Пленённая мечтой

12

На следующее утро Грейс проснулась рано. Прохладный ветерок слегка шевелил белые занавески. Она надела простое цветастое хлопчатобумажное платье и спустилась к завтраку. Столовая была пуста. Пустынно было и на улице. Казалось, все в Кэрнсе отсыпались после празднования Рождества. Даже у официантки глаза были сонными, когда она заглянула в дверь обеденного зала, а затем вновь вернулась, неся заварной чайник.

— Вы будете завтракать сейчас?

— Да, пожалуйста, — сказала Грейс.

С плохо скрываемым недовольством официантка пошла на кухню. Грейс маленькими глотками пила очень крепкий чай, и вскоре официантка вернулась, неся на большой тарелке огромный бифштекс, на котором покоилась глазунья из двух яиц.

— О, господи, — сказала Грейс в ужасе, не веря своим глазам. — Я совсем не хотела ничего такого. Это слишком много.

— Это завтрак, — голосом, не допускавшим возражений, сказала официантка, со стуком ставя тарелку перед Грейс. Презрительно фыркнув, она вновь вышла, оставив Грейс один на один с яичницей. Одно яйцо она смогла осилить, а к бифштексу даже еще и не притронулась, когда появился Брюс.

— Как хорошо, что вы пришли, — с улыбкой сказала она ему. — Как раз вовремя, чтобы съесть этот бифштекс. Мне так не хотелось, чтобы он пропал.

— По правде говоря, я только что съел свой бифштекс, — сказал он. — Но я думаю, смогу заставить себя съесть и этот. А что вам в нем не понравилось?

— Да нет, все нормально, — ответила Грейс. — Просто я не привыкла есть на завтрак по пол-коровы.

Он рассмеялся:

— Вам следует привыкнуть к этому, — здесь другого на завтрак не подают.

Она вздрогнула и подвинула свою тарелку к нему. Брюс быстро расправился и с бифштексом, и со вторым яйцом.

— Я просто не понимаю, почему вы не полнеете, — сказала она.

— Моя мама всегда говорила, что я — ходячее мусорное ведро, — усмехнулся он в ответ. — Я всегда мог съесть все, что угодно… кроме разве что той отвратительной пищи, которую готовили в «Святой Катерине». Я думаю, что если бы этот рисовый пудинг послали в Германию, война окончилась бы на пару лет раньше.

Грейс была рада вновь видеть в нем прежнего Брюса, и они улыбнулись друг другу. Однако внезапно Брюс снова словно отдалился от нее.

— Так вы по-прежнему хотите найти вашего крокодила? — спросил он.

— Да, конечно.

— Я тут поспрашивал, и мне кажется, лучшее место для него — это маленькая протока милях в четырех к северу от города. Рубщики тростника из моего пансиона говорят, что там есть один, футов двадцать в длину. Они одолжат нам свой фургон — сами-то они не в состоянии куда-нибудь сегодня ехать.

— Отлично, — сказала Грейс. — Как вы думаете, в отеле нам смогут дать с собой что-нибудь на ленч?

— Я уверен, у них осталось достаточно холодной индейки, — сказал он. — Можете пойти и попросить, а я пока займусь фургоном.

К тому времени, как Грейс вышла из гостиницы, неся в руках корзину, еды в которой, казалось, хватило бы на целую армию, Брюс уже ждал ее.

— Карета подана, мадам, — усмехаясь, оповестил он, указывая на простую крестьянскую телегу, запряженную коренастой лошадью. — Это лучшее, что я мог достать за такой короткий срок, — извиняющимся тоном добавил он.

— Она очень хорошо смотрится, — сказала Грейс.

Он взял у нее из рук корзину.

— Послушайте, что это у вас здесь такое?

— Ленч, — ответила она. — Они, очевидно, подумали, что меня нужно подкормить.

— Вы как раз такая, как нужно, — заметил он, и мгновение неотрывно смотрел на нее. Затем, решительно повернувшись, он поставил корзину на телегу и помог забраться ей.

Они медленно тронулись в путь по пустынной главной улице. Копыта лошади мерно и глухо ударялись об оранжевую землю, и вскоре они оставили позади городок и все его дома. Дорога сузилась до размеров колеи, разделяющей поля гигантского сахарного тростника, в котором громко стрекотали цикады и квакали лягушки. Солнце палило неимоверно, и под его лучами от придорожных канав поднимались испарения. У Грейс закружилась голова, все плыло перед глазами, и, сняв шляпу, она попыталась было обмахиваться, но поток воздуха словно шел из печи.

— У протоки будет прохладнее, — сказал Брюс.

Грейс обратила внимание на то, что у него даже испарина не выступила. Сама же она была очень рада, когда им встречались островки тени, отбрасываемой высокими деревьями, раскиданными то тут, то там по обочине дороги. Особенно ей понравилось одно из них, усыпанное крупными большими цветами. Но тут один из цветков точно стал перепрыгивать с ветки на ветку, и она подумала, уж не галлюцинации ли это у нее начались от жары. Тут все цветы разом сорвались с веток с громким криком и улетели.

— Попугаи, — заметил Брюс, предвидя ее вопрос.

Там, где поля тростника кончались, через мутный коричневый ручеек был перекинут деревянный мостик. Брюс остановил лошадь перед ним.

— Отсюда мы идем пешком, — сказал он.

Спрыгнув с телеги, он протянул руки, помогая ей спуститься. Она заметила, что как только она ступила на землю, он тут же отпустил ее руку.

— Теперь следуйте за мной, — почти скомандовал он, — и только по моим следам. Держитесь ближе ко мне! — ворчливо добавил он.

— Слушаюсь, хозяин, — ответила Грейс с притворной покорностью.

Они шли по узкой тропинке, извивающейся между огромных деревьев, с ветвей и стволов которых длинными лентами струилась отслаивающаяся серебристо-серая кора.

— Бумажные деревья, — сказал Брюс. — Рисуют на этой коре.

Он оторвал одну из полос и дал ее ей. На ощупь кора была удивительно мягкой и гибкой.

— Они кажутся такими старыми, — сказала она. — Как старцы с длинными бородами. Вообще такое ощущение, что здесь все-все очень старое. Словно идешь в доисторическом мире.

Брюс кивнул, соглашаясь:

— Там, в Англии, людям хочется верить, что они только что открыли эти места, но все это существовало задолго до появления здесь белого человека.

Они шли дальше до тех пор, пока Брюс жестом не приказал ей остановиться, указывая на что-то прямо перед собой. Тропинка спустилась к берегу протоки, там, в иле на противоположном берегу, лежало животное, которое с успехом можно было принять за динозавра. Гигантский крокодил неподвижно застыл с раскрытой пастью, в которой виднелись два ряда внушительных зубов.

— Он умер? — спросила Грейс.

— Да нет, что вы, — отозвался Брюс. — Он может двигаться довольно быстро, когда хочет, даже по суше, а в воде он — так просто молния. Я позволяю вам стоять здесь только потому, что он на другом берегу.

— Из такой громадины можно сделать уйму сумок, — сказала Грейс.

Брюс утвердительно кивнул.

— Охота на крокодилов — доходное занятие. Я в свое время добыл себе парочку.

— Это, наверное, нетрудно, раз они так неподвижно лежат.

— Но только если прикончить его с первого выстрела, — сказал Брюс. — У них чертовски толстая шкура, и они могут выжить даже с ужасными ранами. Если промахнешься, уж он-то тебя достанет… У меня был приятель, ему крок ногу сломал своим хвостом: хотел затащить его в воду и утопить, но мы успели его спасти. Видите ли, эта животина сразу не станет тебя есть. Он будет держать тебя под водой, пока ты не утонешь.

Грейс вздрогнула.

Вниз по течению у берега мелькнуло что-то зеленое, и стая длиннохвостых попугаев устремилась к воде.

— Ах, как красиво! — воскликнула Грейс, когда сотни крошечных ярких птичек с громким щебетанием сели на илистый берег. Дома, в Англии, она видела этих экзотических птичек, и ей всегда было жалко их. Только теперь она поняла, почему: их место было здесь, в этих больших и шумных стаях, где их ярко-зеленое оперение так гармонировало с оттенками дикой природы Австралии. Положив руку на ствол дерева, свисающего над берегом, она наклонилась вперед, зачарованная редким зрелищем.

— Не подходите слишком близко к краю, — предупредил ее Брюс.

Но не успел он договорить, как Грейс поскользнулась. Она почувствовала, как край берега, мягкий и размытый дождями, начал осыпаться, и схватилась за ствол дерева. Но слой коры остался у нее в руках, она качнулась вперед и, не удержавшись, упала в воду.

Поток рвал ее юбку. Она старалась встать, думая в ужасе, что ее все ближе относит к крокодилу.

— Дай руку! — закричал Брюс, торопливо вбегая в реку вслед за ней и протягивая руку. Нащупав дно, она, наконец, встала, и, шатаясь, по пояс в мутной коричневой воде, пошла к нему. Она почти уже могла дотянуться и схватить его за руку, но тут сзади на нее напал крокодил, и его зубы сомкнулись на ее юбке.

— Брюс, он меня поймал! — закричала она. Внезапная атака увлекла ее назад, и она упала, уйдя с головой под воду, ощущая, как вода забивает ей песком глаза и рот. В панике она стала барахтаться, но тут же почувствовала, как Брюс схватил ее, и ноги ее снова нащупали дно.

— Держись! — выкрикнул он, пытаясь достать нож, висевший у него на поясе.

Грейс увидела, как огромный хвост животного бьет по воде, в то время, как крокодил дергал и тряс ее юбку, пытаясь высвободить запутавшиеся челюсти и покрепче ухватить ее. Время словно остановилось, пока она балансировала между огромными челюстями и сильными руками человека. Нож блеснул как раз, когда крокодил дернул особенно сильно и оторвал большой кусок юбки. В это мгновение свободы Брюс схватил ее за талию и вытащил на берег, не останавливаясь, пока они не отдалились достаточно далеко от протоки. Тут колени Грейс подкосились, и она упала бы, если бы ее не поддерживали сильные руки.

— Все в порядке, — прошептал Брюс, прижимаясь губами к ее волосам. — С тобой все в порядке.

Но Грейс не могла унять дрожь.

— Обними меня, — прошептала она. — Пожалуйста, обними.

Его руки сжимали ее в объятиях, одна большая ладонь бережно поддерживала ее голову, словно головку ребенка.

— Проклятие, Грейси, — задыхаясь, произнес он. — Я чуть не потерял тебя.

— Ты спас мне жизнь, — сказала она, прижимаясь щекой к его мокрой груди.

Его губы коснулись ее волос, и, когда она подняла к нему лицо, он начал страстно целовать ее лоб, глаза, щеки.

— Грейси, — пробормотал он, и губы его завладели ее губами в отчаянном, неистовом поцелуе. Его руки стали стягивать мокрое платье с ее плеч, но она даже не пыталась остановить его. Всем своим существом она желала его, и опускаясь на мягкий песок, увлекла его с собой.

Он осыпал жаркими поцелуями ее озябшие плечи и грудь, и она вздрогнула… Вздрогнула от желания. Она сама помогла ему снять остатки своей разорванной одежды, а он поспешно освободился от своей. На секунду она испугалась, почувствовав его так близко, но сила и уверенность, исходящие от него, успокоили ее, страх исчез, и осталось физическое ощущение того, что он прижимает ее к постели из мягкого песка, а его губы ищут тепла ее губ. Внезапно боль заставила ее вскрикнуть, но желание было сильнее боли, и вскоре она уже страстно отвечала на его ласки и, обхватив его за плечи руками, все ближе и ближе прижимала к себе. Она совершенно забыла о времени и месте, где они находились, — в ее сознании был только этот человек, не похожий на всех остальных, и она ощущала лишь желание, которое было сильнее всех других чувств. Оно звучало музыкой в ее мозгу, нестерпимым ожиданием переполняло сердце. Затем ей показалось, будто что-то разрядилось в ней, и как бы со стороны она услышала, как она одновременно и смеется, и плачет. Брюс, который только что весь дрожал от страсти, постепенно затих и успокоился и сейчас лежал, не двигаясь.