Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

Занятие Ташкента

После неудачного набега под Туркестаном Алимкул выместил свою досаду на жителях Икана, он перегнал их в Ташкент за то, что они радушно встречали русских. Теперь Ташкент стал сборным пунктом коканцев. Однако торговое сословие этого города держало сторону русских и призывало Черняева, ручаясь ему за успех, муллы и обще все духовенство тянуло к Бухаре, часть населения стояла за подчинение Кокану, а четвертая и наиболее многочисленная партия вовсе не желала чужеземной власти. Она-то и оказала самое сильное сопротивление.

В конце апреля следующего 1865 г. перед садами, окружающими городские стены, вторично появился небольшой русский отряд, силой в 9 ½ рот ПРИ 12 орудиях, под начальством самого Черняева. Хотя из Петербурга не было прямого приказания занять Ташкент, Черняев решился им овладеть на свой страх, будучи уверенным в храбрости войск.

Черняев еще во время пребывания в Чимкенте получил сведения, что Бухарский эмир затевает поднять все население Средней Азии, объявить «газават», или священную войну, и двинуть его во имя Пророка против русских. Были даже слухи, как будто часть его полчищ уже выступила по направлению к Ташкенту. Таким образом начальнику отряда, заброшенного за 2 тысячи верст от Оренбурга, пришлось выбирать одно из двух: или остаться в Чимкенте и спокойно выжидать пока соберутся силы обоих ханств – Кокана и Бухары, или идти вперед, занять Ташкент, предупредить своих врагов. Он так и сделал, спасая этим не только вверенный ему отряд, но и судьбу всего края, оберегая честь и достоинство России, потратившей немало денег и крови, чтобы стать твердой ногой на границе степей.

Азиатский завоеватель, в роде Тамерлана, глядя на эту кучку воинов, разбивших свой лагерь на высоком кургане Сары-тюбе, одетых в гимнастические рубахи, в красные кожаные штаны и шапки, прикрытые сзади белыми чехлами, наверно, презрительно улыбнулся бы. Он никогда бы не поверил, что эта горсть «белых рубах» пришла брать Ташкент, эту твердыню, опоясанную крепкой стеной в 24 версты кругом, вдоль которой расставлено 63 орудия и которую стерегут 30 тысяч защитников, окружность садов простиралась на 70 верст. Действительно, для правильной осады Ташкента требовалась армия не менее 100 тысяч, но у Черняева расчет был иной. О старых солдатах, которые прошли киргизскую степь мы говорили раньше. И молодые батальоны, например Туркестанский стрелковый, выглядели не хуже, по своему мужественному виду они напоминали боевые войска Кавказа. Все у них прилажено, приспособлено к далеким степным походам. На ремне через плечо у каждого висит бутылка для воды, обшитая войлоком или сукном. Перед боем туркестанцы надевают под правую руку башлык, куда кладут патроны. В мешке у них хранится запас чая, а вместо сахара фунта два изюма, он там дешевле, 2 или 3 копейки фунт и не подмокнет. На привале или ночлеге чашка-другая чая придает сразу бодрость, подкрепляет силы, хорошо утоляет жажду. Железный котелок для приготовления чая висит особо в холщевом чехле. Ходят туркестанские солдаты как нигде; разве только так ходили зуавы в Африке, когда вели войну с арабами. Бывали случаи, что, не найдя воды у колодцев, отряд, не останавливаясь, делал еще один переход, т. е. проходил по 60, по 70 верст в сутки. Такие войска тем и грозны, что являются вдруг точно из-под земли, там где их вовсе не ждут. Ознакомившись с верблюдами, туркестанцы зачастую исполняли обязанности верблюдовожатых, причем обращались с этими кроткими и выносливыми животными совершенно также, как настоящие лаучи.

На рассвете Николина дня Алимкуль сделал вылазку. Кроме 15 тысяч конных и пеших ополчений, у него находилась «золотая» рота, составленная из русских беглецов и 12 вновь отлитых из медной посуды орудий по образцу нашего единорога. Алимкуль поставил эти орудия ночью за 400 сажень от русского лагеря, и как только рассвело, открыл пальбу разрывными снарядами. Одним из осколков оторвало верх кибитки Черняева, потом расщепило близстоящее дерево, в палатку священника только что собравшегося попить чаю, влетел другой осколок и разбил его стакан вдребезги. Отряд быстро построился. С фронта прямо через рисовые поля двинулись 4 роты с дивизионом артиллерии (4 орудия), а другая маленькая колонна ударила во фланг. Коканцы не выдержали, смешались, а когда узнали, что храбрый мулла сражен на смерть и вовсе побежали, оставив 2 пушки. Неприятель скрылся в городе, но эта победа все-таки нам не открыла городских ворот.

В первых числах июня в Ташкент тайно вступила партия бухарцев со своим предводителем Искандер-беком, родом из афганцев, он принял на себя начальство над крепостью; жителям было объявлено, что скоро прибудет и главное войско. Черняеву не хотелось затевать войну с эмиром, да и отступить он не желал, могли подумать, что наши испугались. Оставалось одно средство: взять город штурмом, Черняев, желая знать на этот счет мнение своих подчиненных, собрал военный совет.

Туркестанец с верблюдом

Абрамов советовал пробить в стене брешь и через готовое отверстие штурмовать город. Черняев не соглашался на брешь, потому что противник, не зная откуда должен ожидать нападения, теперь разошелся по всей стене, отчего в каждом отдельном пункте он слаб, следовательно, его легко сбить, если же заранее наметить место для атаки, то он сосредоточит там и свою артиллерию, и свою пехоту. Тут, кстати, поручику Макарову удалось незамеченным пробраться садами к самой стене, он измерил ров, вышину стен и доложил Черняеву, что штурмовать можно, и легче всего со стороны Камелакских ворот, только надо приготовить высокие лестницы. Стены оказались без малого 3½ сажени. Место, указанное Макаровым было выгодно еще в том отношении, что здесь именно жили торговцы, расположенные к русским. Между тем, Черняев, передвигая отряд с места на место, знакомился с расположением города, что еще более вводило в заблуждение ташкенцев, незнакомых с первыми приемами осады. Приготовления к штурму шли своим чередом: там готовили лестницы, здесь обучали, как их нести, как ставить и карабкаться на стену. Лишь немногие переживали эти дни в тревоге и сомнении, большинство же верило в удачу, в счастливую звезду начальника.

Наступила роковая ночь с 14 на 15 июня 1865 г. В 2 часа утра штурмовая колонна Абрамова из 2½ рот тихо подошла к садам, за версту сзади двигался майор де-ла-Кроа, еще за ним – подполковник Жемчужников. Колеса орудий были обмотаны войлоком. Солдаты сняли с верблюдов штурмовые лестницы и потащили их на руках, осторожно пробираясь между садами по обе стороны дороги, впереди двигались стрелки. Неприятельский караул, стоящий у самых ворот, даже не заметил, как колонна подкралась к стене. Начинало светать. Охотники с лестницами стояли в сотне шагов от ворот: это были самые удалые туркестанцы, готовые заплатить жизнью, лишь бы побывать на городской стене; опушку садов занимали стрелки, рассыпанные цепью. Священник Малов тихо обходил ряды солдат, благословляя их крестом на предстоящий подвиг. Гробовая тишина царила вокруг сонного города, казалось он вымер перед кровавой развязкой. Первым попался часовой, заметив белые рубахи, он бросил ружье и скрылся за ограду. Тогда охотники догадались, что в стене должна быть лазейка. Они стали будить караульных штыками и те, не пытаясь защищаться, бросились к лазейке, завешенной кошмой. Этого только и надо было. По их следам охотники один за другим проскочили через отверстие и поднялись на барбет (присыпка из земли для установки орудий), защищавший ворота. В один миг орудия были сброшены, полусонная охрана переколота. Не прошло и минуты, как остальные охотники с ротмистром Вульфертом вскарабкались на стену по лестнице, с ними поднялись унтер-офицер Хмелев, юнкер Завадовский.

Город Ташкент. Ворота в крепость

Ворота с двумя башнями и пушками были взяты без потерь, когда раздались первые выстрелы защитников, было уже поздно. Наших все прибывало да прибывало, но минутный успех не затуманил голов: одни побежали к воротам, чтобы открыть вход Абрамову, стрелки заняли ближайшие сакли, чтобы прикрыть его вступление. Неприятельский караул, силой около 500 человек, уже разбежался, распространяя всюду тревогу: «Урус на стенах! Урус ворвался!». Ротмистр Вульферт с десятком солдат бросился вправо по стене, но на соседней насыпи, защищенной пушкой, уже встретил сопротивление, только после жаркой схватки орудие досталось в наши руки. Тут подошли резервы. Абрамов, собравши около 250 человек, двинулся с ними также вправо, но уже по улице, открыть соседние ворота, чтобы впустить колонну Краевского. Скоро он наткнулся на 4 пушки, 200 сарбазов, прикрывшись турами, упорно палили, не жалея зарядов. С криком «ура!» нашим овладели этими пушками и пошли дальше. Еще встретили три насыпи с пушками – и те взяли натиском, а прочие были покинуты раньше.

Не доходя до Коканских ворот, наши услышали за стеной шум людей и пальбу из пушек. Оказалось, что это колонна Краевского, его солдаты с криком «ура!» карабкались на стену. Товарищи им помогли, стали их поднимать при помощи ружей, лямок или что там попало под руку. Пока головная часть (шедшие впереди) собиралась на стене, за стеной разгорелся бой. Краевский узнавал, что у него на правом фланге появилась неприятельская конница, удиравшая из города. Он схватил бывшие в его отряде 4 конных пушки, горсть казаков и поскакал с ними наперерез. Несколько выстрелов картечью заставили коканцев рассыпаться, после чего казаки, всего-то 39 человек – пустились им вдогонку. Из города показались новые толпы всадников. Их встретили также картечью. Масса ошалевших всадников, примерно тысяч в пять, скакала без оглядки, кидая по дороге свое оружие, седла, знамена. Она неслась на переправу через речку Чирчик, где произошла страшная давка: люди топили друг друга, лошади топили людей. После того Краевский со своим отрядом беспрепятственно вошел в город. Пока это происходило за стенами, Абрамов, присоединив к себе поднятых на стену солдат, продолжал двигаться дальше и таким образом обошел более половины города. Сделавши около 15 верст, он повернул к базару, в середину города.

Генерал-лейтенант А.К. Абрамов

Улицы тут глухие, узенькие и такие путаные, что наши с трудом продвигались. Каждый шаг вперед давался с боя: то встречались заграждения из арб или срубленных деревьев, за которыми сидели стрелки – надо было кидаться в штыки, а потом разбирать баррикады, то одиночные защитники подстерегали солдат в своих саклях, у калиток, на каждом изгибе кривой улицы. Отрядец двигался ощупью и разделившись на части. Вместе с прочими двигался и отец Андрей Малов, имея на груди дароносицу, в руках крест. По одежде и вдохновенному виду неприятель принимал его за старшего начальника, уже не одна пуля, предназначенная в его седую голову, прожужжала мимо. Среди резни, бранных кликов и свиста пуль то там, то тут раздавался слабый голос: «Батюшка, прими последний вздох!..». Отец Андрей слезал с коня, наклонялся к раненому, читал молитву и, подкрепив страдальца теплыми словами веры и любви, снова садился на коня. Через несколько шагов опять зовут: «Батюшка, напутствуй, не доживу!..». И снова видели отца Андрея, склонившегося к земле. В одном месте, где узкий переулок выходил на площадь, нахлынула толпа с криком, с угрожающими жестами. Сподвижники отца Андрея было попятились, стали отходить назад: «Стой, братцы!» – крикнул он, подняв распятие: «Неужели этот крест отдаете на поругание?». Солдаты бросились вперед, толпа рассеялась.