Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

Вот засновали по улицам носильщики с товарами. Это значит открывается базар. Товары ежедневно по вечерам убираются, а поутру снова выносятся. Медленно и важно проходят вереницы навьюченных верблюдов. Смотря по лаучам можно узнать, откуда и какой товар прибыл: из Индии и Афганистана приходит чай, красильные вещества, москательный товар, глиняная посуда, книги, дорогая ткань «кабули»; из Персии – книги, оружие; из Мерва также оружие; из Герата – нежные фрукты, шерсть… Прежде чем товар успеют распаковать, уже начинается торг: афганцы, персияне, таджики – купят ли не купят, но накричатся вдосталь, чуть не до драки. Пока базар в полном разгаре, ученики высших школ сидят в медресе, а мальчишки за букварями. Эти маленькие школы помешаются по середине базара, окруженные десятком кузниц, где с утра до ночи медники колотят здоровенными молотками. Учитель и детишки, надрываясь от крика, сидят красные как раки, только по их раскрытым ртам да по набрякшим жилам можно догадаться, что они учатся.

Около полудня, как базар, так и улицы, немного стихают, это час омовения и молитвы, после этого город уже ненадолго оживает, бухарцы работают утром, только евреи и индусы работают до темноты. Евреи занимаются преимущественно окраской шелка. За 2 или 3 часа до захода солнца зажиточные бухарцы отправляются в монастыри («ханки») послушать проповедь, многие из них умиляются душеспасительной беседой, вздыхают, пыхтят, того требует приличие, но нисколько не становятся лучше: все лицемерят и это никому не ставится в вину.

Не успеют последние лучи солнца скрыться на западе песочной пустыни, как столица начинает отдыхать. Усядутся облака удушливой пыли, легче дышать, улицы, где близко водоемы или канава, поливают водой, отчего становится прохладнее. После вечернего намаза бухарцы садятся за пилав и, насытившись вдоволь, немедленно ложатся спать. Через 2 часа после захождения солнца на улицах остаются только «миршебы» (полицейские), в обязанности которых входит ловить воров, вообще хватало всякого, кто осмелится переступить через порог после того, как барабан пробил зарю. Таков приказ самого эмира.

Из удовольствий самое большое для бухарцев – поездки за город, на могилы святых или поездки в Чахар-баг-Абдула-хан, где под тенью высоких деревьев, на берегу канала собираются по пятницам с неизбежным в таких случаях чайным котелком ученики многочисленных медресе. Это место славится еще тем, что здесь можно видеть бой баранов, до которого бухарцы большие охотники. Когда баранов выпускают на площадку, бухарцы бьются об заклад, какой именно баран больше выдержит ударов. Бывают случаи, что баран убегает с арены – его провожают хохотом, если один из бойцов падает с раскроенным черепом – тоже довольны, никому не жаль бедное животное.

Мусульманская вера, некогда горячая в Бухаре, обратилась теперь в ханжество, лицемерие, под личиной набожности скрываются притворство и обман. Все предписания мулл исполняются в точности, бухарцы всегда носят на себе завернутый в чалму погребальный саван, но чалма все-таки повязывается так, как того требует мода, они аккуратно читают молитвы, преклоняют колени, ходят на богомолье, но в то же время вероломно продают друзей, искусились в доносах, страшно скупы и себялюбивы, кроме того, преданы многим порокам. Народ там обременен налогами, забит, приученный веками выносить тяжелое иго властей, он мало чем отличается от рабов. При теперешнем эмире Музафаре бухарцам жилось особенно худо, потому что он с молодых лет отличался жестокостью и жадностью.

Еще до первых встреч с русскими войсками Музафар задумал восстановить царство Тамерлана во всем его блеске. Не имея на то ни силы, ни талантов «владыки царей», он прибегал к насилию, коварству. Рассказывают, что Музафар видел однажды во сне восстановление царств Казанского, Астраханского, Крымского, и что все эти улусы принадлежат ему. Он уверовал в свой сон и начал кровожадные войны с соседями. Оставшись победителем, Музафар стал еще более надменен, он думал, что, если русский генерал обращается к нему приветливо, делает ему в чем-нибудь уступку, значит он его боится, трепещет его грозных полчищ. Надменный победитель афганцев и туркмен написал Черняеву письмо следующего содержания: «Я здоров. Требую, чтобы ты отступил, иначе объявляю священную войну». Генерал Черняев ему отвечал: «Я тоже здоров и с помощью Божией буду скоро в твоей столице».

Когда Черняев наступал к Джизаку, Музафар приказал коканскому хану двинуть 10-тысячное войско, чтобы отвлечь русских. Худояр-хан, страшась последствий, в поход не пошел, а отписал, что ему такого войска не собрать. Получив это донесение, Музафар велел закопать несчастного гонца по горло в песок. Между тем, полчища эмира вовсе не были так страшны, как он о них думал: число пехоты не превышало 12 батальонов, а в начале войны и того меньше. Здесь служили пленные персияне, беглецы из русских и туземцы. Новобранцу выдается ружье с патронными сумками, куртка, штаны из бараньей кожи, 4 рубля на сапоги и черная мерлушка на шапку. Это годовое содержание сарбаза-пехотинца. Он обязан служить до смерти, разве забежать куда-нибудь далеко. На его место всегда найдется охотник. О военном искусстве бухарские военачальники не имеют ни малейшего понятия. Учителями военного дела являлись разные проходимцы или же пленные русские солдаты, которых принуждали к тому силой. Кто из учителей больше отсчитывал бедному сарбазу палок, тот считался мастером своего дела. Одно время командовал всей бухарской пехотой персидский выходец мурза Шахруз. За первую же неудачу при встрече с русскими Шахруз поплатился головой. Его место занял беглый сибирский казак Осман, который уверил эмира, что обучение надо начать сызнова, по русскому уставу. Он взвалил все обучение на пленных и беглецов из магометан. Каждый из них учил на свой лад. Так, один наш артиллерист только и командовал: «Жай!» – больше он ничего не знал, прослуживший весь свой век при пушке. Такие-то учителя заменяли и ротных командиров, потому что свои оказывались еще хуже. В случае недостатка в учителях эмир приказывал вербовать купцов, бывавших по торговым делам в России, предполагая, что они должны быть знакомы и с нашими военными уставами. Пошла мода на все русское: командные слова произносили по-русски, старались достать русские мундиры, особенно дорожа медными пуговицами. В одном сражении бухарцы были свидетелями, как русские солдаты, перейдя глубокий арык, прежде чем броситься в атаку, ложились на спину и болтали ногами, что делалось по весьма простой причине, надо было вылить воду, попавшую за голенища. С того времени в бухарской пехоте был введен особый сигнал, по которому бежавшие по плацу солдаты сразу останавливались, бросались на землю и болтали ногами. Они были уверены, что «урус», именно благодаря этому приему и одержал победу.

Обучение грамоте

О военной доблести бухарцев не может быть и речи, у них нет никакой охоты к военному делу. Сарбазы, живя за городом, имеют там свои дома, хозяйства, в досужее время промышляют на заработках, иначе им не прокормиться. С раннего утра плетутся сарбазы на плац, сидя на ослах и держа под мышкой форменную одежду. Они надевают ее только тогда, когда нужно становиться во фронт. Собрались, построились в 2 шеренги. Первая шеренга с ружьями, старыми да ржавыми, вторая шеренга – с пистолетами, пиками или батиками (длинная палка с железным зубчатым шаром). Кроме того, обе шеренги вооружены саблями или шашками. Это прежнее вооружение, теперешние более однообразные. Начинается ученье – шум, гам. Наконец проходит урочное время, 2 часа. Если топчи-баши (главнокомандущий) вздумается оставить на лишние полчаса, чтобы пострелять холостыми патронами, сарбазы недовольны, они ворчат. Зато как торопливо они возвращаются домой, как усердно понукают своих ослов!

Особенно не любят сарбазы походов. В мирное время они ежегодно уходят в Шахрисябз, куда переселяется на все лето эмир. Вот назначен день, выступают батальоны нехотя, с проклятиями, больше всех достается, конечно, эмиру. Идут без всякого порядка, врассыпную. Кто устал, тот садится на осла, потому что без этого животного ни один сарбаз не выступает в поход. Доволен и ликует лишь один маркитан: он знает, что каждый сарбаз во время лагерей съест у него в день, по крайней мере, 3 лепешки, чашку гороха и запьет все это чаем, многие покупают арбузы, дыни, виноград, а уж все непременно – табаку для жвачки. Маркитан так и ставит свои шалаши-лавчонки сбоку от лагеря. Последний, скорее можно назвать цыганским табором, чем военным станом, потому что палатки расставляются не рядами, а как попало, больше кучками, между которыми свободно располагаются верблюды, ослы, арбы и т. п. Только и можно признать лагерь по разбросанным турецким барабанам да ружьям, подвешенным на колышках у каждой палатки. Вечером и утром трубач играет зорю, почти такую же, как и наша. Ежедневные занятия те же, что и на плацу в Бухаре. Лагерная жизнь под конец становится тяжелой. С наступлением холодов в горах сарбазам негде и нечем обогреться: от казны отпускается одна кошма на человека да десяток угольков. Как только объявят выступление, солдаты забывают все на свете, они покидают лагерь и возвращаются в столицу вереницей, кто пешком, кто на осле. Иные проходят верст по 60–70 в сутки!

Артиллеристы все из персиян, народ рослый, здоровый, одеты в длинные зеленые кафтаны, подпоясанные кожаной портупеей, на которой висит шашка. В начале войны бухарская артиллерия состояла из 80 полевых орудий, несколько позже число их удвоилось.

Служба в коннице считается более почетной. Сюда поступают преимущественно узбеки. Так называемые «галя-батыри» принимаются на службу с собственным конем и вооружением – шашкой и пикой, одеваются, как и дома, в халаты, кожаные штаны, узбекские сапоги с острыми каблуками, на голове чалма или баранья шапка. Глядя на такого чалмоносца, не верится, что он «царский галябатыр-вояка», как он себя величает. «Хасабардары», также обязаны иметь свою шашку или батик, получают от казны чугунный фальконет весом в 50 фунтов – на двух человек один. Из такой махины полагается стрелять на 300 саженей, разумеется с подставки. Тех и других всадников насчитывалось в ту пору до 30 сотен. Во время войны собирались ополчения, также преимущественно конные, один выезжал опоясанный саблей, другой шашкой, иные с пистолетом, смотря по вкусу и достаткам. Этих набирается до ста тысяч.

С таким-то новым неприятелем пришлось иметь дело нашим войскам, и мощный русский дух взял верх над его многочисленными и нестройными толпами. В стране рабства и шпионства, там, где каждый дрожал за свою голову, не могут иметь места сплоченность и доверие, в чем главная сила русского войска. Сам эмир не доверял своей особы этим войскам. Его гвардия «кулбатчи», что значит «дети невольников», набиралась за счет купли детей на невольничьих рынках или от хозяев бухарцев. Все они природные персияне. Равно все высшие должности по управлению и командованию войсками заняты персиянами: своим нет веры.