Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

С Абрамовым против Ургута входило всего 6 рот и 2 сотни казаков. Но нужно было занять еще Каты-Курган, которым мы могли прикрыть со стороны Бухары передавшихся нам жителей Мианкальской долины. Туда выступил более сильный отряд, под начальством генерала Головачева: 13½ рот, 3 сотни казаков и 12 орудий. Аксакалы всех попутных селений выходили на дорогу с хлебом-солью, явились аксакалы и каты-курганские. Они объявили, что Омар-бек, главный разбойник, высылавший свои шайки для грабежа наших владений, ушел в Кермине. Действительно, в Каты-Кургане было настолько тихо, спокойно, что Головачев разместился с частью отряда в прекрасном саду эмира, куда и сходились к нему все старшины на поклон.

Однако на поверку вышло, что сдача Каты-Кургана была делом тонкого расчета, в надежде ввести нас в заблуждение, разъединить наши силы и истребить их порознь. Добродушным русским людям приходилось изведать на опыте коварство азиатской политики и горько поплатиться за свою доверчивость.

Совершенно того не замечая, мы очутились среди многочисленного и лукавого населения, где все лгали, все нас обманывали, сам эмир, его беки, муллы лгали и аксакалы, которые смиренно кланяясь, приносили поздравления, выражали добрые пожелания. Наш отряд в долине Зарявшана был слишком мал, чтобы идти на столицу и покончить войны разом; мы старались удержать лишь то, что уже занято, а это, по понятиям туземцев, служило признаком слабости. Образ грозного Тамерлана, сносившего города и истреблявшего народы, был жив в памяти: вот он действительно составлял силу, перед которой следовало преклоняться, а «урус» ничего не жжет, миролюбив, да к тому же малосилен… На нашу беду солдаты стали хворать, все лазареты были переполнены больными, особенно в отряде Головачева, каждый день заболевало по 40–50 человек. А тут со всех сторон стали доходить тревожные вести: за Каты-Курганом скапливаются войска эмира, ближе к Самарканду – шахрисябзцы. У наших врагов назревал злой умысел, тайну которого мы проведали несколько позже. Экспедиция Абрамова ускорила развязку.

В конце мая Абрамов выступил против шахрисябзцев, горного племени, отличавшегося своей воинственностью и храбростью. Верстах в 25 за Самаркандом казаки, ехавшие далеко впереди авангарда, неожиданного подверглись нападению конницы, выскочившей из ущелья, с флангов открыла пальбу пехота, засевшая за камни. Пистолькорс спешил казаков и успешно отбивался, пока не подбежала наша рота. Неприятель скрылся в горы, а Абрамов повернул назад. Между прочим, Баба-бий, начальствующий в этом нападении, выслал в ту же ночь толпу конницы в Самарканд с известием, что Абрамов разбит. Часть городских жителей тотчас вооружилась, мост был разрушен, сады заняты стрелками, а дорога – баррикадами. Абрамов вступал в город уже боем, причем имел 8 раненых, около 200 неприятельских трупов осталось в садах. В это время все лавки в городе были заперты, появились шайка грабителей, а жители скрылись. Собрали аксакалов и мулл. Когда генерал с гневом упрекал их в измене, в неблагодарности, аксакалы прикинулись, что ничего не знают и свалили всю вину на конные шайки Баба-бия. В тот же день было получено донесение от Головачева, что накануне около 20 тысяч конных бухарцев окружили наш лагерь перед Каты-Курганом и что наши едва отбились от них пушками, причем расстреляли все заряды. Требовалась помощь из Самарканда, тем более необходимая, что надо было ожидать новых нападений, бухарская пехота опоздала только по случаю жары.

Оставив в самаркандской цитадели четыре роты 6-го линейного батальона, 95 саперов, 25 казаков и 8 орудий, считая в том числе 4 бухарских пушки, главнокомандующий со всеми остальными войсками поспешил в Каты-Курган. Войска прошли 65 верст за одни сутки. На этот раз все кишлаки были пусты, ни один не выехал навстречу; жители Каты-Кургана перешли к неприятелю, продажа провианта и фруктов прекратилась. В отряде Головачева уже знали, что главные силы бухарцев скопились по пути в Бухару, на Зерабулакских высотах. Сутки отдыхали, пекли сухари, запасались патронами. В ночь на 2 июня Кауфман объезжал ряды солдат.

– Поздравляю вас, молодцы, еще с одной победой, которая вас завтра ожидает. Она будет непременно за вами, если вы не забыли еще, как следует бить азиатов.

Это краткое приветствие, выражавшее надежду и доверие, понравилось солдатам: оно подбодрило их. Среди глубокой тишины раздался мерный топот шагов, то пошел Пистолькорс с авангардом, за ним двинулся Абрамов с главными силами, сзади заскрипели двухколесные арбы обоза. Всего в отряде находилось 1700 человек пехоты, 300 казаков, 14 орудий, 6 ракетных станков. По мере того, как отряд продвигался вперед, обозначались конные партии все больше и чаще, наконец, вся степь ими покрылась, воздух дрожал от оглушительных криков. В 3½ часа бухарские джигиты с криком: «Олынг! Олынг!» стали кидаться на обоз, рота рассыпанных стрелков едва могла их удерживать на расстоянии выстрела. На 12-й версте до восхода солнца открылась вся неприятельская армия, расположенная на Зерабулакских высотах, длиной до пяти верст. На гребне стояли 14 пушек, пониже вдоль середины покатости, длинной красной лентой растянулось до восьми тысяч сарбазов, наконец в разных местах, особенно на правом фланге, толпы конницы с бунчуками и значками. Такова была позиция неприятеля, сходная с позицией самаркандскою, только здесь, вправо от нас, протекал Нурпай. И начальствовали те же полководцы: Осман и Ходжи. Накануне боя войскам эмира прочли его послание: «Мы потомки Тамерлана, покажем как забирать наши земли! Покажите, как мусульмане бьются за веру и отечество. На поле битвы будет воздвигнут памятник в честь павших героев. Мусульмане! Дарю вам в награду 125 тысяч тиле, которые от меня требует туркестанский генерал-губернатор. Я надеюсь, что вы, мои войска, сотрете грязное пятно, которое носят на своих халатах самарканды».

Предстоящая битва должна была разрешить почти трехвековой спор, завещанный еще Петром Великим. От того или иного ее исхода зависела будущность Средней Азии – коснет ли ей по-прежнему в полурабстве и невежестве или познать блага лучшей жизни под охраной русской власти и русских законов.

Погода стояла прекрасная, прохладный ветерок освежал усталые члены, жаворонки, взвиваясь, запевали свои обычные песни, нежный аромат цветов и трав ласкал обоняние. Войска тихо перестроились, сигнальный рожок отчетливо проиграл «наступление», барабаны ударили бой к атаке и в то же время по всей неприятельской линии загремела канонада. Было 4 часа утра. Пистолькорс, построивши свой авангард в две колонны, с орудиями впромежутке и, прикрывшись стрелками, двинулся вправо, против левого фланга. Солдаты шли молча, не обращая внимания на шальные пули сарабазов. Вот они все ближе и ближе; уже ясно видны их черные бороды и бледные лица. Вынеслись казаки, выскакали в карьер все четыре орудия. «Стой! С передков!» – скомандовал офицер. – «Подать картофель!» – кричит шутник-фейерверкер. Картечь брызнула в лицо сарбазам, казаки тоже дали залп. В ответ заиграли трубы: бухарцы сами хотят вперед, померяться в открытую. Так их учил Ходжа. Но подоспела наша пехота: один залп, другой, третий… А картечь, помимо того, звенит не умолкая, 34 картечных выстрела в каких-нибудь четверть часа! В эту минуту взошло солнце, освещая золотистыми лучами картину разгоревшегося боя.

Сарбазы, с приподнятыми ружьями вдруг остановились, они точно одеревенели. Снова заиграли у них трубы, тщетно призывая к наступлению, раздались удары палок – сарбазы ни с места. Так прошло несколько секунд всеобщей паники и сразу весь левый фланг повернул спины. Ждавшие этого момента афганцы и казаки ринулись в погоню, но когда картечь перестала действовать, сарбазы ко всеобщему удивлению, снова построились и начали отступать по всем правилам забытой было ими тактики, они отстреливались и отражали удары казацких шашек своим разнокалиберным оружием. Вся лощина, по которой они отступали, покрылась кучами трупов. В это время конницу вернули назад, вниз, с приказанием занять каменный мост через Нурпай. Тут из высокого хлеба выскочила толпа узбеков, вооруженных дубьем. Это было так неожиданно, что казаки осадили лошадей, зато афганцы, издав пронзительный гик, бросились с быстротой молнии и перерубили всех до одного: мост, единственный через Нурпай, был занят.

По первым выстрелам казачьих орудий Абрамов двинул головные силы против неприятельского центра и правого фланга. 4-й батальон с офицерам впереди шел быстро, но не застал уже на высотах бухарцев. Осман и Ходжи, завидев поражение своего левого фланга, сняли с позиции артиллерию и стали отступать. Но 5-й батальон с майором Гриппенбергом бросился в штыки левее, и тут же был окружен бухарцами. Сарбазы правого фланга атаковали его сами, конница ударила в тыл. Поражение этой горсти, состоявшей всего из 280 человек, казалось неизбежным, ее могли задавить, растоптать; наша артиллерия была бессильна ей помочь. Но вот батальон напрягает последние силы, какие может только придать отчаяние, бросается отважно в штыки – и разгоняет сарбазов. Подбежавшая рота афганцев, уже вместе с мужественным батальоном, стремительно переходит в наступление, они входят в такой азарт, что главнокомандующий должен был послать им приказание остановиться.

Сарбазы стали скрываться в горы, отдельные толпы конницы уходили по разным дорогам. К 10 часам неприятеля уже нигде не было, часть его направилась в Кермин, остальные разбежались по домам. Это была полная победа, разгром всей неприятельской армии, исчезнувший на расстоянии ста верст кругом. Так донесли на другой день наши разъезды, разосланные по всем направлениям. Путь к столице был совершенно открыт, эмир с трепетом ждал своей участи: у него осталось всего 200 человек конвоя. Наполе победы, среди ее многочисленных трофеев, войскам прочли приказ главнокомандующего: «Благодарю храбрые войска за славное дело 2-го июня на Зера-булакских высотах. Нерпиятель будет помнить этот день и свою громадную потерю. Спасибо вам, молодецкие войска!»

Отсюда Кауфман мог идти прямо на столицу, пленить эмира, покончить войну одним ударом, но. обладая прозорливостью полководца, он этого не сделал, не пошел вперед, где все сулило ему легкий успех, а повернул назад – с тем, чтобы обеспечить тыл своих войск и укрепить русскую власть среди новых подданных. Этим движением он спас не только то, что приобрел сам в долине Зарявшана, а все завоевания своих предшественников, начиная с 1863 г.

Войска возвратились в Каты-Курган, где радость победы была омрачена тревожными известиями из Самарканда. Опять пришлось торопиться, спешить на выручку. Опять встречались те же зловещие признаки: кишлаки были пусты, в садах бродили вооруженные шайки, которые, увидев русских, поспешно скрывались. Наконец по пути было получено известие от майора Штемпеля, оставленного за коменданта, что цитадель Самарканда доживает последние часы. Заныла грудь от жгучей боли, охватившей отзывчивое сердце русского солдата; он понял, какая страшная опасность грозит его покинутым товарищам! Войска ускорили шаг…