Оружие Вёльвы

Послесловие автора

Содержание этого романа требует множества пояснений. Задуманный как роман-путешествие, он в итоге вылился в роман по большей части о бытовой магии и частично мифологии эпохи викингов, поэтому имеет смысл рассказать, что здесь взято из источников, а что из моей фантазии.

Во-первых, сейд и женская магия. Тема эта чрезвычайно обширна и активно изучается учеными разных стран. В источниках присутствует множество терминов, относящихся к колдовству и колдунам. Меня наиболее интересовала та часть женской магии, которая связана с прядением и хорошо известна как на древнегерманском, так и на древнеславянском материале. Среди археологических находок имеются так называемые «жезлы вёльвы», отлитые из бронзы в подражание форме веретена, и один из них даже найден в погребении на Руси, в Смоленской области. Известны они и в виде миниатюрных жезлов, носимых на кольце, как подвеска, сразу по несколько штук, в качестве амулетов. Встречаются и другие женские подвески, которые носились в ожерелье, отлитые как миниатюрные копии культовых предметов: жезл вёльвы, сидение вёльвы (как маленький стульчик со спинкой) и жертвенная чаша. Можно предположить, что эти подвески носились женщинами, обладавшими сакральным статусом – предсказательницами и жрицами. Весьма возможно, что из этого жезла и родилась идея волшебной палочки фей, а феи тесно связаны с идеей прядения (старуха с ее острым веретеном из сказки про спящую красавицу).

О том, как осуществлялась «магия нити», имеются подробные описания в сагах. Перескажу одну из сюжетных линий «Саги о названных братьях», интересной сразу в нескольких отношениях.

У одной вдовы, по имени Грима, была дочь по имени Тордис. И повадился к ним ходить в гости один неблагонадежный молодой человек, Тормод. «Тормод стал часто приходить в Теснину и подолгу беседовать с Тордис, дочерью Гримы, и от этого пошел слух, что он, наверное, одурачит ее»[40]. («Одурачит» здесь означает «соблазнит»). После этого Грима вызывает Тормода на разговор и говорит ему: если хочешь жениться, женись, а если нет, то перестань к нам ходить и не отпугивай других женихов. Поначалу Тормод послушался, но зимой ему стало скучно и он возобновил свои походы к Тордис, и отвадить его разговорами не удалось.

Во-первых, мы тут видим описание «флирта», то есть общения между молодыми людьми без намерения заключить брак (жениться Тормод отказался, хоть и признавал, что лучше Тордис ему жены не найти). Трудно сказать, была ли там влюбленность или одни нечестные намерения, но то, что история продолжалась много месяцев, указывает, как мне кажется, скорее на первое. А это говорит о том, что любовь как таковая в раннем средневековье существовала, только не осознавалась людьми в романтическом ключе, как ее сейчас понимаем мы.

Тогда Грима решила принять более решительные меры и подговорила своего раба, Кольбака, напасть на Тормода. Перед этим она обмотала его между двумя рубашками нитью, а потом «Она ощупала его всего руками, а также – его одежду». Благодаря этому во время схватки оружие Тормода не причиняло Кольбаку вреда: от меча было так же мало толку, как от китового уса, «ибо Кольбак был столь укреплен напевами Гримы, что оружие его не брало». О том, чтобы Грима что-то пела, обматывая Кольбака нитью, ничего не сказано, но очевидно, что напевы, а также, может быть, ощупывание было способом наложения защитных чар, а нить – их носителем.

Тормод остался жив, но был ранен, и назавтра его сторонники приехали мстить. «Грима поместила Кольбака посреди скамьи и возложила руки ему на голову». Хутор обыскивают, но Кольбака не находят, его не видит даже человек, который сидит прямо напротив – «ведь Грима накрыла того невидимым шлемом, чтобы люди не могли приметить его». При этом нападение на Тормода она объясняет ревностью: дескать, «Кольбак вообразил себя хахалем Тордис», что опять же подразумевает любовное влечение без намерения брака, поскольку Кольбак, будучи рабом, Тордис не ровня.

После этого Грима посадила Кольбака на корабль и «стала поминать их в древней песне, которую заучила смолоду», чем вызвала попутный ветер.

Эта история интересна тем, что в рамках одного небольшого сюжета мы видим сразу три вида бытовой магии: оберегающие чары, отвод глаз, управление стихиями. Творились эти чары при помощи нити и напевов.

В «Саге о людях с Песчаного берега» есть похожие мотивы: женщина чарами скрывает от чужих глаз своего сына, который просто сидит рядом с ней, а она в это время, что важно, мотает пряжу. При следующих визитах недругов они видят вместо ее сына борова или козла.

История «малой вёльвы» по имени Торбьерг, которая, сидя на помосте, общалась с духами, в то время как девушка-помощница пела особую песнь, призывающую их, довольно хорошо известна, и ее не стоит пересказывать целиком. Ее рассматривают как пример шаманизма, когда сейд-кона получает сведения и предсказания от посещающих ее духов, вызванных при помощи особого обряда.

Известной практикой было «сидение на кургане»: маг заворачивался с головой в шкуру или плащ и ложился на курган, чтобы услышать советы мертвецов. Хотя это, как и всякое общение с мертвыми, было опасно для вопрошающего. Любопытно, что именно таким способом, после долгой медитации под плащом, было принято решение о мирной христианизации Исландии. «А когда все разошлись по шатрам, Торгейр лег на землю и укрыл голову шкурой и лежал так весь день и всю ночь, и так же долго – на следующий день… А на следующий день Торгейр поднялся и стал созывать всех к Скале Закона. А когда все собрались, он сказал, что ему кажется, что будет худо, «если у нас в стране не будет для всех один и тот же закон», и попросил не доводить до этого, сказал, что от этого произойдут только стычки и войны, и страна придет в запустение». («Сага о крещении Исландии», перевод Ольги Маркеловой). Надо полагать, имеющиеся перспективы ему открыли духи.

Несколько сложнее вопрос о личном магическом покровительстве. В древнегерманской мифологии известно несколько классов женских духов: богини, норны, валькирии, дисы. Функции их часто смешиваются (возможно, так получилось ко времени записи источников, но скорее они не были четко разграничены изначально); в целом норны отвечают больше за судьбу и дату смерти, дисы – за рождение и жизнь. Как считается, дисы изначально были обожествленными прародительнциами, и культ дис – остатки матриархата. С появлением одинической религии священные праматери заняли подчиненное положение. Предметом культа были предки по женской линии, и логично, что и передавались его традиции тоже по женской линии.

Также логично, что дисам как праматерям приписывалась задача защиты вождя, а также посредничества между людьми и богами. Среди них выделялась особая категория – спе-дисы. Это личная диса, приставленная к герою от рождения, нечто вроде ангела-хранителя (это не то, что хамингья, то есть родовая удача, и не то, что фюльгья, дух-двойник, видимо, одна из частей души, уходящая незадолго до смерти и о ней предупреждающая). Спе-диса – это та добрая фея-крестная, которая вам покровительствует при жизни. Она может являться в сновидениях, делать предсказания и предупреждать об опасности. Причем эта диса может выступать в роли возлюбленной героя, даже становиться его женой. И та пара «диса+вождь», у которой случается прочный любовный союз, может возрождать заново, в виде уже новых людей.

«Сага о Вёльсунгах» рассказывает о Сигмунде:

…он весь день идет прямо на вражескую дружину, и никто не знает, чем кончится бой между ними. Много там летало дротов и стрел, и так помогали ему вещие его дисы, что не был он ранен, и неведомо, сколько людей пало от него, и были у него обе руки в крови по самые плечи. (Перевод Б. И. Ярхо)

«Сага об Асмунде Убийце Воителей»

Асмунду приснилось, что над ним стояли женщины с боевым оружием и говорили: «Что это у тебя такой испуганный вид? Тебе предназначено предводительствовать другими, а ты боишься одиннадцати мужей. Мы твои дисы-покровительницы, и мы должны защитить тебя от тех людей, которые враждуют с герцогами, и от тех, которые борются против тебя». (Перевод И. Г. Матюшиной)

Здесь «вещие дисы» и «дисы-покровительницы» обозначаются именно словом «spádísir».

В эту систему я внесла дополнение: придумала понятие «вирд-кона», то есть «женщина судьбы, судьбоносица», которая является земным аналогом небесной спе-дисы и посредником между нею и ее подопечным, героем-вождем. В древности был хорошо известен обычай, когда люди (представители жречества или правящей семьи) в обрядах исполняли роли богов. Таким образом, совершенно мифологический персонаж (спе-диса) был выведен из реального действия в область сновидений, а непосредственное влияние на действие осталось в руках персонажей-людей, и тем самым градус фентезийности был снижен до сколько-то приемлемого. Все-таки цикл «Свенельд» задумывался как реально-исторический, но здесь мы встречаемся с трудностью, которая преследует меня с самого начала моего творчества и многих авторов вроде меня. Многие писатели-историки сходятся во мнении, что невозможно реалистично описать эпоху, которая верила в магию и богов, исключив магию и богов из области реального. Мир средневекового человека включал все это в состав реальности, и если мы их исключим как «суеверия» или «языческие заблуждения», мы серьезно нарушим достоверность эпохи и психологию ее людей. «Магия Гримы» должна работать, раз уж ее современники верили, что у мудрого человека она работает.

Берсерки – один из главных символов эпохи викингов, и написано о них столько, что углубляться в это здесь ни к чему. Отмечу, что мы рассматриваем это явление не как психическое расстройство (хотя это бывало), и не как «грибов нажраться» (хотя скорее употреблялась мазь с беленой, чем мухоморы), а как управляемый адреналиновый взрыв, позволяющий на короткое время повысить выносливость и силу, а главное, быстроту реакции, что в условиях боя на холодном оружии было решающе важно. А этому, вероятно, можно обучать людей с соответствующими природными задатками, чтобы поставить эти задатки под контроль и сделать их носителя приемлемым членом общества. Возможно, этими практиками занимались наследники «мужских союзов» – весьма архаичного явления, которое лучше описано у других народов (античность, иранцы, Индия), но в скандинавском материале тоже встречается в виде осколков. И вполне вероятно, что эти союзы и практики находились под покровительством Одина, бога того света и одновременно «духа воина», так как мужские воинские союзы мыслились находящимися не только за гранью мирной жизни, но и за пределами мира живых. «Боевая ярость» берсерков – это не что иное как одержимость Одином, входящим в души людей, которые посвятили себя ему.

«Жены берсерков» упоминаются в «Песни о Харбарде» как противницы Тора, которых он убивал. Возможно, Тор употреблял это выражение в фигуральном смысле, имея в виду просто ведьм (дескать, ведьмы и берсерки – одного поля ягоды), но, возможно, женщины и принимали какое-то участие в посвятительных обрядах. И есть еще такой момент: в славянском ареале известен обряд передачи силы от старого колдуна к молодому, когда молодой должен был сесть на колени к наставнику. Как пишут исследователи, это посажение на колени имитировало половой акт, то есть передача силы осуществлялась, по идее, путем сексуального контакта. Если вспомнить, что шаманы нередко имели сексуальные отношения со своими духами-покровителями, то это не покажется удивительным.