Лиса и Дракон: История Химико

– Чёрт с тобой! Ты ещё поплатишься за все мои мучения! – сказал Владислав и быстро ушёл куда-то на второй этаж.

– И даже со старшим не попрощался – вздохнул Айртон и встав из-за стола подошёл к Химико – поднимайся, лентяйка, не заставляй тебе волочить.

Химико послушно пошла за генералом. До дворца они добирались на машине, юной Фудзивара предварительно завязала руки Дарья, хотя Генри не считал это необходимостью. Пленница чувствовала себя странно, никогда до этого она не была столь податливой, но отчего-то сейчас разум был словно в тумане. Даже слова царевича и извинения Хинаты почти не вызвали никакого отклика. Всё сознание будто заполонило сплошное отчаяние, убеждающее, что бежать бесполезно и лучше просто подчиниться, потому что другого выхода всё равно нет. Разрушенный город тоже был Химико безразличен, хотя она не видела его уже несколько суток. Люди ютились под обломками домов и в палатах, окружённых колючей проволокой, охраняемой эльфийскими и сарматскими солдатами. Дети, женщины, старики, раненые и пленные солдаты ютились вместе в этих лагерях, рядом с пепелищем от их собственных домов. Только губернаторский дворец всё ещё стоял целым и невредимым, но развивался над ним уже флаг с головой дракона Левиафана – символа Авалонской империи.

По приезду, Химико заперли в одной из тюремных камер в подвале замка, в которой были лишь небольшая койка, стул, тумбочка без дверей, а также окно, закрываемой стальной решёткой. Юная Фудзивара присела на кушетку, положив руки на фартук. Тут она почувствовала, что в кармане фартука что-то есть. Это была семейная фотография из её комнаты, которую она забрала с собой, вытащив из рамки. Взглянув на маму на снимке, Химико вдруг вспомнила, что та осталась в плену у царевича. Апатия, затуманивавшая голову Фудзивара в доме, будто схлынула и на глазах пленницы выступили слёзы. Она поняла, что подвергла мать и брата огромной опасности, ничего не сказав Владиславу о мече и слепо подчинившись генералу.

– Что я наделала? – сказала Химико, упав на колени – мама, что я сделала?

Химико прижала фотографию к груди и долго плакала. Теперь она осталась совсем одна, не зная, что будет дальше с родителями и Акирой. Фудзивара не могла себя простить, она считала, что маму могут убить по её вине и даже узнать, где сейчас меч было невозможно. Всё будто зашло в тупик, из которого не было видно выхода.

На следующий день, Химико до вечера лежала на кушетке, отказываясь от еды, которую ей передавали через окошко. Заморить себя голодом было единственным способом покинуть этот мир в одиночной камере, хоть и не достойным наследницы самурайского рода. По традиции яматайских воинов, нельзя было допускать, чтобы голова самурая доставалась врагам, это считалось большим позором и становилось доказательством бесчестия рода в руках соперников. Фудзивара же было уже, по большому счёту, всё равно. Вся её семья уже либо была уничтожена, либо вскоре должна была исчезнуть, а значит у неё не было причин оставаться среди живых. В тот вечер, шли уже вторые сутки, как Химико ничего не ела, в плену ей дали кусок хлеба, после уборки на кухне. Пленнице казалось, что она уже вот-вот погибнет, конечности были будто из ваты, веки тяжёлыми и не открывались до конца, а боль в желудке уже почти не чувствовалась. Когда пришло время ужина, окошко в двери открылось, а охранник-эльф протянул в камеру алюминиевую тарелку с какой-то похлёбкой.

– Эй, Фудзивара, жрать! – скомандовал солдат, будто подзывая собаку.

Химико резко будто потеряла контроль над своим телом и разумом. Её глаза широко открылись, ноги сами двинулись к двери, а руки взяли тарелку с едой.

– Наконец-то – сказал эльф – генерал сказал, не будешь есть, запихивать силой, так что лучше жри сама!

Окошко закрылось, а Химико, сев на кровать принялась хлебать жидкий суп, в котором плавали лишь лапша и пара кружочков моркови. Фудзивара выпила весь бульон и поставила тарелку на тумбочку, вытерев рот рукавом. Только после трапезы, она поняла, что сделала. Суп хоть и был не слишком насыщенным, но вновь сделал заложницу сытой, а значит план голодной смерти пошёл прахом. Девочка не понимала, что происходит, она снова будто действовала по чужой воле, даже не осознавая этого, будто какой-то злой дух издевался над ней и даже умереть спокойно не давал. Ситуация повторилась и утром, и в обед, тело будто отказывало своей владелице в голодовке и не хотело отпускать на тот свет. В конце концов, пришлось смириться и вечером Химико ела уже по своей воле, но понять, что же именно с ней происходит, так и не могла.

На третьи сутки заключения, к Химико пришёл генерал Айртон. Он появился в середине дня, всё так же с трубкой во рту и в военной форме, в компании двух охранников, вставших у двери камеры.

– Добрый день, мисс Фудзивара – сказал Айртон, войдя в помещение – надеюсь не отвлёк вас от важных дел?

Химико ничего не ответила, а лишь осуждающе взглянула на Герни. Тот же слегка посмеялся со своей остроты и присела на стул, стоявший напротив кровати.

– Ладно, времени у нас немного, поэтому ближе к делу. Если помните, я дал обещание Его Высочеству Владиславу выяснить, где меч, который он ищет. Он меня уже третьи сутки сокрушает, не даёт работать, да и вы, наверное, ждали этого момента?

– Я не знаю, где меч – ответила Химико.

– Вы уверены?

– Да, знаю только, что он пропал где-то в лесу, больше ничего.

Генри задумался, положив ногу на ногу и почёсывая подбородок.

– Что же мы будет делать, мисс Фудзивара? Думаете, принц поверит этим словам?

– Это его дело, я говорю то, что знаю – угрюмо ответила Химико.

– В таком случае, заводите! – крикнул генерал в сторону выхода.

Дверь открылась и в неё вошла Нодзоми, со связанным за спиной руками, которую вёл эльфийский солдат, державший за у головы пленницы револьвер. Мать Химико было вся в ушибах и ссадинах, под глазами виднелись кровавые подтёки, было сразу видно, что её жутко пытали.

– Мама! – воскликнула Химико и резко встала с кровати.

Заметив, что юная Фудзивара собирается идти в сторону матери, солдат направил пушку на неё.

– Тише-тише, не нужно – сказал генерал и остановил Химико – сядьте обратно.

Химико снова села на кровать. Нодзоми же молчала и лишь взволнованно смотрела на дочь.

– Его Высочество не сразу согласился привести её сюда, но я догадывался, что иначе не вас не разговорить – сказал Генри – суть очень простая: говорите, где меч, или ваша матушка медленно погибнет у вас на глазах.

– Я, правда, ничего не знаю о мече, клянусь вам! – взмолилась Химико.

– И всё же, давайте проверим – сказал Айртон и ударил рукоятью трости по лицу старшей Фудзивара.

Нодзоми отхаркнулась кровью, а на лице появилась ссадина глубокая ссадина.

– Не надо, прошу, только не её, не надо! – кричала Химико, упав на колени перед генералом.

– Вы сами всё усложняете, мисс Фудзивара! – крикнул генерал.

Генри продолжил бить Нодзоми своей тростью по всему телу, та падала, корчилась от боли, истекала кровью, но эльфийский генерал не знал пощады и продолжал наносить удары тяжёлой железной рукоятью. Химико кричала, умоляя о пощаде и закрывала голову руками от страха. Ей хотелось ударить Айртона, но страх, что маму убьют не давал ничего не сделать, кроме как повторять – “я ничего не знаю, я ничего не знаю, я ничего не знаю!”, бессчётное количество раз.

Вдруг звуки ударов и стоны прекратились, Химико подняла глаза и увидела, что снова сидит на кушетке, а генерал – на стуле перед ней. Ни мамы, ни эльфа, который её вёл, уже не было в комнате, как и следов пытки. Всё будто снова вернулось к моменту, когда допрос только начался. Юная Фудзивара была в полном замешательстве, “как маму могли так быстро увести и когда она успела сесть на спальное место?” – думала она.

– Мда, похоже, вы и правда ничего не знаете – сказал Айртон с досадой – видимо, обрадовать Владислава у меня не получится, очень жаль.

– Где она?! – воскликнула Химико.

– Она? О ком это вы? – с видом недоумения спросил генерал.

– Моя мама, она же была здесь только что!

– Похоже, вам сделалось дурно, мисс Фудзивара. Не стоило мне курить в таком тесном помещении, но ничего не поделать, иначе я бы не смог удостовериться в вашей правоте.

– Что вы имеете в виду?

– Когда-нибудь вы поймёте – с улыбкой ответил Генри – я скажу вашему надзирателю, чтобы вас вывели на прогулку, нужно здесь проветрить.

– Постойте! – крикнула Химико, собравшемуся уходить, генералу – вы ведь знаете, что с ней, она жива?

– Если вы снова о вашей матери, такими данными не располагаю – ответил Генри и направился к выходу – я ещё навещу вас как-нибудь, не скучайте.

После этих слов, стальная дверь затворилась. Химико был в полнейшем замешательстве, всё и правда выглядело, как помешательство, к которому прибавились ещё и галлюцинации. В тоже время, генерал будто знал, о чём было ведение пленницы, раз убедился, что она не врёт. Ничего решительно не было понятно.

Спустя несколько минут в камеру пришёл надзиратель, который заковал Химико в наручники и вывел на прогулку во двор замка. Губернаторский сад, как и сам дворец, почти не изменился. Рядом с садом камней, располагались клубы с красивейшими цветами, самых разных расцветок. В одном углу росли только красные цветы, в другом – только белые, а в том, что был ближе всего к склону горы, произрастали фиолетовые бутоны, которые накрывала тень от больших вьющихся ветвей глицинии, родового дерева клана Фудзивара. Фиолетовые цветки раскачивались на длинных ветках от небольшого морского бриза, который так давно не ощущала юная Фудзивара. Душистый запах цветов, вместе с солённым воздухом, наполнял её лёгкие, будто расправляя их после долго застоя. Подойдя к дереву, Химико почувствовала, будто от него исходит тепло, будто она обнимала дедушку или маму. Ветки, под порывами ветра, извивались в волосах девочки, словно нежно гладя её по голове. Это был единственный способ почувствовать рядом с собой что-то родное, тем более, что это дерево застало многие поколения семьи Фудзивара, в том числе ещё молодого Сайгё, который вёл здесь светские беседы с двумя друзьями, маленькую Нодзоми, которая бывала здесь с родителями в гостях, а сейчас обнимало их населдницу. Всего прогулка продлилась около двадцати минут, после которых Химик снова привели в её камеру, где были лишь тишина, темнота и сожаления. Вытащив из волос цветок глицинии, юная Фудзивара положила его в кармашек, рядом с семейной фотографией, чтобы память о ещё одном члене семьи была всегда рядом с остальными.

Полежав на кушетке полчаса, Химико заснула. Ей приснился летний вечер, по утёсу, как всегда, в развалочку ходили пингвины, по небу летали чайки, а оранжевое, как апельсин, солнце начинало опускаться за горизонт. Фудзивара гуляла с Сиро, с которым они вместе смеялись над трусливыми пингвинами. Наконец, когда светило уже почти зашло, они встали у края обрыва и любовались красивейшим закатом. Химико снова была счастлива, как в беззаботные школьные дни, не хватало лишь Хинаты, которой почему-то не было с друзьями, но тогда внимание на этом не заострилось.