Семья Тибо. Том 2
![Семья Тибо. Том 2](/uploads/covers/2023-07-14/semya-tibo-tom-2-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Роже Мартен дю Гар
- Жанр: Историческая проза
- Дата выхода: 1972
Читать книгу "Семья Тибо. Том 2"
Он улыбнулся от радости.
— Но перемены в общественном строе — это дело будущего… Сперва — самое неотложное: сейчас надо помешать войне!
Внезапно он подумал о свидании со Стефани и бегло взглянул на алебастровые часы. Но они стояли. Он взглянул на свои карманные и сразу же вскочил.
— Уже восемь часов? — Воскликнул он, словно проснувшись. — А через четверть часа я должен быть у Биржи!
Тут он сразу осознал, какой неожиданный и суровый оборот приняла их беседа. Он испугался, что Женни разочарована, и стал извиняться.
— Нет, нет, — тотчас же прервала его она. — Я хочу знать, что вы думаете обо всём решительно… Хочу узнать вашу жизнь… Понять… — И страстность, звучавшая в её голосе, казалось, говорила: «Доверяясь мне, показывая себя таким, каков вы есть, вы даёте мне лучшее доказательство своей нежности, то доказательство, которое мне всего дороже!»
— Завтра, — продолжал он, идя к двери, — я приду пораньше, можно? Сразу же после завтрака.
Она улыбнулась, и всё лицо её озарилось до самой глубины зрачков. Она хотела бы ответить: «Да, приходите, бывайте со мной как можно больше… Только когда вы здесь, я чувствую, что живу!» — но покраснела и молча пошла за ним через всю квартиру.
Перед полуотворённой дверью в гостиную он остановился.
— Можно? У меня связано столько воспоминаний…
Ставни были закрыты. Она вошла первая и распахнула окно.
У неё была своя особенная походка, своя манера проходить по комнате, сразу приниматься за то, что она намеревалась сделать, без всякой резкости, но с тихой и непреклонной твёрдостью.
От сложенных занавесей, свёрнутых ковров, натёртого паркета поднимался запах залежавшейся материи и мастики. Жак, улыбаясь, обозревал всё. Он вспоминал свой первый визит в сопровождении Антуана… Женни тогда с надутым видом стояла на балконе, облокотившись на перила. А он оставался тут, в углу, глупо застыл перед этой стеклянной горкой… Ему не нужно было приподнимать чехол, который скрывал её сейчас, чтобы мысленно увидеть бонбоньерки, веера, миниатюры, все безделушки, которые он рассматривал для виду в тот день и которые находил всё на том же самом месте в течение ряда лет. Отличные друг от друга облики Женни, какой она была в эти годы, проходили перед его взором, словно кальки, наложенные на подлинный рисунок. Он вспоминал её позы и движения, когда она была девочкой, потом юной девушкой, её резкие перемены настроения, её неосуществлённые порывы, её манеру внезапно краснеть, её полупризнания…
Он с улыбкой обернулся к ней. Угадывала ли она его мысли? Быть может. Она не говорила ни слова. Несколько мгновений он молчаливо глядел на неё. Сегодня он вновь обрёл её тут, в этой самой гостиной; как тогда, она в совершенстве владела собой, сдержанная, но без всякой робости, с тем же честным, немного суровым взглядом, с чистым и полным тайны лицом…
— Женни, я бы хотел, чтобы вы мне показали комнату вашей мамы, можно?
— Пойдёмте, — сказала она, не выказав удивления.
Он знал до малейших деталей также и эту комнату, со стенами, увешанными фотографическими карточками, с большой кроватью, застланной зелёным шёлковым покрывалом и покрытой гипюром. Даниэль вводил его в эту комнату, предварительно постучав в дверь. Чаще всего г‑жа де Фонтанен сидела в одном из двух больших кресел перед камином, под розовым отсветом абажура, читая какой-нибудь трактат по вопросам морали или же английский роман. Она клала открытую книгу на колени и встречала молодых людей сияющей улыбкой, как будто ничто не могло обрадовать её больше, чем их посещение. Она усаживала Жака против себя и, ободряюще глядя на него, расспрашивала о его жизни, об учении. И если Даниэль пытался поправить падающие головешки, мать быстрым движением, словно играя, отбирала у него щипцы. «Нет, нет, — смеясь, говорила она, — оставь, ты не знаешь нрава огня!»
Ему пришлось сделать усилие, чтобы оторваться от этих воспоминаний.
— Пойдёмте, — сказал он, направляясь к выходу.
Женни проводила его в переднюю.
Он вдруг поглядел на неё с таким серьёзным видом, что её охватил какой-то беспричинный страх, и она опустила голову.
— Были вы когда-нибудь счастливы здесь? По-настоящему счастливы?
Прежде чем ответить, она стала добросовестно рыться в своём прошлом, вновь пережила в течение нескольких секунд все ушедшие годы, когда она была ребёнком, впечатлительным и скрытным, многое понимающим, сосредоточенным и молчаливым. В сером однообразии этих лет были, правда, просветы: нежность матери, любовь Даниэля… И всё же — нет… Счастливой, по-настоящему счастливой? Нет, никогда.
Она подняла глаза и отрицательно покачала головой.
Она увидела, как он глубоко вздохнул, решительным жестом откинул со лба свою прядь и вдруг улыбнулся.
Он ничего не сказал; он не смел обещать ей счастье, но, не переставая улыбаться и смотреть ей в глаза, в самую их глубину, взял обе её руки, как сделал это, когда пришёл, и прижал их к своим губам. Она же не спускала с него глаз. Она чувствовала, как сердце её бьётся, бьётся…
Лишь гораздо позже поняла она, с какой отчётливостью образ Жака — такого, каким он стоял здесь, склонившись к ней, — запечатлелся именно в этот момент в её памяти; с какой резкостью, словно в галлюцинации, будут в течение всей её жизни возникать перед ней этот лоб, эта тёмная прядь, этот пронизывающий взгляд, непокорный и смелый, эта доверчивая улыбка, сияющая обещанием счастья…