Оружие Вёльвы
Читать книгу "Оружие Вёльвы"
* * *
Полночь застала Эйрика и его норну на Конунговых Курганах. Затих Ховгорд, только убывающая луна заступила в дозор и обшаривала серебряным копьем воды Озера, будто искала злоумышленников. На вершине одного из трех древних курганов был выложен из камня небольшой очаг – сюда часто приходили ночами те, кому требовался совет мертвых, – и Эйрик разжег там огонь.
Рядом из земли выступал довольно широкий плоский камень – на нем расстилали белое полотно, если гадали по рунам. Встав на колени возле камня, Снефрид с одной стороны положила нож, с другой поставила небольшую расписную чашу – подарок Рандвера, – куда было налито немного меда, а между ними – свое веретено с янтарным прясленем. Потом она бросила на горящие угли конопляного семени, сушеного ясенца и лаванды. Когда над углями стал подниматься душистый дым, она заговорила:
Правду мне поведай, норна,
Что спрошу я, отвечай.
Пламя волн взамен дарю я,
Лед ладони принимай.
Сына конунга получишь,
Что отважней в мире нет,
Земли все его в придачу,
Если верный дашь ответ.
Приоткрой мне правду, Дева,
И ни словом не солги,
Иль в огонь тебя я брошу,
В жарком пламени гори!
Она взяла веретено за середину и крутанула. Острый конец описал полукруг по камню, потом немного вернулся и замер, указывая на чашу.
Спе-диса посоветовала мир.
Снефрид подняла глаза на Эйрика и кивнула ему:
– Выпей с нею.
Эйрик взял чашку, почти потерявшуюся в его ладони, отпил немного и вылил остаток на угли. Мед зашипел, взлетая белым паром. Мысленно Эйрик пытался увидеть свою спе-дису – он знал, что она обликом как молодая Хравнхильд, хотя никогда не видел лица своей первой вирд-коны. Он сам и был тем сыном конунга, которого Снефрид обещала ей в награду, а будут ли у него земли – это они и хотели узнать. Можно было принять предложения Олава и надеяться, что в будущем удастся получить весь Свеаланд законным и мирным путем. Сейчас Эйрик имел достаточно силы, чтобы просто захватить его, но понимал: если он выберет этот путь, ему предстоят еще годы войны со своими же подданными, ему придется истребить своих последних кровных родичей… А главное, как он сам сказал Снефрид, глупо враждовать с Бьёрном Молодым, когда тот оставит свое наследство сыну Альрека.
Вот и она… Выходит из мрака и пахучего дыма трав – рослая, стройная молодая женщина. Эйрик видит продолговатое лицо, струящиеся темно-русые волосы… Лицо у нее приятное, приветливое, и от взгляда ее больших синих глаз начинает сладко биться сердце.
«Нет нужды длить раздоры, Эйрик, – говорит она. – Твой брат пролил кровь в этой борьбе, Один принял жертву и повелел прекратить вражду. Там, где ключ подойдет к замку, удача пребудет с тобой. Ты станешь конунгом, у тебя будут большие богатые владения и многочисленное потомство…»
Эйрик вдруг очнулся; показалось, что он заснул и спал очень долго, но Снефрид смотрела на него спокойно – она не заметила, что он побывал где-то далеко. Небольшая чаша с зелеными и черными ростками на розовато-буром поле так и была зажата в его широкой ладони.
– Я видел ее сейчас…
– Видел? – Снефрид широко раскрыла глаза.
– Вот как тебя. Она сказала, что я стану конунгом, у меня будут большие владения и потомство. Что Один принял в жертву кровь Альрека и взамен дарует мне мир.
Эйрик снял серебряное кольцо с гривны, которую носил на груди, и положил в затухающие угли. Дису нужно вознаградить.
Обратную дорогу к Кунгсгорду они молчали, и только в усадьбе, в спальном чулане, Эйрик вдруг сказал:
– Что-то я забыл.
– Что ты забыл? – Снефрид, убирая в ларь мешок с бубном, обернулась.
– Да если б я помнил. Что-то еще она сказала… Под самый конец.
– Может, она сказала, что теперь, когда твои дела улажены, ты больше не нуждаешься во мне? – Снефрид села на лежанку. – Это чудо, что ты сам увидел спе-дису, но и очень хорошо. Она явилась тебе самому, а это значит, что мне больше не нужно быть при тебе. Лето не бесконечно. Я хотела бы отправиться в Гарды, если ты мне поможешь. Думаю, теперь я уже могу это сделать без ущерба для тебя.
Эйрик поднял глаза и устремил на нее пристальный взор.
– А ты не передумала? – сказал он то, чего она отчасти ждала. – Может, останешься?
– О, Эйрик… – Когда это на самом деле прозвучало, Снефрид растерялась.
Она понимала, что Эйрик предпочел бы оставить ее при себе – и как конунг, и как мужчина. Но в ней самой по-прежнему сильно было убеждение, что ей пора в дорогу. Для Эйрика она уже сделала все, что могла, настало время позаботиться об Ульваре.
– Послушай! – Эйрик подался к ней и взял ее руку. – Глупо все бросать, когда все наладилось!
– Но я же тебе говорила – я должна отыскать моего мужа…
– Да никакой муж в Утгарде не даст тебе дом лучше этого! И сам он… не верю, что тебе с ним было лучше, чем со мной.
– Нет, не было, – Снефрид улыбнулась и подавила вздох.
Пожалуй, как муж даже бедняга Рандвер оказался бы лучше Ульвара. Надежнее уж точно.
– Ну так оставайся. – Эйрик сжал ее руку. – Я женюсь на тебе, – заверил он, как будто это все решало.
– Олав верно сказал, что ты должен жениться, но не на мне. – Снефрид мягко покачала головой. – Они все убеждены, что я – могущественная чародейка, изменяющая свой облик со старого на молодой. Если ты объявишь меня своей женой, они будут думать, что я заколдовала тебя, подчинила твою волю и стану творить зло. Как та женщина, которая зачаровала Харальда норвежского, еще пока он ходил немытый и косматый. Говорят, от любви к ней он забывал все свои дела, а когда она через несколько лет умерла, он помешался от горя, три года не давал ее хоронить, а когда тело все же стронули с места, из него полезли змеи и жабы…
– Фу! – Эйрик скривился.
– К несчастью, ее тоже звали Снефрид! И люди скажут, что я – это опять она, которая ожила и явилась теперь зачаровать и подчинить тебя!
– Да что за ётуновы бредни!
– Почти никто не знает, откуда я взялась, мой род мало известен, и из родни у меня больше нет ни одного человека – я ничем не лучше хюльдры, которую поймают в лесу, немного отмоют и берут замуж. Олав верно сказал – люди редко утруждаются поисками истины и верят в то, о чем приятнее рассказывать. Женитьба на мне тебе очень помешает.
– Мне плевать. Ты же не думаешь, что после всего я смогу променять тебя на какую-нибудь лупоглазую Сигню, пусть она самого лучшего рода в Уппсале!
– Эйрик… но ты же не любишь меня, – сказал Снефрид, сомневаясь, что он поймет.
Эйрик подумал.
– Я не знаю, о чем ты, – честно сказал он. – Но есть кое-что поважнее – я тебе доверяю.
– Эйрик, я не властна собой распоряжаться! – Снефрид выдохнула. – Хравнхильд той последней осенью сделала мне пророчество, я тогда приняла его за проклятье. Она вовсе не желала мне зла, но она услышала… мою судьбу. Она сказала, что я буду бежать до самого края Утгарда и мой путь закончится только там, где замок встретится с ключом…
– Что? – Эйрик перебил ее, нахмурившись.
– Где замок встретится с ключом.
– Какой замок? – Он пытался уловить мелькающее воспоминание, но оно не давалось.
– Не знаю. Я не виновата в этом, но я должна исполнить… – Снефрид запнулась, не желая рассказывать ему про ларец. – Мне не будет счастья, если я не исполню волю норн. Ведь где-то у меня есть и своя норна. Ты знаешь лучше меня, что нельзя шутить с волей богов. Но и я теперь, благодаря тебе, знаю, что нельзя уклоняться с пути. Теперь я слишком ясно слышу богов, чтобы пренебречь их волей! Но я не забуду тебя и буду делать все, чтобы ты был удачлив и счастлив. И… – она вздохнула, пытаясь высказать то, чего он все равно не оценит: – Я точно знаю: настанет время, и ты поймешь, о чем я говорила. Мне сказала твоя спе-диса.
– О чем ты говорила?
Снефрид посмотрела в его недоумевающие глаза. Незачем предрекать ему любовь, которая где-то ждет и его. Сейчас он сочтет это глупостью. А когда сможет понять – объяснять не понадобится.
– Я прошу, отпусти меня. А я уж позабочусь, чтобы наши нити оказались счастливыми.
Когда они уже лежали в темноте и Снефрид почти засыпала, Эйрик вдруг сказал:
– Я буду по тебе скучать…