Пленённая мечтой

40

Яркая полоска на стене больно ударила Грейс в глаза, и она вынуждена была их снова закрыть. В сознании был сплошной хаос, и она никак не могла определить, где находится. Да и вообще она едва ли могла о чем-либо думать — было больно. Больничная палата. Но это не «Святая Катерина» — там палаты холодные, мрачные и стерильные, а эта комната окутывала ее теплом. Она вспомнила другую больницу. Яркая, такая же, как и эта, палата, где ее задержали на ночь, хотя она уверяла, что чувствует себя неплохо. Нормантаун. Ага, понятно… Теперь она вспомнила. Она обгорела на солнце, произошла частичная дегидрация организма, и врачи задержали ее здесь на обследование. Что ж, она скажет им, что обследование неоправданно затянулось. Она хотела поскорее отправиться домой. Она попыталась сесть на кровать, но чья-то крепкая рука ухватила ее за плечо и уложила назад.

— Не шевелись, милая. Лежи неподвижно, а я принесу тебе попить. Хороший, прохладный напиток. Тебе понравится. Главное, не шевелись.

Грейс не стала открывать глаза, а только согласно кивнула. Она облизала языком губы и поняла, что они все потрескавшиеся и очень сухие. Правильно, дегидрация. Слишком много было солнца. Перегрелась. Глупо было сидеть под открытым солнцем на самолете. Надо было сломать его и соорудить из обломков фюзеляжа шалаш.

Хотя, постой! Самолет и так развалился. Он все кувыркался на земле и с каждым переворотом от него отлетали все новые части…

Фрагменты воспоминаний роились близко друг от друга, сходясь парами, тройками и вновь разлетаясь. Как будто она играла в составную картинку-загадку. Авиакатастрофа. Самолет упал и развалился на куски… Но это был самолет Брюса. «Нет, это не обо мне, — подумала она. — Просто я проигрываю в голове гибель Брюса»…

Она снова открыла глаза. Солнце теперь стояло ниже, и полоска света на стене стала красно-золотой. Остальная часть комнаты была погружена в сумерки. Недалеко от кровати, в темноте, кто-то сидел… Какой-то мужчина с прямыми волосами…

— Брюс? — прошептала она.

Силуэт не ответил. Она повернулась на кровати, чтобы лучше видеть.

— Брюс? — позвала она опять.

На этот раз фигура зашевелилась и стала приближаться к ней.

— Это Гордон, Грейс, — сказал он. — Неужели ты меня не помнишь? — Гордон… — Она попыталась сфокусировать взгляд на лице мужчины. Красивое лицо с красивыми голубыми глазами. Еще несколько частей картинки-загадки встали на свои места. Она вспомнила его объятия.

— Значит, они выпустили тебя раньше, — пробормотала она.

— Что ты хочешь сказать, любимая? — Он опустился на корточки рядом с ее кроватью, чтобы его лицо было вровень с ее лицом.

— Они решили положить нас на обследование из-за того, что мы много дней пробыли на палящем солнце. Но с нами все оказалось в порядке, да? Вот только губы у меня потрескались…

— Грейс, любимая, ты не в Нормантаунской больнице, — сказал Гордон. — Это было в другой раз.

— В другой раз?

— Да. У тебя сильное сотрясение мозга, поэтому ты ничего не помнишь. Твой самолет разбился.

— Значит, это была я? — Она в изумлении раскрыла глаза и встретилась с чистыми голубыми глазами Гордона, которые с заботой смотрели на нее. — А мне казалось, что я сплю и мне снится гибель Брюса. Где же я?

— В Клонкарри. Ты в больнице Клонкарри.

— О… — Она усвоила эти новости. — А как же ты здесь оказался? Ты же был на заливе.

Он улыбнулся.

— За мной примчался Нобби. Он уж было подумал, что тебе конец.

— Нобби? — Она вдруг стала вспоминать свои спасательные полеты. Рядом всегда сидел Нобби и время от времени сбрасывал грузы для пострадавших хозяйств… — Нобби был со мной в самолете…

— Да, но ему повезло. Отделался парой ссадин и синяков.

— А мой милый самолетик?.. На мелкие кусочки? — дрожащим голосом спросила Грейс.

Он нежно коснулся ее плеча.

— Забудь. Это же всего лишь машина. Ее можно заменить другой. Но другой «Удивительной Грейс», моей «Грейс», никто бы мне не нашел.

В палату вошла сиделка с питьем.

— Теперь ей можно это, доктор? — спросила она.

Этот голос был знаком Грейс. Она даже приподнялась на кровати от волнения.

— Эгги! — воскликнула Грейс. — Эгги Клегг! Ты как здесь оказалась?

— Я сразу же приехала, как только узнала о случившемся, — с улыбкой ответила та. — Теперь ты знаменита, девочка. О тебе говорит весь Квинсленд. Я и подумала, что ты нуждаешься в хорошей заботливой сиделке. Конечно, я тогда не знала, что у тебя будет персональный врач… — Она с улыбкой оглянулась на Гордона. — Он не выходил из этой комнаты в течение пяти суток!

— Пяти суток? — потрясенно повторила Грейс. — Я лежала здесь пять суток?

— И к тому же без сознания, Грейс. Мы сильно беспокоились за тебя, — ответил Гордон.

— Но теперь я поправлюсь? — робко спросила она.

— Поправишься непременно. Но нужен известный восстановительный период, — ответил он. — Поправишься только в том случае, если будешь лежать смирно и выполнять приказы своего персонального врача.

Он вновь мягко уложил ее на подушку. Она закрыла глаза. Ее посетило странное, но успокаивающее чувство. Как будто она неожиданно избавилась от тяжкого груза.

Она снова заснула и проснулась только следующим утром, взбодренная и посвежевшая. Гордон заказал ей легкий завтрак.

— Как забавно, что ты мой врач, — проговорила она слабым голосом.

Он серьезно посмотрел на нее.

— Только теперь, когда я смог помочь тебе, я понял, что все годы, потраченные мной на медицину, чего-то стоили.

— Ты спас мне жизнь?

Он нежно погладил ее по руке.

— Я едва не потерял тебя. И больше терять не собираюсь, Грейс. — Он улыбнулся. — Будучи твоим персональным врачом, который прежде всего заботится о твоем самочувствии, предписываю тебе средство, которое должно полностью излечить тебя, — выходи за меня замуж. И как можно скорее.

— Это нечестно. Ты извлекаешь преимущества из моего беспомощного состояния.

— Черт возьми, ты права, извлекаю!

— Селия не погладила бы тебя по голове за ругательства.

— Селии здесь нет, — ответил он беззаботно. — И она никогда не будет представлять для нас проблемы. Когда я по-настоящему понял, что передо мной дилемма: либо ты, либо миссия, я не особенно колебался.

— Но, Гордон, — она с тревогой взглянула на него. — Да, я говорила, что мне не нравится ни работа, ни образ жизни Селии, но я вовсе не подбивала тебя на то, чтобы ты оставил ее, свою сестру!

— Попридержи своих лошадей, — ответил он. — У меня выпало немного времени на спокойные и серьезные размышления. Мы с тобой обладаем знаниями, которые, если их объединить, могли бы принести много пользы людям. Я лечу, ты летаешь. Почему бы нам и в самом деле не объединиться? Подумай о том, сколько людей умирают на отдаленных хозяйствах или в деревнях аборигенов только из-за того, что туда не может поспеть врач! А мы с тобой могли бы оказать неоценимую помощь в подобных ситуациях! По-моему, неплохая идея, Грейс, а?

— Да… — медленно сказала она. — Но как же Селия, как же миссия?

— Она прекрасно жила и до того, как я приехал сюда. Проживет и дальше. Я взрослый человек, Грейс. Я не хочу, чтобы вся моя жизнь протекала под диктатом другого человека. Я сам хочу выбирать. Я хочу иметь жену и семью. Я хочу тебя, Грейс. — Он помолчал и добавил: — Конечно, сначала тебе нужно поправиться. И я должен быть уверен в принятии тобой решения…

— Отлично, — сказала она.

— Решай, прошу тебя, — сказал он и вышел из палаты.

В тот же день Эгги принесла к ней в палату огромный букет цветов.

— Доктор Бэнкс разрешил, — сказала она.

— Какие красивые! От кого они?

Эгги улыбнулась.

— Прочти, там есть бумажка. В коридоре у нас уже целая оранжерея. А фруктов столько, что впору открыть лавку. И шоколад и все, что только душеньке угодно.

— Но от кого все это?! — смущенно переспросила Грейс.

— Вся округа тебя хочет отблагодарить, — сказала Эгги, занося еще цветы. — То, что ты сделала для людей, — это великая помощь. Все это очень ценят. Когда разнеслась весть о том, что ты разбилась, люди чуть не подрались из-за того, кому оплачивать твои медицинские счета, кому взять расходы на починку самолета. — Она положила очередной букет на подоконник. — Здешняя традиция — помогать соседям. Для тебя задумали большую вечеринку, когда ты поправишься. Думаю, можно будет легко совместить ее со свадьбой.

Не дождавшись ответа, она оставила Грейс в окружении красивых букетов.

Постепенно силы возвращались к Грейс. Она уже позволяла себе не только сидеть на стуле у окна, но и совершать небольшие прогулки по больнице. Эгги продолжала преданно ухаживать за ней, и Грейс уже становилось из-за этого неловко.

— Я же освободила тебя от работы в Кэрнсе! — говорила она.

— И пыталась тем самым избавиться от меня? — был ответ.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так… Просто… Я боюсь, что они запрягут тебя здесь уже после моего выздоровления.

Эгги засмеялась.

— Если сказать по правде, то я думаю остаться здесь и сама. Пятьдесят здешних холостяков на одну незамужнюю женщину — это ли не причина?

— О, Эгги! С твоей стороны это было бы сказочно, если б ты и вправду осталась здесь! — воскликнула Грейс. — Иметь верного друга на расстоянии меньше чем в пятьсот миль — это очень много!

— Теперь, я думаю, у тебя появится целая масса верных друзей, — ответила Эгги. — И каждый сделает для тебя все на свете и еще будет не удовлетворен.

Слова Эгги оказались правдой. На Грейс обрушился целый поток телеграмм, в которых выражалась искренняя признательность. Они шли со всего залива. Похоже, Грейс и впрямь стала чем-то вроде местной королевы.

Она лежала на кровати, усыпанная благодарственными посланиями и душистыми цветами, чувствовала возвращение жизненных сил и… размышляла. В этой крохотной уютной комнатке она была отрезана от реальной жизни и поэтому получила возможность бесстрастно осмыслить всю свою жизнь с тех пор, как она встретилась с Брюсом. Она думала и вспоминала спокойно, как будто листала книгу чьей-то чужой жизни. Когда ее думы подошли к настоящему, в памяти на первый план вышел Гордон. Он терпеливо выхаживал ее, сидел сутками возле кровати, он страстно желал и делал все, что мог, чтобы она выжила. Ее внезапно захлестнула волна жаркой любви к этому человеку. Он мог быть сильным и одновременно нежным. Он будет любить ее, заботиться о ней до конца жизни. Она понимала, что не станет отныне колебаться. Она имела мужество честно признаться себе в том, что с Брюсом все кончено. Она стояла на пороге новой жизни, и нужен был только легкий толчок, который заставил бы ее вступить в эту жизнь.

— О чем задумалась? — спросил вошедший Гордон, увидев ее стоящей у окна.

— Странно, — проговорила она, поворачиваясь к нему. — Прежде чем мы встретились, я уже любила в своей жизни двоих мужчин. Один обращался со мной как с королевой, но был связан условностями. Другой ничего на свете не боялся и не признавал никаких правил. Мне кажется, ты сочетаешь в себе качества обоих в более мягком варианте.

Он ничего на это не ответил, а только наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.