Волки

XXII. Охота

Прошедший ночью ледяной дождь одел каждую ветку, каждую сосновую иголку в «стеклянные» ножны. Наутро низины заволокло туманом. Сумеречный лес казался чародейским чертогом, а то и преддверием владений Орка, крылатого демона, жадного до людских душ. Ледяное кружево на ветвях рассыпалось от прикосновения, что лишь усиливало тревогу и утверждало мысль, будто они и впрямь пересекли зыбкую грань между миром смертных и царством неведомых предвечных сил, где бесполезны их мечи и копья, где не спасут щиты и доспехи.

Оглядываясь на бледные лица своих товарищей, Лонгин видел, что у них поджилки трясутся от страха. У него самого-то душа не на месте. Пожалуй, сильнее чем сейчас Тит Флавий боялся только будучи сопливым тироном, перед самым первым своим боем, двадцать шесть лет назад.

Тишину нарушало лишь негромкое конское фырканье и лёгкое потрескивание наста под копытами. Вот лошади вели себя совершенно спокойно, не храпели, не косили испуганно глазами, не переступали нервно ногами. Лошади опасности не чуяли. Это немного успокаивало.

Бесс, ехавший первым, копьём отодвинул в сторону тяжёлую сосновую ветку, породив облако из мельчайших кристалликов льда. Раздался негромкий звук «фррр». Лонгин вздрогнул и вполголоса ругнулся. Потревоженная синица поспешила убраться подобру-поздорову.

Бесс натянул поводья, придерживая лошадь.

— Обрыв.

Лонгин подъехал поближе. Да, склон здесь круто уходил вниз, из-под снега торчали верхушки молоденьких сосенок и замшелые коряги. Станешь тут спускаться — костей не соберёшь.

Внизу бесшумно струилась чёрная вода — небольшая речушка, очевидно, впадающая в Марис, замёрзла не полностью, остались промоины. Видно, где-то здесь из-под земли били горячие ключи.

— Тропа идёт направо, — сказал Сальвий, — здесь должен быть брод.

— Почему ты так решил? — спросил Тиберий, который приблизился к Бессу и Лонгину.

— Присмотрись. Видишь водоросли? Тут мелко, — объяснил Сальвий. И добавил, — ну и вон туда посмотри.

Он вытянул руку. Тиберий напряг зрение.

— Ничего я там не вижу. Один проклятый туман.

— Я что-то вижу, — сказал Лонгин, — как будто крыша.

— Крыша, — подтвердил Бесс, — дом на том берегу. Хутор или село. Значит, где-то тут должен отыскаться брод или даже мост. Не может быть, чтобы местные на эту сторону не ездили.

— Поехали, — скомандовал Тит Флавий.

Действительно довольно скоро они нашли удобный спуск к воде и мост. В этом месте тропа, по которой они двигались, вышла на более широкую, настоящую дорогу. По ней могла бы проехать телега. И, вероятно, несколько дней назад она тут действительно проезжала. Хотя сейчас дорога запорошена снегом, но колея угадывалась.

— Что-то мне начинает казаться, именно об этом мосте и шла речь, — сказал Лонгин.

Несколько дней назад в канабу явился купец, назвался Требонием Руфом. Объявил, что его похитил и некоторое время удерживал некий варвар, а потом отпустил, не причинив вреда. Марциал, пожелавший побеседовать с Руфом, немедленно вспомнил, что это имя совсем недавно уже звучало в ежедневном отчёте одного из фрументариев. Без каких-либо подозрительных деталей. Просто, в такой-то день прибыли такие-то, убыли тогда-то. Цепкая память Гая Целия удержала имя. Оказалось, не зря.

Похититель, назвавшийся именем похищенного, вечером потолкался в городке, переночевал и уехал. Что-то вынюхивал.

— Не наш ли это друг? — пробормотал себе под нос Марциал.

Он дотошно допросил Руфа. Тот рассказал, что удерживали его в каком-то доме, а где тот находился, в селе или на одиноком хуторе, купец сказать не мог, как и показать дорогу. Похититель завязал ему глаза, а дорога часто петляла. Единственная деталь, которую он запомнил — неподалёку от того места, где варвар его держал, телега вроде бы проехала по доскам.

— Может, мост? — сразу предположил Марциал.

Сия примета, а также тот факт, что от места, где его отпустили, до канабы Торкват добирался не очень долго, указывало, что логово похитителя расположено где-то поблизости.

Логово. Гай Целий сам не заметил, как произнёс это слово. Вот же зараза… Гонишь мысль, а она так и лезет в голову…

— Всем быть начеку! — приказал Лонгин.

Тиберий нервно погладил рукоять спаты. Слова Тита вызвали в памяти его собственные, сказанные тогда, когда они приближались к тому трижды проклятому хутору. По спине пробежал холодок.

«Спокойно», — мысленно приказал себе декурион, — «спокойно. Больше тварь нас врасплох не застанет».

Убеждённость Марциала в том, что они имеют дело с человеком, невероятно сильным, ловким и хитрым, но человеком, паннонцы разделять не спешили. Да и не только они.

Бесс въехал на мост. Кобыла заскользила на обледеневших досках. Сальвий спешился. Его примеру последовали остальные.

Паннонцы обнажили мечи. Шли медленно, озираясь по сторонам. Бесс высматривал следы, но на глаза ему попадались только птичьи.

Сквозь туман постепенно проступали контуры дакийских мазанок. Вот и первая из них. Лонгин подал сигнал и шестеро эксплораторов побежали вокруг дома, хрустя настом. Двое перед входом упёрли в землю копья-ланцеи. Четверо прикрыли товарищей своими овальными щитами. Бесс расположился сбоку от двери, взглянул на Лонгина. Тот кивнул. Сальвий резко распахнул дверь.

Внутри было пусто. Пахло плесенью. Печь покрыта слоем инея. Её не топили очень давно.

Точно так же осмотрели второй дом. С тем же результатом. Ничего не нашли и в третьем.

Приближаясь к четвёртому, Бесс напрягся, будто даже меньше ростом стал.

— Что, Сальвий? — шёпотом спросил Лонгин.

— Снег… — прошипел Бесс.

— Что там? — декурион ничего необычного не заметил.

— Топтались здесь, — сказал Бесс, — хорошо так потоптались.

— Я ничего не вижу.

— Посмотри, снег лежит неровно, — объяснил Сальвий, — везде гладкие сугробы, а тут, хотя и присыпало, но видно, что примят был снег.

Лонгин огляделся, кивнул. Поднял руку с мечом, призывая всех к вниманию.

В дом вошли тем же порядком, что и в предыдущие. Внутри никого не оказалось, но опытный глаз разведчика сразу определил — люди здесь недавно были. На стенках печи ни следа инея, глиняной посудой пользовались один или два дня назад.

На постели лежал моток проволоки. Лонгин поднял его, осмотрел слом.

— Тит! — позвали снаружи.

Декурион вышел из дома. Неподалёку стоял Сальвий и пристально разглядывал снег. Пнул его, разломав наст. Под ним обнаружилось жёлтое пятно.

— Отливал он здесь.

— Может, собака? — предположил кто-то из эксплораторов.

Бесс не ответил.

— Вот и нашли берлогу, — сказал Лонгин.

— Устроим засаду? — спросил Сальвий.

Декурион не ответил, задумался.

— Он не появлялся здесь… — Бесс пожевал губами, прикидывая, — полтора дня точно. Метель была.

— Значит, после вылазки в Апул, он сюда не вернулся, — сказал Тит Флавий.

— Думаешь, это он был в Апуле?

— Ну а кто ещё? Если одиночка, конечно. Может их тут несколько.

— Не думаю, — покачал головой Бесс.

Он некоторое время молчал, потом спросил:

— Ну, так что, засада?

— Я тут на ночь не останусь! — прошипел незаметно подошедший Тиберий.

— Прикажу — останешься, — ответил Лонгин с едва уловимой ноткой раздражения в голосе.

— Прикажешь? — Максим приблизился к Титу и смотрел с вызовом, — а не пошёл бы ты к воронам со своими приказами!

— Ты знаешь, что бывает за неисполнение приказа, — уже с откровенной злобой процедил Лонгин.

— К воронам! — упрямо нагнул голову Тиберий.

Сальвий удивлённо переводил взгляд с одного на другого. От него не укрылось, что между приятелями с самого утра, будто кошка пробежала. Друг друга они сторонились, насколько это вообще было возможно в нынешней вылазке.

Весь день, пока паннонцы по приказу Марциала обшаривали окрестности Апула, у Тита не шла из головы та девушка, рабыня Максима. Декурион женщин сторонился, что было известно всем и давно стало предметом шуток. Тит никогда не участвовал в разговорах солдат, мечтавших о ладной бабёнке под боком. После отставки видел себя бобылём.

Эта дакийка, глядевшая на него с ненавистью, как-то умудрилась задеть в душе Тита доселе молчавшую струну, и звон её не давал теперь декуриону покоя. Во время поисков он был рассеян, командовал невпопад, что не укрылось от внимательного Бесса.

— Что с тобой, Тит? — спросил Сальвий, — будто в облаках витаешь.

Лонгин не ответил. Этих своих метаний, переживаний, он, сорокатрёхлетний муж, стыдился, пытался отогнать. Не получалось.

В лагерь они вчера вернулись уже затемно. Расседлали, накормили и напоили коней. Потом сами потянулись к котлам с кашей, заправленной салом. Пока все ужинали, Тит задумчиво ковырялся в своих пожитках.

Та часть жалования и донативы, которая выдавалась на руки, в его суме почти не задерживалась. Деньги утекали не на вино, и не на женщин. К этим развлечениям он был равнодушен. Но имелась другая страсть. Значительную часть наличности Тит регулярно проигрывал в кости и дуодецим (запрещённые, конечно же). Ну, ещё конскую упряжь, одежду и оружие он покупал подобротнее казённых. Поесть любил вкусно и более изыскано, чем предполагалось солдатским довольствием. Часть средств тратилась на слугу, ходившего за лошадьми. Не копились деньги у Тита Флавия.

Донатива — выплаты легионерам сверх жалования, денежные подарки. Обычно половина донативы удерживалась и выдавалась после отставки. Государство следило, чтобы легионеры не растранжирили все деньги и не вышли в отставку нищими.

Пересчитав наличные денарии, декурион вздохнул. Пошёл к аркарию и поинтересовался размером сбережений, записанных на его имя. Эти деньги он получит при выходе в отставку. Кроме того, если дотянет живым до окончания службы, сможет претендовать на пятьсот денариев из похоронной казны коллегии декурионов конницы.

Аркарий — «ящичник», казначей легиона, подчинённый квестору.

Отставка…

В отставку Тит не хотел, рассчитывал служить и дальше. Не ради получения высоких чинов, просто жизнь вне легиона его пугала.

Но денег нет. Занять может у кого?

Лонгин битый час шатался по лагерю, который готовился ко сну. Подбирал слова. Сам себя бранил за внезапное косноязычие.

«Допустим, согласится. И дальше что? Куда её? В тот же сарай?»

Ничего толком не придумав, Тит махнул рукой, ввалился к Максиму. Уселся напротив приятеля, покусывая губу.

— Ты чего? — спросил Тиберий.

Лонгин не ответил.

— Ты что, Тит? Чего молчишь, как рыба об лёд?

— Тиберий… — решился, наконец, Лонгин, — уступи её мне.

— Кого? — не понял Максим.

— Дакийку. Твою рабыню.

— Зачем она тебе? — удивился Тиберий.

Лонгин мотнул головой.

— За триста денариев отдам, — подумав, сказал Максим.

Лонгин сжал зубы.

— У меня столько нет.

— Тогда не отдам, — пожал плечами Максим.

— Тиберий, отдай её мне в долг, я расплачусь, ты же знаешь, я никого никогда не обманывал.

— Я знаю, что у тебя никогда нет денег. И знаю, что ты игрок.

— Ради такого дела брошу и накоплю.

— Свежо предание.

— Ну что ты в неё так вцепился! — начал закипать Лонгин, растерявший все слова, какими хотел убедить приятеля.