Молот и крест. Крест и король. Король и император

Глава 9

– Расскажи мне еще раз об этом проклятом… – Бруно, император Священной Римской империи, защитник веры, гроза еретиков, вероотступников и язычников, оборвал фразу.

У него выдался трудный день. Еще один трудный день. Здесь, в этой пересеченной ущельями стране, где Франция соединяется с Испанией и одновременно отделяется от нее высокими Пиренеями, в каждой деревне был замок на скале, и большинство из них называлось не иначе как Пигпуньент, «Остроконечная Вершина». Вот почему здесь окопалось так много мусульманских бандитов. Но с этим покончено. Император очистил от нехристей эту землю. И теперь, когда он вправе ждать благодарности и помощи от христиан, избавленных им от врагов, его встречают упрямым сопротивлением, запирают ворота, отгоняют в горы стада, прячутся в неприступных жилищах. Правда, не все. Если верить баронам, которые приняли его сторону, сопротивление оказывает только некая еретическая секта, давно обосновавшаяся на пограничных землях. С ней вели непримиримую войну многие поколения католиков.

Проблема заключается в том, что, по всеобщему мнению, тайну Святого Грааля хранят именно эти еретики. Если Грааль существует – а Бруно страстно верит, что он существует, точно так же, как Святое Копье, на котором держится его власть, ранее существовало, затерянное среди язычников, – реликвия спрятана еретиками на одном из этих скальных пиков.

И поэтому император решил покорить врагов, сжечь, разгромить, запугать, подкупить или выманить из их горных берлог. Иногда это получалось, иногда нет. Сегодня был плохой день. Яростное сопротивление, ворота, недоступные для камней тяжелой катапульты, – и двадцать славных братьев из ордена Копья полегли вместе со многими воинами, набранными с помощью баронов в Южной Франции.

Но даже это не оправдывает едва не совершенный императором смертный грех – богохульный отзыв о священной реликвии. Бруно помолчал, пристально огляделся. Он сам назначит себе наказание. В былые времена он держал на голой ладони горящие щепки. Однако волдыри мешали в бою. Нельзя, чтобы добровольно принимаемая кара мешала служению вере. И опять же, согрешила-то не рука.

Вынув кинжал, Бруно поднес его к свече, подождал, пока острие раскалится докрасна. Затем решительно высунул язык, прижал к нему жгучую сталь. Продержал не одну секунду и не две. В покрывавшей щеки корке пыли медленно пробили дорожку слезы, но ни один мускул не дрогнул на чеканном лице императора. В ноздри ударил смрад горелой плоти, ставший привычным в эти дни боев и сражений.

Бруно отнял кинжал, критически осмотрел кончик – не испорчена ли закалка. Кажется, все в порядке. Он обернулся и встретил неодобрительный взгляд своего наперсника и духовного наставника, дьякона Эркенберта. Священнику не нравились эти упражнения в смирении, он считал, что они ведут к гордыне.

– «И если твой глаз соблазняет тебя, вырви его», – сказал Бруно в ответ на невысказанный укор.

– Лучше следовать наставлениям твоего исповедника, – ответил Эркенберт, – неустанно уповая, что он способен дать таковые.

Дьякон завидовал исповеднику императора Феликсу, поскольку тот, будучи рукоположен в сан, мог выслушивать исповеди и давать отпущение грехов, чего Эркенберт, так и оставшийся в чине дьякона, делать не мог.

Бруно нетерпеливым жестом пресек спор в самом начале.

– А теперь, – повторил он, – расскажи мне еще раз об этом благословенном Святом Граале Господа нашего. Увы, моя вера снова нуждается в укреплении.

Эркенберт, сохраняя укоризненный вид, повел рассказ. В каком-то смысле дьякону сопутствовал успех. Англичанин был вместе с императором, когда тот, простой риттер из ордена Копья, отправился в северную глушь, чтобы вернуться со Святым Копьем и укрепить распадающуюся империю Шарлеманя, Карла Великого. И поскольку все это время Эркенберт был с Бруно, проводил исследования, которые в конце концов позволили опознать Копье, подбадривал павшего духом императора, когда тот уже отчаялся завершить свои поиски, сейчас дьякон считался знатоком реликвий и докой в деле их розыска.

Но о Копье рассказал и удостоверил его существование сам святой Римберт, архиепископ Гамбургский и Бременский. История, которая сейчас завладела воображением императора, имела совсем другое происхождение.

Тем не менее Эркенберт изучил немногочисленные документы, которые удалось для него разыскать: теперь он знал эту историю как никто другой. Может, и к лучшему, что излагать ее будет человек, ничуть ею не увлеченный.

– Как тебе известно, – начал он, – повествования четверых евангелистов о распятии Господа нашего несколько различаются. Разумеется, это лишь подтверждает их достоверность, ведь мы нередко убеждаемся, что разные люди, которым довелось увидеть одно и то же событие, описывают его по-разному. Но в тех случаях, когда все четыре Евангелия совпадают – например, как в эпизоде с центурионом, который проткнул копьем грудь Иисуса и с благоговением говорил о Нем как о Сыне Божьем, – у нас не может быть сомнений, что речь идет о чем-то великом и священном, поскольку все четверо были вдохновлены Святым Духом, дабы увидеть и записать одно и то же.

Бруно кивнул, на его мрачном и суровом лице отразилась радость, как у ребенка, который услышал начало хорошо знакомой вечерней сказки.

– Однако великая мудрость или великое знание может скрываться и в том, что удостоверено только одним свидетелем. Так вот, Евангелие от Иоанна рассказывает нам о многих вещах, о которых другие умалчивают. И есть обстоятельство, которое звучит странно, но не совсем невероятно. Я читал в некоторых книгах, что у римлян, не знающих милосердия безбожников, был обычай оставлять тело распятого на съедение птицам.

Бруно, чьи виселицы с непогребенными телами раскачивались по всей Европе, снова кивнул, выражая не то удовлетворение, не то монаршье одобрение такой политики.

– Но по иудейскому закону мертвеца нельзя оставлять на виду в священные дни Пасхи. Поэтому и послали воинов убить Иисуса и распятых вместе с ним разбойников – не из жалости, а чтобы их можно было снять в пятницу вечером, до того как начнется Шаббат, иудейская суббота. Что тогда произошло? Об этом упоминает лишь Иоанн, однако его история вполне правдоподобна и не обязательно должна была быть известна остальным. Иоанн говорит, что один богатый еврей выпросил у Пилата разрешение снять тело, завернул его в плащаницу и положил в каменный склеп, – таков обычай в гористых странах, там не хоронят в земле. Иоанн называет этого еврея Иосифом из Аримафеи. А дальше речь идет о воскресении, и все евангелисты рассказывают о нем по-разному. Известно много других историй об этом Иосифе. У моего народа – не у жителей Нортумбрии, а у племен дальнего запада моей родины – есть предание о том, что этот Иосиф после смерти Иисуса покинул берег Святой земли и в конце концов попал в Англию, тогда еще не Англию, а Британию. И там он якобы построил церковь в Гластонбери и совершил много чудес. А еще говорят, что он привез с собой Святой Грааль и тот до сих пор там и лежит.

– Но мы ведь в это не верим? – осведомился Бруно, хотя слышал ответ не меньше десятка раз.

– Нет. То, что богатый еврей покинул Святую землю, потому что стал врагом своего народа, вполне возможно. Но Британия во время смерти Господа нашего еще не входила в состав империи. Это была глушь, где жили только дикие кельты. Кому пришло бы в голову туда отправиться?

– Тогда почему мы думаем, что Святой Грааль существует?

Эркенберт еле удержался от неодобрительного хмыканья. Он-то как раз не думал, что Святой Грааль существует. Просто по опыту знал: коль скоро позволишь себе выразить сомнение, набожный, но властный хозяин вцепится в тебя как охотничий пес и заставит признать, что ты, скорее всего, не прав.

– В основном потому, что в это верят слишком многие. Тем не менее, – поспешил продолжить Эркенберт, пока государь не потребовал более вразумительного ответа, – при ближайшем рассмотрении рассказы о смерти Господа нашего не могут не вызвать несколько законных вопросов. Я уже говорил, что только Евангелие святого Иоанна Богослова рассказывает об Иосифе из Аримафеи. И только в этом Евангелии упоминается еврей Никодим, причем упоминается трижды. В конце, когда он и Иосиф подготовили тело для погребения. Ранее – среди фарисеев и книжников, когда Никодим потребовал для Иисуса справедливого суда. И еще раз – когда Никодим приходил к Иисусу ночью, чтобы задать свои вопросы. Однако есть и еще одно Евангелие, которое я читал.

– Кроме четырех, вошедших в Библию? – спросил Бруно.

– Да. Это Евангелие от Никодима. Отцам церкви достало мудрости не включать его в текст, который считается каноническим. И все же ясно, что книга эта очень древняя. А повествует она о том, что произошло после смерти Христа. И до Его воскресения.

– Когда Он спускался в ад! – восторженно выдохнул Бруно.

– Именно из-за этого Евангелия у нас в Символе веры появились слова descendit ad infernos, «сошел в ад». Итак, Никодим видел погребение Христа, знал о Его воскресении – и говорил с теми, кого Христос вывел из ада. Иначе откуда он мог узнать? Никодим, по-видимому, был посвящен во многие дела Спасителя. Наверное, знал даже больше, чем Иосиф. Такие люди догадывались, что Христос – Сын Божий, почти так же скоро, как центурион Лонгин, который сохранил свое копье в качестве реликвии. У них было много возможностей собрать предметы, которых касался Спаситель, и одним из таких предметов мог быть Грааль. Некоторые говорят, что это была чаша с Тайной вечери, сосуд, в который была собрана Святая Кровь, после того как Копье пролило ее.

– Но это потому, что они проклятые французы! – внезапно вскричал Бруно, со своей обычной неуловимой быстротой и силой вонзая кинжал глубоко в стол. – Они же не хотят обзавестись собственным языком! Только портят и без того испорченную латынь до сущей неузнаваемости! Берут «aqua», превращают в «eau», берут «caballerus», превращают в «chevalier». Вот ответь, как могло звучать слово «graal», прежде чем попало на язык к этим косноязычным канальям?

В палатку ворвались два телохранителя с оружием наготове и убедились, что их господин, цел и невредим, сидит за столом. Бруно вдруг улыбнулся, помахал им рукой, сказал на своем родном нижненемецком:

– Все в порядке, парни. Просто высказал, что я думаю о французах.

Его люди улыбнулись в ответ и исчезли. Братья ордена Копья разделяли мнение императора, особенно после сегодняшней стычки, в которой французы участвовали с обеих сторон, но свои рвались в бой далеко не так рьяно, как французы, воюющие на стороне противника.

– Что ж, – сказал Эркенберт, стараясь ответить на вопрос. – Грааль может быть каким-то блюдом или чашей.

– В блюдо ведь кровь не собрать, так?

– А может быть, это и есть кровь. Люди говорят «sancto graale» или «saint graal», то есть «Святой Грааль» на разный лад. Возможно, их предки старались выговорить «sang real», «царская кровь». И на латыни это будет примерно так же. «Sanctus graduale» вместо «sanguis regalis». Может быть, «грааль» – это просто «священная кровь».

Некоторое время Бруно молчал, задумчиво трогая пальцем волдырь на языке. Эркенберт следил за ним с возрастающим интересом. Они уже несколько раз затрагивали эту тему, но Эркенберт никак не мог понять, почему Бруно держится так уверенно и так уверенно задает вопросы. Действительно, встречались кое-какие странности в Евангелиях от Иоанна и от Никодима. Но в деле Святого Грааля не существовало и следа таких серьезных современных свидетельств, которые были в деле о Святом Копье. Копьем еще на живой человеческой памяти владел Карл Великий. Не было и ничего похожего на письмо центуриона, которое Эркенберт видел собственными глазами. Дьякон уже успел заподозрить, что Бруно что-то скрывает.