Казалось, будто где-то уже её чуял, но не мог понять — когда и где. Знакомое что-то. Ну… у людей так бывает, когда, вроде, узнаешь кого-то, а вспомнить, откуда с ним знаком, не можешь. А нынче Лесана пришла… опять этот запах, только резче, сильнее. Но она ведь помылась, переоделась перед дорогой. Я нюхал, нюхал… не могу понять, а она, возьми, да и скажи, дескать, дурочка одна волчицей оборотилась, ну я и дошел…

— Глава, а ведь Фебр девку в волчьем логове подобрал, — сказал Донатос. — И аккурат после этого волки начали в стаи сбиваться, людей рвать.

Оборотень кивнул, подтверждая правоту слов колдуна:

— У Серого всю стаю вырезали. Он рассказывал. Говорил ещё — сестра была, но у Охотников сгибла.

Клесх помолчал и спросил:

— Отчего ты решил, будто за девку ваш вожак в силки пойдет?

Лют усмехнулся:

— Он её любит. Для волка семья и Стая — суть жизни. А они к тому же единоутробные. Он оттого так и переярился, что самого дорогого лишили.

— Глупо, — ответил на это Глава. — С чего он взял, что она убита? Обережники её с собой увезли, да, но ведь они знать не знали, что девка не человечьего племени. Убивать не собирались.

В ответ волколак пожал плечами:

— Он говорил, мол, сестра была скаженная — дура безобидная, которой Хранители малый срок отмеряли.

— Скаженная? — подал голос Нэд.

— Ей Каженник жилу затворил! — отозвалась стоящая рядом с Ихтором и всё это время молчавшая Огняна. — Я же вам сразу сказала. Не могла он волком перекинуться. Оттого и умирала. И умерла бы.

Девушка говорила убеждённо и напористо:

— Уж не знаю, как вам удалось её в зверя обратить. Столько дней ничего не получалось. А сама бы она не сумела. Жила-то, по которой Дар струится, у неё перекрыта была.

Клесх посмотрел на Огняну испытующе:

— А ты откуда такая умная? Откуда про Каженника, про жилу знаешь? А?

Ходящая растерялась:

— Так видно ж… вон, как её распирало. Дар закрытый выхода искал, а выхода нет. Оттого она и маялась. Что я, скаженных что ли не видела?

Смотритель Крепости обвел тяжелым взглядом всю честную братию и сказал:

— Донатос, иди вниз. Волчице надо дать крови. Успокоится, будем думать, как в человека обратить. Лесана, ты ведь дуре жилу отворяла? — Он дождался, покуда выученица кивнет, и сказал: — Без ума дело сделано. В другой раз, прежде чем лезть, куда не знаешь, хоть тех, кто умнее, спроси. А ежели бы отбиться не смогла? А ежели бы она в окно выскочила или на креффа кинулась? Ты о чем думала?

Лесана виновато потупилась:

— Я ведь не знала, что она оборотень. Её ж всю столько раз щупали…

Наставник в ответ покачал головой:

— Вот оттого, что мы тут ничего не знаем, у нас Ходящие по Цитадели расхаживают туда-сюда, как по лесу. Ладно. Забирай Люта и езжайте. Обоз вас уже заждался, ни к чему людей будоражить. Лют, добавить есть что? Если нет, Мира в пути, к зеленнику жду обратно. И, как я понял, кто такой Каженник — ты знаешь?

Оборотень кинул.

— Значит, о чем в дороге поговорить со своими спутниками, уже понял, — Глава обернулся к креффу целителей: — Ихтор и ты, рыжая, тут останьтесь. С вами разговор особый. Всё. Расходитесь.

— Мира в дому, — сказала Лесана, выводя Люта из покоя и с удивлением глядя на незнакомую ей рыжеволосую девушку. Кто ещё такая?