Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

Оборона самарканда и усмирение Шахрисябзя

Во главе заговора, обширного и опасного для русских, стали шахрисябские беки Джура-бий и Баба-бий, оба решительные и храбрые. По их плану бухарские войска отнюдь не должны были принимать боя, а отступая внутрь страны, завлекать русских все дальше и дальше, пока шахрисябзцы при помощи городских жителей не овладеют Самаркандом. В заговоре участвовал и хан Коканский, которого обязали выставить значительные силы на правый берег Сыр-Дарьи, чтобы в случае успеха идти прямо к Ташкенту, где вырезать все русское население. Таким образом беки задались мыслью не только очищения долины Зарявшана, но полного изгнания русских из пределов Туркестанского края. Нашими друзьями остались лишь евреи, все же мусульманское население долины превратилось в явных или тайных врагов, возмечтавших о скором освобождении священного города. Они вели свое дело осторожно, с тонким расчетом, по-видимому, все обещало им полный успех. К счастью, хорошо задуманные замыслы потерпели крушение, ничтожный по численности гарнизон Самарканда показал героическую стойкость, бухарцы приняли битву на Зерабулакских высотах. Наконец, предусмотрительный главнокомандующий повернул после победы назад на выручку Самарканда. Самаркандская цитадель, в которой был сосредоточен наш гарнизон, имела фигуру неправильного многоугольника, около версты длиной и триста сажень поперек. Вся ее площадь была сплошь занята казармами, саклями, несколькими мечетями, кладбищем и дворцом эмира, с его знаменитой тронной залой Тамерлана. В случае опасности защитой самаркандской цитадели могла служить только солдатская грудь, потому что ветхая, простоявшая целые века без ремонта и сложенная из глины стена, от 3 до 6 сажень высотой, давно осыпалась, местами обвалилась. Вместо рва цитадель была окружена глубоким оврагом, но не всегда вплотную; одной своей стеной она примыкала к садам, а двумя другими – к городу; ворота, как Бухарские, так и Самаркандские открывались в улицы, почему и нельзя было из цитадели обстреливать прилежащую местность. Где только было возможно, под самой стеной лепились городские сакли, которые без труда могли быть обращены в галереи, удобные для пробивания стен, а крыши этих саклей позволяли легко взбираться наверх. В добавок ко всему, цитадель стояла на бугре, что давало возможность совершенно безнаказанно обстреливать ее внутренность с городских мечетей, медресе и вообще высоких зданий, откуда она открывалась вся, как на ладони. Наши успели только насыпать 2 барбета возле кладбища, что у Самаркандских ворот, да обрыть часть осыпавшегося оврага, чем и кончились приспособления для обороны.

Нашему самаркандскому гарнизону, всего-то в 558 человек, кроме казаков, саперов и артиллеристов, надо было защищать окружность стены в 2½ версты; в лазарете лежало 450 больных и слабых, требовавших ухода. Хорошо еще, что хранился большой запас патронов, муки, крупы, но мало было соли и мяса.

Тотчас же по выступлении Кауфмана на Каты-Курган в окрестностях Самарканда стали скапливаться большие вооруженные шайки. Между тем, аксакалы, как ни в чем не бывало, продолжали являться в цитадель, заверяя в своей покорности и преданности. Два раза им удалось вызвать из цитадели майора Штемпеля, оставленного за коменданта с ротой солдат, чтобы отбить враждебные шайки и во второй раз, когда Штемпель возвращался в цитадель, он должен был войти в Бухарские ворота силой, после этого случая их заперли наглухо. Аксакалы надеялись, что в отсутствии войск можно будет занять цитадель без выстрела. А мы им верили до последней минуты, несмотря на то, что евреи давно уже предупреждали об измене самаркандцев. Однако, как только опасность стала очевидной, гарнизон воспрянул духом: раненные, больные, чиновники и русские купцы пожелали принять участие в защите. В то время в Самарканде находились по своим торговым делам Хлудов, Трубчанинов, Иванов, гостил художник Верещагин – всего набралось добровольных защитников с первого же дня осады 140 человек. Душой обороны стал подполковник Назаров, командир 9-го линейного батальона, бывший тогда в лазарете на излечении, он охотно подчинился младшему в чине коменданту.

На западной стене, к стороне садов, расставили нестроевых – музыкантов, писарей, фурштатов, в углу между обоими воротами – сапер; прочие стены заняли часовыми, а у ворот выставили караулы, две бухарские пушки вкатили на барбеты возле мечети, четыре орудия оставили в резерве. Вот все, чем располагала защита.

В эту самую минуту, когда на Зарабулакских высотах началась канонада, предводители шахрисябзцев Джура-бий Баба-бий повели свои несметные орды на освобождение трона Тамерлана. Кроме шахрисябзцев, тут были кочевники разных наименований, жители Самарканда, Мианкальской долины, примерно от 40 до 50 тысяч человек, если не больше, тут же находился старший сын эмира Каты-тюря. Полчища врагов приближались с барабанным боем, при звуках сурн, с криками: «ур! ур!». Они наводнили городские улицы, окрестные сады и, открыв меткую пальбу на гребне стен, атаковали цитадель в семи местах одновременно. Оба пролома в стене, ворота, калитка против родника сразу были осыпаны градом пуль, по ханскому дворцу и лазарету открылась пальба с высоких городских мечетей. Сколько надо было мужества, чтобы взглянуть в лицо страшной опасности и не потерять сразу веры в успех защиты! Тут в эти минуты сказалась вся мощь русского солдата, сила которого возрастает по мере опасности. Атакованные пункты тотчас были усилены из резерва, к воротам послали пушки, к стенам артиллеристов с ручными гранатами. С первой же минуты оборона становилась непосильной, наши стрелки были открыты, а неприятель скрывался или за стеной, или в соседних саклях, он нападал на ворота и проломы тысячами, а наши встречали его десятками. У коменданта осталось в резерве всего 30 солдат, один и тот же 3-й взвод помогал всюду: то бежит к кладбищу, где особенно напирали мусульмане в ввиду своей мечети, то торопится с подпоручиком Сидоровым во главе к Самаркандским воротам, а отсюда, подавши помощь, спешить к Бухарским воротам. Эти ворота начинали гореть, к вечеру загорелись и другие. Охранение ворот являлось делом первой важности. К Самаркандским воротам поспел вовремя майор Шеметилло с последним резервом; инженерный офицер Богаевский построил тут баррикаду, сзади которой поставил пушки; в числе защитников появился купец Трубчанинов в русской красной рубахе. Теперь неприятеля уже встречали картечью, появились в воротах убитые, раздались стоны раненых. К Бухарским воротам явился Назаров с саперами и слабосильной командой своего 9-го батальона, многие из них были так слабы, что не могли держать ружей или кричать «ура». Одно присутствие Назарова вдохновляло этих полумертвых людей.

– Ваше высокоблагородие! – кричали солдаты, – врывается, врывается!

– Не бойтесь, братцы, я с вами!

Солдаты, действительно, успокоились. Вот послышались крики: «ур! ур!», и на валу показалась толпа дюжих узбеков. Наши дали залп, толпа отхлынула. Прибежали к Назарову с другого пункта, зовут его туда. Между воротами было место, где стена выступала углом. Тут бухарцы начали подкапывать стену и, если сапер вылезал, чтобы выстрелить в работника сверху, то в него направляли десятки ружей: каждый наш выстрел обходился очень дорого. После полудня бухарцы так углубились, что уже перестали бояться наших выстрелов. Оттуда смельчаки влезали на стену при помощи кошек (особые крючья) и, махая значками, звали толпу на приступ. Когда свели сапер с этого места, Назарову пришлось бегать от Бухарских ворот сюда и обратно, смотря по тому, где угрожала наибольшая опасность. В минуты затишья этот неутомимый борец шутил, хохотал, развлекая солдат и поддерживая в них необходимую бодрость. Вечером показался за воротами дымок, скоро они рухнули и толпы повалили неудержимой волной. Тут начался ужасный рукопашный бой. Среди свалки, под градом пуль саперы принялись строить завал, одни побежали за мешками, другие стали копать землю. Глина до того окаменела от бездождия, что не поддавалась кирке. Тогда бросились в сакли, где она была помягче. Наконец мешки наполнены, надо их тащить к воротам, на встречу неприятелю… Воронец и Черкасов указали места и оставались здесь по очереди, пока завал не был готов. Согнувшись в дугу, 2–3 сапера подкатывали мешок, укладывали в ряд и спешили за следующим. В несколько минут первый ряд был уложен, остальные мешки втаскивали наверх, пока не образовалась из мешков стена, которая могла прикрыть человека, на середине завала оставили отверстие для пушки. К полуночи завал был готов. По мере того, как он возвышался, солдаты размещались в стороне от орудия. Вот вдали послышался шум: все ближе и ближе, тысячи хриплых голосов ревели: «Алла! Алла!» Передовые идут молча, с батиками и ружьями. Вдруг, опустив головы, они бросаются в ворота. «Первое!» – прозвучала команда, – раздался выстрел, и потом все смокло…

Минуты через две вдали послышалась перебранка, враги упрекают друг друга в трусости. И так ломились они не один, а много раз, но не могли вынести картечи.

Ночью от Бухарских ворот сделали вылазку. Назаров пошел, как был, в лазаретных туфлях. Команда подвигалась тихо, с оглядкой, говорили шепотом. Удалось поджечь мечеть, главную твердыню неприятеля да несколько саклей.

Второй день осады был не легче первого. С раннего утра бухарцы, скопившись в ближайших улицах, бросились с мешками пороха и горящими головешками к Самаркандским воротам, которые вскоре запылали. Здесь также их заложили мешками с землей, а в отверстие поставили орудие. В 10 часов утра неприятель ворвался с двух противоположных сторон – от садов и вблизи Самаркандских ворот. Туда повезли одно орудие, побежали артиллеристы с ручными гранатами, взвод солдат под командой поручика Хрущова и общими силами, вместе с нестроевой командой, отстояли стену. Ворвавшихся же у Самаркандских ворот встретил храбрый Шеметилло. Искусно укрыв свою роту, он зорко наблюдал за проломом.

Вот появились узбеки, сначала в одиночку, потом показались десятками, уже наши стрелки сбиты с пролома, вот-вот нахлынут толпой. Солдаты рвутся на выручку. «Стой, ни с места, пусть войдут», – говорит Шеметилло и, выждав еще немного, вдруг прыгнул как тигр с криком: «Прочь отсюда Азия!» – и солдаты его роты в один миг смели в ров всех до единого. Через час послышалась жестокая перестрелка у Бухарских ворот: это шахрисябзцы появились на стенах, лезли в ворота. Прошло четверть часа в глухой свалке, обе стороны, напрягая все силы, боролись на смерть у завала. Храбрый Служенко сам наводил пушку и, пораженный тремя пулями, пал на своей же орудие. «Ура, братцы!» – кричал он, умирая. Шахрисябзцы уже держали пушку за колеса, часть мешков была разбросана. «Орудие берут!» – закричали солдаты, и этот отчаянный крик произвел потрясающее впечатление. Выскочил художник Верещагин, бледный как смерть, глаза горят. «Кто со мной ребята?» – кричал он. «Сюда!» «Вперед, молодцы! Ура! Ура», – прогремел голос Назарова. На босу ногу, в шелковой рубахе, с шашкой через плечо, бросается он вперед и очищает путь к орудию. Не выдержали шахрисябзцы: подобрав халаты, они бежали, толкая и опрокидываясь друг на друга. Большинство их было с батиками, те же, которые имели ружья, еще несколько раз останавливались и отстреливались, другие скрывались в сады в сакли. Барабанный бой, ружейная и пушечная пальба, призыв сигнальных труб и крики не прерывались ни на минуту. Солдаты выбились из сил, офицеры потеряли голос. В эти тяжкие минуты упадка сил и энергии являлись на помощь наши купцы, высылая на позиции чай, водку, вино, сигары. Солдаты, подкрепившись, становились бодрее, готовясь к новым подвигам.