Король Теней

Глава пятидесятая

— Наши наниматели, — сказал мужчина в белом парике с длинным узким носом и подбородком в форме лопаты, — весьма раздражены отсутствием у вас прогресса. — Он говорил по-итальянски, с акцентом аристократа высокого происхождения, и был одет в серый костюм, жилет винного цвета и белый галстук, подобающий членам королевской семьи. — Они хотят немедленных результатов.

— Господин... господа, — сказал худощавый маленький человек в темно-коричневом залатанном халате. Он также говорил по-итальянски и старался донести свою мысль не только до человека в парике, но и до широкоплечего джентльмена, стоявшего позади него. — Я уверяю вас, я делаю все, что в моих силах. Но это… требует времени.

— Время, — последовал жесткий ответ, — это то, чем наши наниматели не располагают. Меня просили уведомить вас, что вам предоставлена одна неделя, чтобы завершить ваши работы и удовлетворить их интерес. Если вы не справитесь с этим… запросом, то… что ж… — Он быстро взглянул на второго мужчину, а затем его маленькие темные глаза вернулись к человеку в халате. — Вы понимаете, что эта процедура имеет жизненно важное значение для наших нанимателей? Это вопрос… я бы сказал, это вопрос безопасности. Но если вы не оправдаете ожиданий до того момента, как вам будут выплачены деньги… я просто оставлю вашему воображению додумать последствия.

— У вас ведь живое воображение? — спросил второй мужчина.

— Да… живое… очень живое.

— Тогда мы понимаем друг друга. — Говоривший достал из жилета серебряные карманные часы, чтобы проверить время. — У нас есть другие дела. Спокойной вам ночи.

— Спокойной ночи, господин... господа.

Второй мужчина открыл дверь, и та заскрипела на петлях. За каменной дорожкой их ждала богато украшенная карета, на каждом углу которой горели масляные лампы. На облучке сидел кучер в униформе.

— Ах да, Бьянки! — сказал первый мужчина, останавливаясь вместе со вторым в дверях. — Наши наниматели доставят груз утром. Вы просили крапиву, панцирь черепахи, внутренности совы и кладбищенскую грязь?

— Да, все так, господин. Но… простите, простите… я был попросил, чтобы кладбищенская грязь была черной со свежей могилы, которой нет и двух дней.

— Это было отмечено. Если возникнут какие-то проблемы, обсудите их с посыльным.

— Да, господин, конечно, господин.

Второй мужчина придержал дверь для первого, и когда тот зашагал прочь в своих начищенных черных ботинках, он с насмешкой посмотрел на Бьянки и сказал:

— И вы называете себя колдуном!

Затем дверь закрылась, мужчины ушли, а Бьянки устроился в плетеном кресле и сделал несколько глубоких вдохов.

Нужно дышать, чтобы успокоить нервы.

Но рассиживаться слишком долго было нельзя. Работу нужно было сделать как можно скорее, ведь она жизненно важна для этих людей и их нанимателей. Живое воображение подсказывало, что будет, если он не справится.

Бьянки поднялся со стула, сделал паузу, достаточную для того, чтобы налить себе деревянную чашку вина из одуванчиков собственного приготовления и взболтать ее, а затем взял свою грязную лампу и подошел к люку в полу в другом конце комнаты. Он открыл крышку и спустился по маленькой лестнице, которую сделал для него местный плотник Альфредо. Альфредо видел так плохо, что мог считаться полуслепым, но, казалось, у его рук были глаза.

В комнате с каменными стенами внизу Бьянки принялся зажигать все свечи, окружавшие комнату. На полках в желтом свете поблескивали бутылочки с ингредиентами: зернами, семенами, ногтями, сушеными светлячками, ядом медузы, болиголовом и тому подобным.

Затем Бьянки приготовил ручку, сделанную из кости пальца, и разгладил лист пергамента, который он положил на потертый от времени дубовый стол перед сидящим рядом мумифицированным трупом.

Он придвинул лампу поближе и сел в кресло рядом с высохшим телом мастера-колдуна Сенны Саластре, теперь облаченного в темно-синюю мантию с красным поясом вокруг сморщенной шеи, поскольку при жизни Саластре считал этот цвет одной из основных энергий жизни. Он написал много книг — известных только сведущим людям и спрятанных, дабы не навлечь гнев церкви — о ремесле магии, об искусстве создавать заклинания из того, что может предложить природа, об общении с мертвыми, ангелами и демонами, и Бьянки знал все это потому что Саластре был его учителем вплоть до безвременной кончины мастера в возрасте девяноста четырех лет.

Сейчас он выглядел почти так же, как в последние годы жизни за исключением иссохшей и темной, как древесная кора, кожи. Теперь на его мумифицированном лице блестели стеклянные глаза.

Нужно приступать к делу. И, возможно, сегодня… сегодня найдется ответ. На этот раз он должен найтись! — подумал Бьянки.

На столе вместе с письменными принадлежностями стояли керамические чашки с различными сочетаниями органических материалов, которые Бьянки смешивал вместе и произносил их названия нараспев, чтобы извлечь их силу. Он поджег их, подождал, пока пары окрепнут и поплывут по комнате, достигая отверстия, на месте которого раньше был нос учителя.

Затем Бьянки взял перо, окунул его в лужицу собственной крови, положил левую руку Саластре — осторожно, очень осторожно, он уже отломал мизинец — поверх правой и занес перо над пергаментом.

— Мастер, — прошептал Бьянки, его дыхание заставляло голубой дым шевелиться вялыми вихрями. — Мастер, я прошу вас выслушать вашего покорного слугу. Это я, ваш верный Нерио. Я говорю с вами через время и пространство. Я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой, потому что у вашего покорного слуги...

Живое воображение, — хотел сказать он, но промолчал.

— Ваш покорный слуга слушает с надеждой. Дышите глубже, мой учитель. Вдохните поглубже в стране мертвых, и пробудитесь на мгновение в промежуточном мире, чтобы услышать вопрос своего покорного слуги.

Пришло время задать вопрос, ответ на который был важнее всего.

— Где зеркало?

Клубился дым. Высохший труп сидел неподвижно, его кривой беззубый рот почти злобно смотрел на смиренного слугу.

Нерио Бьянки снова повторил литанию.

И еще раз.

Голос начал звучать устало: энергия иссякала.

— Я молю вас, учитель, — прошептал он. — Зеркало, которое вы помогли создать Киро Валериани. Проход. Ваше величайшее творение, мастер. Я прошу вас ответить... где зеркало?

Бьянки охватил трепет. Его сердце подпрыгнуло.

По его коже побежали мурашки.

Он желал этого и надеялся на это, молился и делал подношения демонам, но он был совершенно не готов к тому, чтобы почувствовать движение руки поверх своей... лишь малейшее движение, но достаточное, чтобы направить его кисть.

Бьянки позволил кончику пера коснуться пергамента и сам написал любимым цветом мастера. Продвижение было медленным, ползучим, но на листе появилось одно-единственное слово.

Вскоре Бьянки почувствовал, что рука мастера больше не направляет его, и он с большой радостью посмотрел в стеклянные глаза, сиявшие в свете лампы. Следом Бьянки опустил взгляд на слово. Это были неровные каракули, последняя часть которых выцвела, потому что перо почти испустило дух из-за отсутствия чернил.

Leviatano.

Левиафан.

Бьянки откинулся на спинку стула. Что бы это могло значить? Конечно, это была подсказка. Загадочный ключ к местонахождению заколдованного зеркала, которое вызывало демонов из глубин подземного мира. Величайшее творение мастера, созданное в сотрудничестве с Киро Валериани.

Левиафан.

Это означало что-то важное. Что-то жизненно важное. Что это было? Место? Человек? Объект?

Наши наниматели… — сказал мужчина. Бьянки знал, что это были за люди, и знал также, что не нужно обладать живым воображением, чтобы понять, что они — самые жестокие убийцы, которых когда-либо видел мир.

И они хотели зеркало.

Левиафан.

Что это значит?

Бьянки устал. Пришло время выпить еще один бокал вина из одуванчиков. Возможно, два. Определенно, два. Он все еще дрожал от пережитого, но теперь у него был ответ. Хвала сатане, у него был ответ.

— Мы попробуем еще раз завтра, — сказал Бьянки и, прежде чем задуть свечи и покинуть зал, поцеловал Сенну Саластре в сухую, похожую на шелуху щеку.