Всадник на белом коне

Глава 5

30 сентября 2040 г.

…Первые реальные результаты деятельности пиарщиков Горина я обнаружил после завтрака, невесть с чего заглянув на свой персональный сайт и увидев число подписчиков. Понимая, что на «мертвую» страничку люди не пойдут, открыл ленту комментариев и здорово удивился, узнав, что отвечаю на вопросы фанатов аж с пятнадцатого сентября, причем делаю это предельно добросовестно и с очень хорошим юмором! Полазив по вкладкам еще немного, порадовался десяткам великолепнейших фотографий, иллюстрирующих мою новую жизнь, проглядел пару нарезок, собранных из фрагментов записей, сделанных камерами системы контроля за ведением поединка, и спросил у Кравцовой, знает ли она ребят, занимающейся этой частью моей раскрутки.

— Называть их ребятами несколько поздновато — мужикам далеко за сороковник. Но профессионализма у них не отнять… — усмехнулась она и продолжила загружать грязную посуду в посудомоечную машину.

Я кивнул, соглашаясь с этим утверждением, и задал еще один вопрос:

— Настен, завтра первое октября, а мне, вроде как, угрожали уроками китайского и английского.

— С английским все на мази: преподаватель уже прилетел, заселился в гостиницу и, начиная со вторника, начнет вбивать в твою бестолковку ридную мову. А с соотечественниками Джинг чуть сложнее — тот человек, на которого рассчитывал Алексей Алексеевич, попал в автомобильную аварию, поэтому планы пришлось переиграть, и новый специалист будет в Москве только в начале следующей недели.

— Правильный подход! — подала голос Линь, готовящая какой-то хитрый отвар из трав. — Язык должны ставить его носители.

— Наш общий работодатель по-другому не умеет… — буркнула Кравцова, по случаю начала красных дней календаря пребывающая не в самом радужном настроении. Потом засунула на место «таблетку» моющего средства, выбрала нужный режим и раздраженно вбила переднюю стенку на законное место.

Китаянка мгновенно оказалась рядом с ней, обхватила руками и мягко спросила:

— Ну, что ты буйствуешь, боли ведь уже нет?

— Боли нет. Зато желания — на пятерых. А тут Денис без майки!

— Понял, ухожу… — усмехнулся я и действительно ушел. Сначала в гостиную, где в гордом одиночестве повалялся на любимом диване, а ближе к половине одиннадцатого — в спальню, одеваться.

В процессе особо не выпендривался, но, закончив и оглядев себя в зеркале, пришел к выводу, что даже в самом простом шмотье, подобранном для меня Настеной, выгляжу «на миллион». Увы, оказалось, что Кравцова совсем другого мнения — бесшумно возникнув за спиной и критически оглядев мое отражение, она недовольно поморщилась и заставила поменять ремень.

Приблизительно в том же режиме зверствовала и перед выходом из квартиры: собственноручно причесала, обрызгала «правильным» одеколоном, ткнула пальцем в «правильные» кроссовки и протянула «правильные» солнечные очки. Зато потом чмокнула в щеку, назвала красавчиком и от души шлепнула по заднице… Линь. За то, что та слишком сильно расстегнула рубашку и сбивала меня с пути истинного!

В этот момент я слегка загрузился, почувствовав в голосе «самой верной фанатки» непривычные интонации. Поэтому оставил в покое дверную ручку, за которую успел взяться, развернулся на месте, заглянул девушке в глаза и поинтересовался, что с ней творится на самом деле. Намеренно подчеркнув интонацией два последних слова.

Настя потемнела взглядом, некоторое время смотрела сквозь меня, а потом заговорила. Рублеными фразами и с силой сжав кулаки:

— Дурные предчувствия. Наследство со службы. Им стоит верить.

— Может, лучше остаться дома? Или, как вариант, вызвать кого-нибудь для подстраховки?

— Ехать — надо. А ГБР уже в работе. Но меня все равно не отпускает.

— Как говорил Марк Аврелий, делаем, что должно, и будь что будет! — усмехнулся я, на пару мгновений прижал девушку к себе, а затем решительно вышел в коридор…

…Двадцатиминутная поездка до Второго Сетуньского проезда, возле которого располагался комплекс зданий охранного агентства «Легионер», прошла абсолютно спокойно. Прогулка от охраняемой стоянки до входа в бункер — тоже. А в нем мне стало не до дурных предчувствий — взятый в оборот двумя мужиками неопределенного возраста, один из которых, как вскоре выяснилось, являлся четырехкратным чемпионом Европы по практической стрельбе из пистолета, я был загнан в мужскую раздевалку, переодет и «построен» в о-о-очень знакомом помещении!

Пока я разглядывал столик, над которым готическим шрифтом и на трех языках повторялось словосочетание «Зона безопасности», потолочные панели с утопленными светильниками и древние аналоговые часы с двухцветным циферблатом, на пороге возник третий мужик. С клокастой бородой, растущей чуть ли не от нижних век, бычьей шеей и грудной клеткой, «упакованной» в «пудовую гирю» древнего IOTV.

Оглядев орлиным взглядом из-под кустистых бровей сначала компанию «девочек», а затем и нас, «мальчиков», он уставился на меня и угрюмо поинтересовался, из каких короткостволов мне приходилось стрелять.

— Здесь — в основном, из «Глоков». В том числе и из вашего! — честно признался я.

Геннадия Александровича, которого бывшие сослуживцы и папа предпочитали называть Бульдогом, как током ударило — он пошатнулся, вцепился в дверной косяк и секунды три-четыре пытался продавить броник, чтобы добраться до левого подреберья. Потом выдал матерную тираду, от которой у девчонок должны были завянуть уши, сорвался с места, в три огромных прыжка подскочил ко мне и сжал в медвежьих объятиях.

Коллег, пытавшихся узнать, что происходит, послал далеко и надолго, еще раз попытался переломать мне ребра, затем прошептал, что нам надо будет поговорить, и выпустил меня из своих клешней:

— Это сын парня, которому я был должен по гроб жизни. Пять лет назад стрелял, как бог. Восстановит форму — начнет уделывать и вас, и меня. В общем, с ним можно обойтись без лирики.

Его «можно обойтись без лирики» вернуло меня в счастливое прошлое. В то самое, в котором я приезжал сюда с папой, стрелял до потери пульса из всего, что можно и нельзя, а потом, счастливый до безобразия, возвращался домой и рассказывал маме о своих успехах. К сожалению, вернуло совсем ненадолго — я невовремя вспомнил, как «близкие друзья отца» сбрасывали звонок чуть ли не до того, как слышали мое имя. И как тренер по самбо, до которого я добрался, совершив самый настоящий побег из детдома, прятал глаза, усаживая в машину, чтобы вернуть обратно! И пусть Бульдога среди этих «помощничков» не было, осадок, от горечи которого первые годы «второй жизни» сводило зубы, остался.

В общем, процесс получения оружия, его проверка и постановка задачи прошли мимо меня. В смысле, я делал все, что должно, на автомате, но слушал инструкторов лишь частью сознания. Зато на огневом рубеже оглядел все пять стрелковых позиций, запечатлел в памяти взаимное расположение всех тридцати шести мишеней и сорвался с места.

Работал не в «классике», а так, как учил папа. В смысле, качал маятник, сбивая прицел предполагаемым противникам, менял уровень стойки, не стеснялся уходить в перекаты и так далее. Да, навыки, «заточенные» под другой рост, другую длину рук и так далее, работали на троечку. Но все-таки работали. А даже настолько «кривая» иллюзия возвращения в прошлое наполняла душу эмоциями, о которых я почти забыл. В результате отзывы о своей стрельбе я слышал словно сквозь толстое одеяло. И пялился на композицию из двух сфер и ромба, пытаясь понять, что в них изменилось и с какого перепугу они появились перед глазами именно в этот момент. Увы, картинка исчезла через все те же пять секунд, и мне пришлось сосредоточиться на том, что говорили инструктора…

…Следующие три часа я, полностью отключившись от окружающей действительности, восстанавливал полузабытые навыки под персональным руководством Бульдога. Львиную долю этого времени занимался холощением, отрабатывая все элементы работы с оружием, начиная от его выхватывания из кобуры и заканчивая «стрельбой» по разнообразным мишеням. Более-менее вернув «чувство оружия», принялся жечь патроны чуть ли не цинками как на стандартных, так и на «продвинутых» упражнениях. А последние двадцать минут тренировки попробовал свои силы в дуэльной стрельбе и «продвинутом мордобое». Первую, можно сказать, полностью слил, проиграв Геннадию Александровичу все пять «поединков». Зато в рукопашке на сверхблизкой дистанции с использованием имитаторов боевого оружия не давал ему ни единого шанса на выстрел, а сам раз за разом всаживал маркеры в те части тела, в которые хотел. За что заработал скупую похвалу и совет появляться почаще.

Похвалу пропустил мимо ушей, а совет принял. И даже пообещал как-нибудь появиться. Сделав это настолько равнодушно, что вывел Бульдога из себя:

— Денис, я был уверен, что тебя убили вместе с родителями!

Я поймал его взгляд, в котором плескалась самая настоящая боль, и успел задавить язвительный вопрос, рвущийся наружу. Но Бульдог как-то почувствовал мой настрой, нервно сглотнул и начал издалека:

— Когда это случилось, я был в «командировке». Вернулся через два года. Узнав о гибели Володьки, сходу начал копать. А так как, в отличие от него, всегда был чистым силовиком, воспользовался помощью «соседа », которого тогда считал близким другом. И, конечно же, наследил. В полученных данных, как я теперь понимаю, позаимствованных из информационного блока для особо криворуких любителей покопаться в секретах спецслужб, не было ничего особенного. Но меня все равно «предупредили». Выстрелом из снайперской винтовки в голову жены.

Тут мне откровенно поплохело, а Бульдог и не подумал замолкать:

— Смерть Леры напрочь сорвала мне крышу и сподобила совершить несколько серьезных глупостей. Поэтому на следующий день после ее похорон мне на электронную почту пришло письмо, в который неизвестный доброжелатель предупреждал, что если я не уймусь, то похороню сначала любимую дочурку, затем мать, сестру и племянников. А для того, чтобы я как следует проникся, прикрепил к посланию их свежие фотографии. И я сломался — сбежал в следующую «командировку», а после того, как вернулся, сосредоточился на работе.

— Я всего этого не знал… — глухо сказал я. — А злился из-за того, что после гибели родителей и сестры от меня отвернулись все, начиная от одноклассников и заканчивая тренером по самбо!

— На них наверняка надавили. Так же, как и на меня… — вздохнул мужчина и с хрустом сжал кулаки.

Я покрутил в голове новое знание, посмотрел на двух других инструкторов, что-то рассказывающих Джинг, и задал вопрос, который сжигал меня изнутри:

— Значит, вы так и не узнали, за что их убили?

— Увы, нет. И даже не догадываюсь, ведь о деятельности Призрака до ухода из Системы не ходило даже невнятных слухов. Мы знали, что он профи, каких поискать, иногда обращались за помощью и, не задумываясь, выполняли его неофициальные просьбы. Кто из уважения, кто из чувства благодарности, а кто и из страха. Да и какая теперь разница — любая попытка проявить хоть какой-нибудь интерес к этой теме поднимет волну, которая сметет не только нас с тобой, но и наших близких.