Молот и крест. Крест и король. Король и император

Глава 21

Кольцо вокруг Септимании постепенно сужалось. Сначала блокада стала плотной, потом явной, потом слишком явной. Князь города-крепости Бенджамин ха-Наси на первых порах не хотел об этом и слышать, будучи уверен, что беды, накликанные на него гостящими в городе чужеземцами, пройдут стороной. Особенно если приложить к этому руку – выдать чужаков разъяренному римскому императору или прогнать в море, навстречу грекам с их огнем.

Вскоре он избавился от подобных заблуждений. Стало очевидно, что император в своем священном гневе не делает различия между христианскими еретиками, которые спрятали от него драгоценный Грааль, язычниками, которые этот Грааль выкрали, и евреями, которые отвергли Христа и кричали: «Распни Его!» Парламентеры, посланные однажды Бенджамином, на рассвете «вернулись» – их головы перебросили в мешке через стену. Распространился слух, что перед смертью их насильно крестили, чтобы, по собственным словам императора, дать неверным собакам последний шанс на спасение души. В тот же день защитникам крепости с безопасного расстояния прокричали о поставленных императором условиях. Первое и самое главное – Грааль. Второе – выдача его похитителей во главе с одноглазым королем. А третье – капитуляция всего гарнизона и явка должностных лиц города с повинной, босиком, в одних рубахах и с веревками на шее, в знак полной покорности воле Господа и Его наместника на земле.

Но Грааля в Септимании не было. А без него рассчитывать на милосердие императора не приходилось. С печалью вспоминая римского императора Веспасиана и событие своей давней истории – падение Масады, – иудеи Септимании приготовились к отчаянному сопротивлению. Гонцы спускались по веревкам со стен или пробирались берегом, пытаясь передать сообщение их номинальному повелителю, кордовскому халифу, о нападении христиан на Дар-аль-Ислам, дом ислама. Увы, слишком часто окрики и вопли в ночи свидетельствовали, что гонцов перехватили. Ни у кого не возникало сомнений, что халиф откликнется на вызов христиан. Другое дело, как долго он будет собираться, насколько охотно станет защищать своих подданных, исповедующих другую религию, и каких сплетен о предательстве евреев он уже наслушался.

Северные моряки с воодушевлением помогали горожанам готовиться к обороне. Как только сторожевые костры противника стали появляться по ночам на окрестных холмах, Квикка разослал помощников с заданием принести каждый обрывок веревки и кусок дерева, который удастся найти в крепости или на двух десятках рыбачьих лодок и других судов, оказавшихся запертыми в гавани. Квикка собирался изготовить как можно больше катапульт, насколько хватит материала и места на стенах. К этому времени англичане и викинги знали три разновидности метательных боевых машин.

Первая – хотя и последняя по времени появления на полях сражений – это онагры, потомки древнеримских устройств, возвращенные к жизни дьяконом Эркенбертом, скопировавшим их из трактата Вегеция «De re militari», «О военном деле».

Онагры с силой бросали камни по очень пологой, почти горизонтальной траектории. Их снаряды могли разрушить корабль, пробить в стене дыру. Прочные и громоздкие, они были трудны в изготовлении. «Малопригодны для стрельбы по пехоте и коннице, – как заметил Бранд. – Все равно что бить мух кузнечным молотом».

Вторую разновидность называли дротикометом. Такая же катапульта, как и мул, использующая силу скрученной пружины, но мечущая огромные стрелы или копья, словно гигантский станковый арбалет. Она пробивала любой щит или мантелет и наносила врагу несопоставимый с ее небольшими размерами урон. Но катапульты тоже были трудны в изготовлении и вдобавок опасны для прислуги. Когда вздумается лопнуть слишком сильно натянутой тетиве, с уверенностью не мог сказать никто, даже самые опытные только догадывались об этом. Обрывки канатов хлестали в стороны, разлетались куски деревянных рычагов, а стоящие поблизости люди получали страшные удары по рукам и ребрам. Освобожденные английские рабы, из которых много лет назад набрали первые расчеты для таких катапульт, со временем научились ставить на деревянные рамы предохранительные стальные рессоры. Но в Септимании не нашлось нужной стали. И тогда Квикка сказал своим помощникам на языке, которого местные жители не понимали:

– Да ведь не мы же будем крутить эти проклятые канаты, правильно? И катапульты убьют больше врагов, чем своей прислуги, так что все в порядке.

А третьей разновидностью были примитивные машины, которые король Шеф изобрел самолично и которые назывались вращательницами. Привод у них был ручной, несколько человек одновременно дергали за короткое плечо качающегося метательного рычага, а его длинное плечо вскидывалось и выбрасывало камень из прикрепленной к его концу пращи. Легкие в изготовлении и дешевые, вращательницы не требовали от своей прислуги никаких особых умений. Нетрудно было взять прицел по направлению, но почти невозможно – по дальности. Их снаряды летели по крутой траектории, толкаемые силой повисших на коротком конце рычага людей, а не закрученных торсионов или натянутых тетив. Наибольшую эффективность эти машины показывали при стрельбе по плотным боевым порядкам, когда воины не могли уклониться. Команда Квикки соорудила несколько десятков таких устройств, понаставила их на крепостных стенах; снаряды для них в неограниченном количестве можно было добывать прямо из каменистой почвы. Через некоторое время стрелять из вращательниц научились горожанки, которые не хуже мужчин налегали на рычаг, тем самым высвободив воинов для рукопашных схваток.

После первых попыток штурма, предпринятых с разведывательными и демонстративными, целями – хотя каждый раз на земле перед крепостными стенами оставались лежать убитые и раненые, – стало ясно, что дальнейший ход борьбы будет определяться характером местности.

Подобно многим прибрежным городам, Септимания выросла из поселения близ калы, устья реки, которая несла свои воды в море меж высоких утесов. Город располагался на двух холмах и на крутых берегах потока, однако с ростом населения строилось все больше мостов, и местами речка полностью скрывалась под их каменными пролетами. Вдобавок в пору летнего зноя она пересыхала. Близ городской стены ее русло было перегорожено массивной железной решеткой, упиравшейся в сухое каменистое дно.

Тем не менее русло оставалось слабым участком обороны, здесь штурмующие могли пробираться под стенами, а не лезть через них. Бранд, обходя защитные сооружения в сопровождении Малаки, начальника княжеской гвардии, увидев это, ничего не сказал, но сразу велел Квикке устроить за железной решеткой окоп для дротикометов и приставить к машинам самых лучших стрелков.

Вдоль всего полукружия городской черты шли каменные стены, прочно построенные и, как убедился Шеф, содержащиеся в должном порядке. Их штурм дорого обошелся бы противнику. На обеих окраинах Септимании, где стены примыкали к морю, вьющаяся вдоль побережья дорога вела внутрь города, чтобы торговым гостям приходилось платить за въезд. Ворота на том и другом концах были чрезвычайно прочные, из обитого железом дуба, а с защищавших их башен простреливались все подступы. Однако эти двое ворот тоже были слабыми местами в обороне.

И наконец, сама гавань. Средиземное море не знает приливов, поэтому здесь отсутствовала затопляемая береговая полоса и стены окунались в воду. Однако море было мелким, сюда можно было подобраться даже вброд. Там, где атакующих ожидали стены, такие же неприступные, как на суше, беспокоиться было не о чем. А вот гавань была с севера и юга огорожена длинными каменными молами; северный тянулся на добрую сотню ярдов, южный был в два раза короче. Они закрывали устье реки от свирепых штормов Внутреннего моря и строились в течение многих лет, по мере того как развивалась торговля и увеличивался размер судов. Оба мола возвышались над водой на шесть футов – удобно перебираться с палубы корабля. Необходимость защищать их сильно тревожила Бранда.

– Они длинные и низкие, и, чтобы оборонять их мечами и копьями, нам понадобится пятьсот, даже шестьсот человек, – прикинул Бранд. – И это должны быть силачи, отборные воины, – добавил он.

– Угу, – ответил Квикка. – Значит, мы не будем оборонять их мечами и копьями – равно как и топорами. Они длинные и низкие, на них негде укрыться, и к ним нет подходов. Арбалеты на малых дистанциях и мулы на больших. Мы размажем нападающих как дерьмо.

– А ночью? – спросил Бранд, поглаживая бороду.

Они с Малаки принялись обсуждать, сколько у защитников людей и как их лучше всего расставить.

Самой последней проблемой было море. Вход в гавань, шириной в сотню футов от мола до мола, сейчас пересекало плавучее заграждение из бревен, соединенных массивными бронзовыми цепями и кольцами. Прорывающаяся в гавань галера разбила бы себе форштевень и повредила днище. Однако то, что сделано одним человеком, может быть переделано другим. Любой опытный воин знает, что никакое заграждение не способно надолго задержать атакующих, если его не обороняют вооруженные люди, притом находящиеся в более выгодном положении, чем противник.

Бранд аккуратно расставил семь парусников флота Пути так, чтобы им не грозили камни, летящие с бронированного плота, но чтобы они одновременно могли простреливать морские подходы из своих мулов. Любой корабль или лодка, которые попытаются высадить десант, будут немедленно потоплены. Если все пойдет как должно. Если никто не ошибется. Если противник не придумает какую-нибудь хитрость.

Бранд и сам усиленно пытался изобрести что-нибудь умное, глядя из укрытия на бронированный плот и силуэты красных галер за ним. Но в голову ничего не приходило. Он уже отказался от идеи снять стальные пластины, загруженные в качестве балласта на все парусники, навесить их на «Победителя Фафнира» или «Хаген», уподобив судно «Неустрашимому», и послать его против бронированного плота. Но даже броня не защитит от греческого огня: Беовульф, в честь которого назван «Победитель Грендаля», имел для защиты от дракона железный щит, однако, как возразил выслушавший эту историю Бранд, у героя не было деревянного корпуса. Разумеется, обшитый сталью катапультоносец потопит с большой дистанции красную галеру – если будет нужный ветер, – но ведь он не может одновременно сражаться с бронированной и притом непотопляемой крепостью. «Возможно, наступит день, когда нам придется так и сделать, – решил про себя великан, – но не раньше чем ситуация на суше станет по-настоящему скверной». Все-таки одно дело умереть от удара копьем и совсем другое – сгореть заживо, как Суммарфугль. Занозой сидело воспоминание о том, как греки демонстративно сожгли маленькие торговые суда.

– Положение сложное, – пробасил Бранд своему шкиперу и родичу Стирру, которого жрецы Пути тоже позвали на свой неофициальный совет. – Но ведь никогда не знаешь, насколько оно сложно для противника. Все, что нам остается, – не совершать ошибок и ждать, пока врагам не надоест. В конце концов, они должны на что-то решиться: или штурмовать, или убираться прочь. А мы будем просто сидеть сиднем.