Пленённая мечтой

9

Грейс вернулась в «Святую Катерину», но никаких новых раненых здесь уже не принимали, палаты постепенно опустели, и сама Грейс была отпущена еще до Рождества. Когда она уезжала, к ней подошла сестра Фортитьюд.

— Если ты получишь соответствующую подготовку в одном из больших лондонских госпиталей, мы можем взять тебя как медсестру, — сказала она. Это был своего рода единственный комплимент, который сестра Ф. когда-либо делала, и хотя Грейс понимала, что такая работа — не по ней, она была польщена.

Отец встретил ее на челтенхэмском вокзале. Он выглядел постаревшим и похудевшим, этаким хилым вытянутым старичком-папашкой. Одежда на нем болталась, словно была на несколько номеров больше, волосы болезненно поредели, но глаза при виде ее загорелись.

— Ой, да ты просто расцвела и превратилась в милую молодую женщину, — проговорил он и поспешил ей навстречу. — Подойди и обними своего старенького отца.

— Я так рада снова тебя видеть, папочка, — отозвалась Грейс.

Он взял ее чемодан и направился к выходу, непрестанно разговаривая.

— Мать будет так рада тебя видеть. Она не смогла прийти со мной, хотела приготовить ради встречи что-нибудь особенное. Она уверена, что ты до смерти истощена на этой ужасной больничной пище, о которой ты писала, но я вижу, что она не принесла тебе особого вреда. Мама считала деньки до твоего возвращения. Конечно, ей без тебя было очень одиноко, я ведь постоянно занят переводами. Я не говорил тебе, что перевожу псалмы с ивритского оригинала? Восхитительно, совершенно восхитительно, но отнимает у меня массу времени. Твоя мать — это столп, истинная соль земли. Она взяла на свои плечи все повседневные заботы прихода, так что я целиком могу сосредоточиться на переводах. Она совершенно извелась, но ты ведь ее знаешь. Ты будешь для нее большим утешением. У нас будет такое веселое Рождество, правда?

Грейс нежно глянула на отца, с радостью отмечая проблески того несколько рассеянного папочки своего детства, а не молчаливого, замкнутого человека, которым он стал после смерти Гарри. У вокзала была припаркована старенькая, разбитая машина.

— Продвигаемся в мире, Грейс, — проговорил отец, открывая багажник для ее чемодана. — Для нынешних священников нет больше велосипедов. Помнишь нашу милую старую мисс Хампри? Она оставила мне эту машину в своем завещании. Должен сознаться, что я до сих пор не совсем овладел этим механизмом. Мать, конечно же, овладела им в совершенстве. Правит, как старый профессионал, и критикует меня, когда у твоего папы случается что-то не так. — Он улыбнулся Грейс, и она ответила ему тем же.

— Как славно, что ты снова здесь, — в который уже раз повторил он.

Они покинули элегантный городок Челтенхэм с его широкими эспланадами и георгианскими зданиями и поехали по узким проселочным дорогам. Когда машина проезжала совсем близко от пасущихся овец, они с блеянием разбегались. В лощинах ютились желтые каменные деревеньки. Солнце заходило, и небо казалось располосованным кровью. Над дымоходами коттеджей начали виться дымки. Машина миновала почту со складом. Ничего не изменилось с тех пор, как Грейс последний раз видела это место: ряд коттеджей у деревенских зеленей, прудик с белыми утками и вязы перед квадратной башней серенькой церкви.

— Ну вот, наконец мы и дома, — проговорил отец, свернув на гравийную дорожку, ведущую к заросшему плющом каменному дому священника.

Когда они шагнули внутрь, дом показался сырым и холодным.

— Ну, мать, вот и дочь наша — жива и здорова, — прогудел отец.

Мать вышла с кухни с пятном муки на носу. Она тоже, казалось, усохла, и Грейс удивлялась, как это она когда-то подчинялась ей.

— Привет, ма, — проговорила она, делая неуверенный шаг к матери.

Глаза миссис Притчард перебегали с мужа на дочь и обратно.

— Хорошо ли доехали? — спросила она. — Я думаю, что тебе надо пообедать… — и, не дожидаясь ответа, продолжала говорить без умолку. — Эти поезда теперь ходят постоянно, как мне говорили, хотя я ими уже не пользовалась больше года… Какой смысл ездить в Лондон, если предполагается, что все мы должны экономить… Раздевайтесь и проходите… Осталось только сделать подливку… И мне удалось приготовить твое любимое блюдо, хотя при всех нынешних нехватках продуктов сейчас трудно придумать что-нибудь приличное…

Мать не делала попыток обнять ее. Грейс проследовала за отцом в гостиную с высоким потолком, где за решеткой мерцал небольшой камин, который никак не мог рассеять холод.

— Что случилось с Куком? — спросила Грейс, как только они оказались вне пределов слышимости.

— Ушел на военный завод, — ответил преподобный Притчард, потирая руки перед камином. — Теперь с прислугой очень сложно — все хотят работать на заводах. Конечно, у нас все еще осталась миссис Страт. Она приходит, чтобы прибраться здесь, но вся кухня теперь на твоей матери. — Он налил наперсточные рюмки коньяку. — По особому случаю, — пояснил он, и они уселись, чтобы немножко поболтать, пока их не позовут в столовую.

— Ну как? Лучше, чем в больнице? — проговорил отец, когда мать принесла жалостно маленькую ножку барашка.

— Мне удалось получить прямо с фермы Хокинза. Конечно, это не совсем законно, но Хокинз хотел, чтобы я получила, раз уж я съездила к его отцу. Как давно ты не видела хорошего мяса, Грейс? — спросила она, отрезая ей три тонких ломтика и ставя тарелку перед ней.

Грейс, думая о роскошном пиршестве в Эктон-Барнетте, вежливо проговорила:

— Выглядит восхитительно. У нас в госпитале никогда не бывало жареного мяса.

— Наверное, ты стала вполне квалифицированной медсестрой после такой долгой практики, — сказала мать. — Надо думать, теперь ты не упадешь в обморок при виде крови, как когда-то, будучи еще девочкой.

— Конечно, мамочка, я теперь вполне профессиональна, — с трудом выдавила Грейс.

— Правда, ты имела дело только с выздоравливающими, — продолжила мать. — Но и такие знания в нашем округе — дар божий. У миссис Олленби на ногах такие язвы… Когда я переодеваю ее, то, вероятно, доставляю ей массу мучений. Бедняга никогда не жалуется, но я-то знаю, что у меня руки неуклюжие. Ты бы запросто справилась…

— Уверен, что Грейс не хочет говорить об уходе за больными в свой первый вечер дома, — проговорил преподобный Притчард, подмигивая Грейс. — Она, наверное, рада, что разделалась с госпиталем. Если только там не было особых случаев… Каких-нибудь молодых красавчиков среди пациентов. Кто, дочка, может постучать в нашу дверь?

— Грейс не может иметь ничего общего с военными, Уильям, — вступилась миссис Притчард прежде, чем успела ответить Грейс. — Мы должны помочь ей встретиться с хорошими молодыми людьми, раз уж она снова дома. Ей скоро двадцать один, в конце концов, пора обосноваться и устроиться… — Она обернулась к Грейс: — Помнишь Анджелу Даттон? У нее уже прекрасный малыш, мальчик.

— Я полагаю, сначала она вышла замуж? — с улыбкой спросила Грейс.

У матери застыло лицо:

— Конечно, сначала вышла… Что же ты думаешь, Грейс? Она вышла за Хемптона из Чиппинг Кемден. Нам надо навестить их. Я уверена, Анджела будет рада увидеться с тобой снова. Подумай об этом… У Хемптона есть брат… Так ведь, Уильям? У них вся эта собственность…

— Мама, тебе вовсе незачем заниматься сватовством, — возразила Грейс. — Я сама вполне в состоянии найти себе мужа.

Как раз можно было объявить о Фредди. Она представила себе удивление матери и выражение ее лица, когда та услышит имя Каллендара, и все же у нее вдруг пропало желание сказать им об этом. Она еще даже для себя не допускала, что несомненно собирается за него замуж, хотя он уже заранее планировал, где они будут жить, когда он вернется из Австралии. Грейс продолжала есть и ничего не сказала.

— Просто весной тебе уже исполнится двадцать один, Грейс, — проговорила миссис Притчард. — Когда я была девушкой, это считалось поздно для брака. Не собираешься же ты оставаться в старых девах? И помни: когда стольких молодых людей убили, выбор становится не слишком большим. Нам надо устроить для тебя вечер на Рождество.

— Дай ты девочке перевести дух, Милдред, — взмолился отец. — Она только-только переступила порог. — Он доброжелательно посмотрел на дочь, и она ответила ему благодарной улыбкой.

Наступило Рождество. Дом был разукрашен бумажными цепочками и ветвями падуба и гирляндами плюща. Грейс и ее мать приготовили пудинг и устроили каникулярную вечеринку для сельской детворы. Сам вечер прошел весело, но остаток Рождества оказался все-таки скучным. Угощение было небогатым: продукты все еще шли по карточкам и талонам, а родители Грейс отказались приобрести их на черном рынке, как делали это соседи. Да и общая атмосфера была совсем не та, как раньше. Мужчины вернулись домой с войны усталыми и удрученными. Многие семьи потеряли сыновей и отцов, и лица в церкви на Рождественский день были хмурыми и унылыми.

Невысказанные воспоминания грозили перевернуть и само семейство Грейс. Каждое украшение или рождественская традиция напоминали ей о довоенном времени: Гарри, возвращающийся из школы или Оксфорда, различные праздничные развлечения, как, например, лазание на крышу крыльца, притворяясь «дядюшками Рождества-ми», или распевание рождественских песен, когда Грейс непременно играла на фортепьяно. Имя Гарри вслух не произносилось, но было совершенно очевидно, что родители тоже страдали от своих воспоминаний.

Последняя рождественская почта ничего не доставила от Фредди. Грейс была удивлена и отчасти уязвлена. Она начала подумывать: а не остался ли он и теперь таким ветреным, как о нем ходили слухи до войны. Может, для него, действительно, с глаз долой — из сердца вон. Или уж он и передумал насчет брака? Возможно, его родители узнали, что у нее нет денег, и уговорили его на какой-нибудь более подходящий брак? Но при всей своей уязвленности она, к своему удивлению, почувствовала, что какая-то часть ее души вздохнула с облегчением.

Затем, два дня спустя, Грейс сопровождала мать через сельские поля, чтобы отнести суп какой-то семье, слегшей от гриппа, когда послышались ужасные крики и большой автомобиль со скрежетом остановился рядом с ними.

— Так вот ты где! — прокричал Фредди из кабины «роллс-ройса». — Мы не на шутку рассердились, проделав весь этот путь и не найдя тебя дома! Почему, скажи на милость, у тебя нет телефона? Разве священнику не нужен телефон, чтобы его могли вызвать ночью?

— Грейс, не будешь ли ты любезна представить мне этого молодого человека? — строго спросила мать недовольным голосом.

— Конечно же, мама, — проговорила Грейс, улыбаясь Фредди. — Мама, это Фредди Каллендар. Мы познакомились с ним, когда он был моим пациентом в «Святой Катерине» Фредди, — моя мама…

— Добрый день, — приветствовал пожилую даму Фредди, приподнимая шляпу.

Грейс видела, что имя произвело впечатление.

— Не… не сын ли вы Элизабет Каллендар? — заикаясь, спросила миссис Притчард. — Если так, то я знавала вашу матушку. Мы были в один и тот же год представлены ко двору и вместе учились манерам у полуживой русской старухи… мадам Ниночка, так, мне кажется, ее звали. Ну как ваша матушка?