Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

Пролом в цитадели Самарканд

После полудня Джура-бий получил известие, что бухарцы приняли бой и потерпели поражение на Зерабу-лакских высотах. Это обстоятельство изменяло все расчеты наших врагов, освобождение долины Зарявшана уже представляло маловероятным. Шахрисябзцы тотчас отошли по дороге к Ургуту, кочевники также скрылись. Защитники было обрадовались думали, что на этом все кончится, многие выходили на улицы, заглядывали по дворам, даже заходили в сакли – везде гробовая тишина, людей ни души. Этим коротким отдыхом воспользовались, что раздать горячую пищу и водку, купцы поспешили с вином, с сигарами.

Не успели, однако, наши придти в себя, порядком отдохнуть, как появились густые толпы врагов и вновь пришлось отбивать их яростное нападение…

Уже несколько гонцов было отправлено к командующему войсками с подробным донесением о положении дела. Комендант писал, что приступы не прекращаются, что у нас много раненных, убитых. Что недостает мяса, соли, фуража; вода стала портиться. Ответа не было. Никакие обещания и награды не помогли, гонцы или попадали в руки неприятеля, или сами добровольно передавали врагу. На второй день осады происходило у коменданта совещание, порешили, если не явится помощь, собраться в ограде дворца и оборонять его до истощения сил, а когда неприятель и туда прорвется, взорвать на воздух весь запас пороха и снарядов. Сейчас же приступили к необходимым приспособлениям для обороны: перетаскали туда порох, снаряды, начали пробивать в стенах бойницы, делать присыпки для орудий – работали всю ночь, работали и после того, хотя неприятель, заметив скопление людей, открыл по ним пальбу.

Наступил третий день осады. За два дня у нас выбыло 150 человек, – потеря огромная для такого гарнизона! Оставшиеся в живых истомились до крайности, к счастью, бухарцы, хотя и пытались прорваться в разных местах, но уже действовали не одновременно всеми силами и не так запальчиво, как в первые два дня. Однако усиленная перестрелка продолжалась до вечера. Осажденные изнемогали от усталости: оберегая стены, по ночам не спали, днем сражались, а между тем питались впроголодь, потому что говядина вышла, вода в прудах застоялась, помутнела. В лазарете больные оставались без всякой помощи, некому их кормить, ни подать лекарства или перевязать рану. Зачастую голодные больные, пробираясь на ротные кухни, чтобы там чем-нибудь поживиться, падали на улицах от потери сил.

На 5-й день осады к западной стене подошли скрытно два сарта и подали знак, что имеют нечто сказать. Их провели к коменданту. Оказалось, что они присланы от одного преданного нам аксакала с предложением доставить в цитадель провизию – баранов, молока, хлеба. Одного из них задержали, а другого послали за аксакалом. Действительно, старик явился и, кроме провизии, обещал доставить командующему войсками записку.

На другой день рано утром въехал в ворота молодой джигит, с важной осанкой и торжествующим выражением лица: у него в сокровенном месте хранился клочок бумажки, возвещавший радостную весть. Джигит привез от Кауфмана записку на немецком языке, следующего содержания: «Держитесь, завтра я буду у вас!». Майор Шеметилло обошел с этой запиской кругом все стены, читал ее на каждом посту по несколько раз и благодарил защитников в самых теплых выражениях. Трудно передать, что за тем последовало: истощенные борьбой и голодом страдальцы воспрянули духом, солдаты целовались, как в праздник Христов, многие только крестились или шепотом читали молитвы…

Наступила ночь. В цитадели никто не спал, тревожно прислушивались к каждому шороху. Вдруг среди ночной тишины на темно-синем небе взвилась ракета, вестница освобождения. На этот раз она как-то особенно медленно поднялась, так что все могли ее заметить, взвилась, лопнула и рассыпалась множеством искр. Ее появление не вызывало шумных восторгов, солдаты лишь перекрестились да сотворили про себя молитву.

Как раньше сказано, войска генерала Кауфмана уже в Каты-Кургане получили тревожное известие о Самарканде. На ночлеге в Карасу явился к генералу бек соседнего городка и сообщил ужасные подробности осады. За 18 верст до Самарканда наши уже различали канонаду, и тут только впервые было получено донесение майора Штемпеля, седьмое по счету из посланных им. Вечером 7-го июня войска генерала Кауфмана стали лагерем у городских садов, толпы вооруженных еще бродили вокруг города. Тремя колоннами отряд вступил на другой день в Самарканд с разных сторон, защитники цитадели сделали в это время вылазку. Пальба не прекращалась, пока отдельные отряды не выжгли половины города и обошли его кругом по главным улицам. К 12-ти часам для все было кончено: пальба утихла, над грудами развалин дымились густые черные облака, это горел базар. Въехав в городские ворота, генерал должен был остановится, пока саперы разбирали грозный завал, сложенный из мешков. Через амбразуру зловеще выглядывала пушка, между зубцами на башнях стояли стрелки с заряженными ружьями. Такова была первая встреча защитников с генералом. Впереди ворот стояли разрушенные сакли, валялись обгорелые трупы, окруженные голодными собаками. Тяжелый смрад от трупов, едкий запах гари – все вместе напоминало о тяжелых пережитых днях. Лошади фыркали, становились на дабы. Наконец угол завала был очищен, генерал подъехал к саперам и слабосильным 9-го батальона, тут же стояли Назаров, Шеметилло. Генерал долго с ним говорил, но тихая их беседа не слышна была: здесь, впереди и сзади, гремело восторженное «ура!», как оставшихся в живых, измученных и голодных защитников, так и тех, которые явились избавителями, то было братское задушевное свидание сроднившихся в боях и походах туркестанцев…

Вся долина Зарявшана с трепетом ждала наступления грозы.

Шахрисябзцы сидели в своем гнезде смирно, самаркандцы явились с повинной, эмир, по слухам, скрылся в пески Кызыл-Кума. Через неделю привезли от него письмо, которое оканчивалось такими словами: «Теперь мне остается только одно, собрать все войско и пушки, отдать все это Белому Царю и просить, чтобы он позволил мне отправиться в Мекку на поклонение. Я чувствую, что смерть моя близка». Так как Белый Царь не желал новых завоеваний, то мир был скоро заключен. Самарканд и Каты-Курган остались за нами, эмир обязался заплатить все военные издержки, что составляло полмиллиона рублей, освободить всех невольников, дозволить русским подданным у себя торговать, заводить конторы, держать приказчиков и строить караван-сараи.

Заключенный с бухарцами мир поддерживается до сих пор.

В конце июня того же 1868 г. вновь занятый край получил название Зарявшанского округа, начальником которого был назначен Александр Константинович Абрамов. Этот доблестный генерал, ходивший всегда во главе туркестантских войск, не только управлял вверенным его попечению населением как мудрый и попечительный хозяин, но умиротворил всю долину Зарявшана, укрепив таким образом и власть эмира. В двукратном походе он подавил восстание старшего сына эмира Катты-тюря, против своего отца, потом овладел в пользу эмира непокорным Шахрисябзом, перед 80-верствой стеной которого бухарцы всегда оказывались побежденными. Шахрисябзские беки Джура-бий и Баба-бий по-прежнему сохраняли враждебное положение. Их участие в осаде Самарканда осталось безнаказанным, почему они продолжали пользоваться каждым случаем навредить нам: высылали разбойничьи шайки для грабежа ближайших кишлаков, нападали на джигитов и чиновников, собравших зякет, причем было убито два казака и двое ранено. Лучшим временем для нападения на разбойничье гнездо считался август, когда жители заняты уборкой хлеба и по мелководью нельзя затопить окружающую местность. Главное же условие успеха, чтобы нагрянуть внезапно, как снег на голову. Это последнее вполне удалось Абрамову, выступившему в начале августа совершенно скрытно, двумя отдельными колоннами.

По ту сторону гор (Гисарских), приблизительно верст 100 от Самарканда, бежит речка Кашка, направляясь к Аму. Среди ее притоков, в долинах, основалось много мелких владений, испытавших в свое время и хорошее, и худое. Недаром Александр Македонский провел тут 3 года. Шахрисябз, расположенный в конце горного прохода Самарканд-тау, состоит из двух укрепленных городов: Китаба – выше и Шехра – ниже, окруженных некогда одной общей стеной, но теперь сильно поврежденной. Эти города отделены один от другого обширными садами, отчего они как близнецы и получили свое название Шахрисябзя, что значит «Город, утопающий в зелени». Шехр с его 90 мечетями, купола и минареты которых гордо возвышаются над кучами домов, больше, чем Китаб; в обоих городах насчитывалось в ту пору 35 тысяч жителей. 600 лет тому назад на месте нынешнего Шахрисябзя находилась деревня Кеш, где родился Тамерлан (1335 г.). Грозный властитель Средней Азии хотел было основать в родном селе свою столицу и построил там множество больших зданий. Однако впоследствии нашел более удобным Самарканд, как выгоднее расположенный среди его обширного царства. От Тамерланова дворца «Ак-серая», считавшегося одним из чудес света, осталась только башня и два огромных столба, поддерживавших высокий стрельчатый свод входного портика. Стены еще доселе блестят обшивкой из белого и голубого фарфора, украшенного арабесками, испещренными надписями. Сохранилось сказание, что с этой самой башни бросились разом 40 придворных, чтобы подхватить бумагу, которую ветер вырвал из рук их повелителя.

Население Шахрисябзя, главным образом из узбеков, прославилось своей храбростью, стойкостью, а женский пол – красотой. Река Кашка, орошающая их сады, служила жителям лучшей защитой: подвижные плотины позволяли в любое время наводнить на далекое пространство всю местность, окружающую города и крепость. Бухарцам, несмотря на многократные попытки, ни разу не удалось побывать в городских стенах. Между прочим, долина Кашки в изобилии производит разного рода хлеб, табак, хлопок, пеньку, фрукты, овощи; пласты каменной соли идут отсюда в Самарканд, где другой соли не знают.

12 августа отряд Абрамова приблизился к крепости. За 350 сажень с высоты кургана Алимбек Абрамов внимательно рассмотрел крепость и указал места для пробивания брешей. Неприятель сейчас же открыл огонь, чем сразу обнаружил свою защиту и дал возможность сосчитать его орудия. В то же время выскочила из садов толпа конницы, но ракетные станки быстро ее разогнали. Наступила теплая ночь. Штурмовые колонны, соблюдая тишину, приблизились к крепости, правая под начальством Михайловского из 3 рот, 5 орудий, 3 ракетных станков, приступила к постройке брешь-батареи за 220 сажень от крепости. Левая колонна Соковнина такого же состава – за 80 сажень. Лестницы, туры, фашины – все принесли с собой. К кургану Алимбек был назначен небольшой резерв, под начальством есаула Принца; за 2½ версты, в садах Урус-Кишлака, было оставлено для охраны обоза и парка (повозки со снарядами) 2 роты и 20 казаков под начальством поручика Гомзина.

На рассвете обе батареи открыли огонь, неприятельская стена также загорелась живым огнем, 80 орудий сколь-то фальконетов били прямо на батарею Соковнина. Этот ветеран кавказских войн, уже носивший в груди смертельную рану, получил еще 2 тяжелые раны, от которых вскоре скончался. На этой же батарее был ранен и сам Абрамов пулей в живот[13].